Эрвин Штриттматтер - Чудодей
Станислаус пришел домой только под вечер. Кроме графа, никаких лис он не видел. Граф и девица много дней занимали его мысли. Что за привычки у этих богатых!
Графиня тоже прослышала о чудесах Станислауса с птицами и прочих его удивительных свойствах. Разве не имела она права лицом к лицу встретиться с мальчуганом, о котором столько говорят в ее владениях? Она приказала, чтобы чудо-мальчик явился в замок. В воскресенье после обеда он должен был явиться на аудиенцию, и никаких разговоров! Это было незадолго до Пасхи и до конфирмации Станислауса. Папа Густав начистил ботинки Станислаусу — чтоб сверкали, как у солдата. Но он не мог счистить заплатки с его коротких штанов; не мог он и стереть веснушки с его лица.
— Ах, черт, вот жалость, что еще не готов костюм для конфирмации! Лучше бы знать заранее, что пойдешь к таким важным особам!
Станислаус предстал перед ее сиятельством графиней. От волнения он весь дрожал. И из носа начало капать. Он забыл, что для встречи с господами мать сунула ему в карман штанов носовой платок. Графиня достала сигарету. Он утер нос рукавом. Графиня указала ему на кожаное кресло. Он сел на подлокотник. Разве мог он как какой-нибудь бездельник развалиться в мягком кресле перед этой похожей на фею дамой? И что вообще хочет от него это белое существо? Когда деревенские мальчишки спустили воду в графском пруду и ловили там руками карпов, его среди них не было.
Графиня закурила сигарету, уселась на диван, закинув ногу на ногу и в ожидании покачивая туфелькой. В углу в золотом кольце качалась розово-красная птица. А что, Станислаус и впрямь летал в своей воздушной карете в Бразилию или в другую далекую страну? Птица долбала клювом золотую цепочку, которой за правую лапку была прикована к кольцу. А не приручить ли Станислаусу и эту бразильскую птицу и тем самым продемонстрировать свои птичьи чудеса?
Графиня предложила мальчику сигарету. Станислаус не стал долго раздумывать. Мать строго-настрого наказала ему, чтобы он не вздумал отказываться, если в графском доме ему поднесут что-нибудь ценное. Уж она-то знала обычаи барских домов. Станислаус зажал сигарету потрескавшимися губами и подошел вплотную к графине. Важная дама с отвращением отпрянула. Графиня позвонила. Появилась горничная. Графиня что-то шепнула ей. Девушка оглядела Станислауса.
— У него нет спичек, ваше сиятельство. Он хотел просто прикурить.
Графиня облегченно рассмеялась.
Горничная дала Станислаусу прикурить и при этом ущипнула его за руку. Графиня откинулась на спинку дивана:
— Говорят, вы творите чудеса, молодой человек, как же это?
— Да очень просто.
У Станислауса весь рот был полон слюной. Такой горький табак! И куда бы сплюнуть?!
Графиня острым красным кончиком языка сняла табачинку с нижней губы.
— Вы ощущаете дремлющие в вас силы?
— Сперва я должен узнать, что птица жрет, и тогда уж я ее приручу! Это очень красивая птица, она небось не червяков ест, а кроличье жаркое.
Брови графини дрогнули.
— Речь не об этой птице. Я спрашиваю вас: вы представляете себе зрительно то, что предсказываете?
— Я обычно все выдумываю, а потом уж так получается.
Графиня выдохнула дым вертикально вверх.
— Пребываете ли вы в состоянии галлюцинации, когда говорите о вещах, которые еще не могут быть известны?
— Нет, я не пребываю в состоянии аллилуйи. На Пасху меня конфирмуют.
Графиня прищурила один глаз и выпустила дым прямо в попугая.
— Мрачная погода, — сказал какаду.
Бледная дама поднялась и обошла гостиную.
— А можете ли вы здесь, сейчас проявить свои способности?
Станислаус пожал плечами.
— Можете вы, к примеру, сказать, где в эту минуту находится граф?
— О-о-он? Что он делает? Лежит в постели.
Горничную послали осторожненько узнать, где граф. Станислаус побледнел. Сигарета не пошла ему впрок. Он выкинул ее в открытое окно и схватился рукой за горло. Графиня подвинула к нему вазу с заморскими фруктами:
— Не угодно ли?
Станислаус взял самый большой апельсин и впился зубами в красно-желтую кожуру. Ему хотелось поскорее заглушить вкус сигареты. Наконец он очистил апельсин и съел. Графиня смотрела на все это, как городские жители смотрят на кормление обезьян в зоологическом саду. Наконец вернулась горничная:
— Их сиятельство лежат и читают охотничью газету.
Графиня опять покачала ногой. Голубой помпон на ее домашней туфельке казался огромной бабочкой.
— Интересно! Нет, я не из любопытства спрашиваю, но, может, вы знаете и то, какой дорогой граф ходит на охоту. Как вы понимаете, мне-то это известно, но таким образом можно проверить, что вы об этом знаете.
Станислаус еще раз утер нос рукавом и начал:
— Он идет вниз по аллее парка, за стеной парка он отыскивает жердину и с ее помощью перепрыгивает через овражек, ведь там нет мостика. Потом пробирается сквозь кусты и там…
— А потом? — Графиня выпускала дым изо рта уже клубами.
Станислаус повел головой в сторону горничной:
— Пусть только она выйдет.
Графиня отослала девушку, а сама на всякий случай встала так, чтобы сразу дотянуться до звонка. Как знать, ведь он совсем дикарь, этот мальчик. Он так впился в кожуру апельсина…
— Ну? — с пугающим дружелюбием в голосе спросила она.
— Альма все разболтает и осрамит вас, — сказал Станислаус.
Глаза графини стали круглыми, как пятидесятипфенниговые монеты.
Станислаус рассказал про графа и гувернантку у лисьей норы:
— Они немножко разделись, но налетели комары, и они опять оделись. Воспитательница все время боялась рыжих муравьев.
Теперь побледнела графиня, но, в отличие от Станислауса, не сигарета была тому причиной. Это уж не просто болтовня. Ее слегка качнуло, когда она потянулась к звонку. Альма вывела Станислауса из дому.
— Ты ей что-нибудь плохое предсказал?
— А ты и рада!
Дома старики сидели и ждали его.
— Тебя, конечно, щедро одарили и оценили по достоинству, да? — Густав даже погладил сына по голове.
— Одна вонючая сигарета и один сладкий лимон!
Хороши подарки! Станислаус даже вывернул карманы в знак того, что этим все и ограничилось. И пошел в сад свистать своих птиц.
Через два часа явился лакей из замка:
— Госпожа требует Станислауса, живо, живо!
Густав буквально вытолкал за дверь упирающегося мальчишку.
— Теперь уж она тебя наградит как подобает таким людям.
На сей раз графиня возлежала на диване. Горничная ходила на цыпочках.
— Ты ей болезнь, что ли, напророчил? — Девушка похлопала Станислауса по плечу и отпрянула, как будто ее током ударило: — В тебе что, провода высокого напряжения, что ли?
— Не мели ерунды! — сказал Станислаус. — Я что, должен забрать птицу и приручить ее для вас?
Графиня заговорила слабым голосом. Она явно плакала.
— Я лежу здесь, и в некотором роде я в ваших руках, молодой человек.
Станислаус глянул на свои руки — потрескавшиеся, с въевшейся в трещины грязью.
— Вы не посмеете меня разочаровать! Мне нужны доказательства. Вы понимаете, может быть, вам уже ведомо, когда граф опять…
Станислаус вытянул нитку из своих заштопанных штанов.
— Вам надо быть начеку!
— А вы мне этого не скажете?
— Как я могу это знать, но носовой платок еще лежит там.
— Какой носовой платок?
— Шелковая тряпочка этой фройлейн. Он лежит возле лисьей норы. Он достался лисе. Но лиса его выкинула. Очень вонял духами.
Графиня поднялась. Она сжала маленькие кулачки и залилась краской гнева. Возможно, она не так уж больна, как хочет показать. Станислаус был рад, что графиня не прикована из-за него к постели. А вдруг она в родстве с королевой бабочек, которую так давно ищет Станислаус? У пчел же есть королева, почему бы не быть королеве и у бабочек? Под конец эта белая дама провела его по своим владениям и в благодарность за то, что он рассказал ей о графе, посвятила его в великие тайны мира бабочек.
Крохотная ручка дамы юркнула в шкатулку, точно белая мышь. И выскользнула назад с денежной купюрой.
— Очень, очень вам благодарна, вы ведь придете, если я велю вас позвать, правда?
— Если все будет нормально.
Густав уставился на деньги. Это была купюра достоинством в миллион марок. Станислаус положил ее на кухонный стол. Старик даже понюхал ее:
— Должно быть, графине понравилось то, что наш мальчик ей напророчил.
— Тут хватит на восемь фунтов хлеба, — презрительно сказала Лена.
11
Дети Бюднеров разлетаются кто куда, Станислауса конфирмуют, и он делает вид, что убивает отцовских кур.
Дом Бюднеров был теперь тихим, как улей после роения. С тех пор как Эльзбет стала служить в городе, из дома словно вторая матка с роем вылетела. Старшие дети Бюднеров разлетелись кто куда один за другим из Визенталя в широкий мир.
