Эптон Синклер - Столица
Херувим пояснила Монтагю, что этот секретный язык, основанный на перестановке букв, изобрела Бэби и что Олли и Берти просто из кожи вон лезут, чтобы найти к нему ключ, но у них ничего не получается.
Обед затянулся до позднего вечера. Бокалы то и дело опорожнялись и, как по волшебству, наполнялись вновь. Смех звучал все громче, то там, то здесь слышались обрывки песен, женщины свободно откинулись на спинки кресел. Какой-то красивый мальчик, сидевший напротив Монтэгю, глядел на него сонными глазами. Он то закрывал, то снова открывал глаза, но каждый раз все медленнее. Лакеи, такие же бесстрастные, как и раньше, бесшумно сновали вокруг стола. Казалось, никто из присутствующих и не замечал их. Но Монтэгю невольно за ними наблюдал и спрашивал себя, что они думают обо всем происходящем.
Наконец гости поднялись, да и то лишь потому, что любители бриджа начали готовиться к игре. Остальные устроились перед камином, курили и болтали. Дома у Монтэгю перед охотой все укладывались пораньше спать и вставали с рассветом; но здесь дичь, видимо, была в изобилии и охотникам не о чем было заботиться, кроме собственного комфорта.
Карточная игра происходила в «оружейном» зале со сводчатым потолком. Монтэгю оглядел стоявшие по стенам стеклянные шкафы с огнестрельным охотничьим оружием всех видов. Вспомнив, что предлагал взять сюда свое ружье, он почувствовал неприятный укол уязвленного самолюбия.
Монтэгю подошел к группе гостей в углу и, оставаясь в тени, стал изучать Билли Прайс, разговор которой так его озадачил. Билли, дочь банкира, оказалась страстной любительницей лошадей. Это была настоящая амазонка, которой владела единственная страсть — тщеславие. Наблюдая за тем, как она сидит в этой компании, курит папиросы, пьет виски с содовой водой и равнодушно слушает рискованные анекдоты, нетрудно было составить о ней дурное мнение. Но в сущности Билли была чем-то вроде мраморной статуи, и мужчины, вместо того чтобы в нее влюбляться, смотрели на нее как на поверенную своих тайн, делились с ней своими неудачами, искали ее сочувствия и совета.
Все это рассказала Монтэгю молодая особа, которая через некоторое время подошла и уселась с ним рядом.
— Меня зовут Бетти Уимен,— сказала она,— и мы с вами должны быть друзьями, потому что Олли — мой партнер.
Монтэгю ничего не оставалось, как принять ее предложение; у него не было времени даже обдумать, что подразумевала она под словом «партнер». Бетти была сияющим молодостью миниатюрным существом. На ней было темно-красное платье из какой-то полупрозрачной мягкой ткани, в волосах красная роза, на щеках играл живой румянец. Яркая и быстрая, как бабочка, она была полна причуд и порывов, в глазах ее мелькали озорные огоньки, а на прелестных, ярких, как вишня, губах играла лукавая улыбка. Странный аромат, исходивший от воздушного платья, окончательно околдовал намеченную жертву.
— У меня рекомендательное письмо к мистеру Уимену в Нью-Йорке,— сказал Монтэгю,— может быть, это какой-нибудь из ваших родственников?
— А кто он? Председатель железнодорожного правления?— спросила она; и когда Монтэгю ответил утвердительно, она прошептала с притворным благоговением:— Да ведь это железнодорожный король! Он богат... богат, как царь Соломон, и ужасный человек — он ест людей прямо живьем!
— Да,— сказал Монтэгю,— должно быть, это он.
— Отлично,— сказала Бетти,— он удостоил меня чести быть моим дедом; но я не советую вам являться к нему с вашим рекомендательным письмом.
— Почему же? — удивился Монтэгю.
— Потому что он вас непременно съест. Он терпеть не может Олли.
— Неужели! — воскликнул Монтэгю.
— А разве Олли ничего не говорил обо мне? — удивилась Бетти.
— Нет,— сказал Монтэгю.— Думаю, что он решил предоставить это вам самой.
— Чудесно! Совсем как в сказке. Вы читали когда-нибудь сказки? Жила-была принцесса, самая прекрасная! Понимаете?
— Да,— сказал он,— и в волосах у нее была красная роза,
— И жил был юный придворный,— продолжала девушка,— очень красивый и веселый. И они полюбили друг друга. Но противный старик король потребовал, чтобы его дочь ждала, пока он не покорит всех своих врагов и не выберет ей в женихи какого-нибудь принца, а может быть, просто людоеда, который опустошал его землю,— вы понимаете?
— Отлично понимаю,— сказал он,— и тогда прекрасная принцесса зачахла от тоски.
— Мм! Нет,— сказала Бетти, надув губки,— но ей приходилось очень много танцевать, чтобы совсем не оставалось времени думать о себе.
Но тут же она засмеялась:
— Боже мой, кажется мы впадаем в поэзию!— И затем, внимательно поглядев на него, добавила:
— А знаете, ведь я побаивалась говорить с вами. Олли считает, что вы ужасно серьезный. Это правда?
— Не знаю,— начал Монтэгю, но она, смеясь, перебила:
— Вчера за обедом мы говорили о вас. Нам подали сбитые сливки такими смешными загогулинками, и Олли сказал: «Вот если бы здесь был мой брат Аллен, он бы непременно подумал о человеке, который приготовил эти сливки, и о том, сколько у него ушло на это времени, и что лучше бы он почитал вместо этого «Жизнь в простоте». Правда?
— Ну, это уже из области литературной критики,— сказал Монтэгю.
— О, я совсем не хочу говорить о литературе! — воскликнула она.
В сущности она вообще хотела только одного: подметить его слабые места, чтобы при случае можно было его подразнить.
Монтэгю вовремя заметил, что прелестная мисс Элизабет принадлежит к разновидности весьма колючих роз и, пожалуй, больше похожа не на бабочку, а на ярко расцвеченную осу с хищными повадками.
— Олли говорил, что вы намереваетесь поселиться в нижней части города и работать,— продолжала она,—-по-моему, это очень глупо. Гораздо приятней жить хотя бы в таком подобии замка, как этот, и веселиться.
— Возможно,— сказал он,— но у меня нет никакого замка.
— Вы могли бы его получить,—отвечала Бетти,—вот побудете здесь некоторое время, и мы женим вас на какой-нибудь милой девушке. Увидите, все они будут у ваших ног, у вас восхитительно мягкий тембр голоса и романтически волнующая внешность. (Монтэгю тут же решил про себя выяснить, является ли в Нью-Йорке общепринятым говорить такие вещи прямо в лицо.)
Тем временем Бетти в раздумье оглядывала его.
— Нет, знаете, девушек вы, пожалуй, отпугнете. В вас будут влюбляться замужние женщины. Зато с ними только держись!
— Мне говорил уже об этом мой портной,— рассмеявшись, сказал Монтэгю.
— Можно и еще быстрей обзавестись состоянием,— сказала она,— только, по-моему, для роли домашнего кота вы не подходите.
— Как вы сказали?! — воскликнул Монтэгю; мисс Бетти засмеялась:
— Так вы не знаете? Боже, какая очаровательная наивность! Пусть лучше Олли вам объяснит.
Разговор коснулся жаргона, и Монтэгю в неожиданном порыве откровенности попросил Бетти объяснить загадочную фразу, произнесенную мисс Прайс.
— Она сказала обо мне: когда я возьму повод покороче, то смекну, что она идет не тем аллюром.
— Ах, вот что,— улыбнулась мисс Уимен.— Она просто хотела сказать, что когда вы ее узнаете поближе, вы разочаруетесь в ней. Теперь она подхватывает все ипподромные жаргонные словечки. С этим уже ничего не поделаешь. А в прошлом году она побывала в Англии и притащила оттуда весь английский жаргон. Так что теперь даже нам трудно ее понять.
Затем Бетти перешла к беглой характеристике присутствующих. Монтэгю был поражен, как бесцеремонно в Нью-Йорке люди судят друг о друге.
В сущности здесь редко занимались чем-нибудь другим, и никого не беспокоило, если тот, о ком сплетничали, был из вашей же компании, пользовался вашим, а вы его гостеприимством; развлечение состояло в том, что вы рассказывали о нем самые нелестные, унизительные, просто ужасные вещи.
Вот, например, бедняга Клэрри Мэйсон: он сидел за бриджем, бледный, взгляд его был лихорадочно-напряженным. Клэрри постоянно проигрывал, и это ранило его в самое сердце, хотя у него и был «запасец» в десять миллионов долларов. Но ведь Клэрри по целым дням оплакивал своего похищенного брата.
Разве Монтэгю не слыхал о похищении? Правда, газеты называли это женитьбой, но в действительности это было самое настоящее похищение. Бедный брат Клэрри Мэйсона, Лэрри Мэйсон, был добрым слабовольным созданием, и вот его утащило страшное чудовище почти втрое больше его и с таким характером... О! нет слов, чтобы описать этот характер! Она была раньше актрисой, а теперь захватила Лэрри в свои когти и строит огромный замок, чтобы держать его там, ибо у Лэрри — увы! — тоже имеется «запасец» в десять миллионов долларов.
Или вот Берти Стьювесент, красивый, обаятельный, тот самый юноша, который сидел за обедом напротив Монтэгю. Отец Берти заправлял какими-то делами, связанными с углем, и никто не знает, сколько миллионов он оставил ему в наследство. Берти любит повеселиться. На прошлой неделе он пригласил всех на форелей. Вообразите: форели в ноябре. Потеха! Кто-то сказал ему, что форели вкусны, только когда их поймаешь сам, и Берти решил, что ему необходимо наловить их самому.
