Синклер Льюис - Главная улица
Она убежала из дому.
С серьезным видом рассматривала она каждый перекресток, каждую уличную тумбу или валявшиеся на дороге грабли. Каждый дом поглощал все ее внимание. Чем все это станет для нее? Каким будет казаться через полгода? В какие из этих домов она будет приглашена к обеду? Кто из этих прохожих, отличающихся пока друг от друга лишь прической и платьем, станет ее добрым знакомым или ненавистным противником, равно неповторимым среди всех людей на свете?
Достигнув небольшого торгового квартала, она заметила широкоплечего бакалейщика в люстриновом пиджаке, нагнувшегося над яблоками и сельдереем, разложенными на покатом лотке перед его лавкой. Придется ли ей когда-нибудь разговаривать с ним? Что он скажет, если она вдруг остановится и заявит: «Я миссис Кенникот. Надеюсь, я когда-нибудь смогу сказать вам, что груда крайне сомнительных тыкв в качестве витрины не слишком-то радует мой взгляд!»
Бакалейщик был мистер Фредерик Луделмайер, торгующий на углу Главной улицы и Линкольн-авеню. Полагая, что только она занимается наблюдениями, Кэрол ошиблась. Она привыкла к равнодушию больших городов. Она воображала, что скользит по улицам невидимкой. Но как только она прошла мимо, мистер Луделмайер пыхтя влетел в лавку и захрипел, обращаясь к своей продавщице:
— Я только что видел какую-то молодую женщину, она вышла из-за угла. Голову ставлю, что это жена доктора Кенникота. Бабенка ничего себе, красивые ноги, но платье дикое, никакого фасона! Интересно, станет она платить наличными? Как бы она не начала покупать у Хоулснда и Гулда… Куда вы дели объявление насчет овсяных хлопьев?
IIЗа тридцать две минуты Кэрол обошла весь город с востока на запад и с севера на юг. В полном отчаянии она остановилась на углу Главной улицы и Вашингтон — авеню.
Главная улица с двухэтажными кирпичными лавками и полутораэтажными деревянными жилыми домами, залитая грязью от одного бетонного тротуара до другого, загроможденная автомобилями и конными фургонами, была слишком мала, чтобы надолго задержать ее внимание. Широкие, прямые, точно надрезы, поперечные улицы открывались с обоих концов во всеобъемлющую прерию. Мир вокруг был пуст и огромен. Железный каркас ветряка на ферме в северном конце Главной улицы торчал, как остов дохлой коровы. Кэрол подумала о приближении северной зимы, когда эти незащищенные домики, наверное, приткнутся друг к другу в ужасе перед яростью бурь, которые обрушатся на город из окружающей пустыни. Бурые домишки были так малы и слабы! Убежища для воробьев, но не жилища для веселых людей с горячей кровью.
Кэрол говорила себе, что листва вдоль улиц — роскошное зрелище. Клены стояли оранжевые, дубы — густо-малиновые. Чувствовалось, что за лужайками заботливо ухаживали. Но толку от этого было мало. В лучшем случае деревья напоминали уже поредевшую лесную вырубку. Не было парка, на котором мог бы отдохнуть глаз, а так как главным городом округа был не Гофер-Прери, а Уэкамин, не было и здания суда с обычными цветниками вокруг.
Кэрол заглянула в засиженные мухами окна самого роскошного местного здания — гостиницы «Миннимеши — хауз». единственного дома, в котором находили приют приезжие и по которому они судили о прелестях и богатстве Гофер-Прери. Это было обветшалое длинное трехэтажное строение, сколоченное из желтых досок, с углами, обшитыми сероватыми сосновыми панелями, которые должны были изображать собой каменные плиты. В вестибюле можно было разглядеть грязный голый пол, ряд рахитичных стульев, расставленные между ними медные плевательницы и конторку, стеклянная стенка которой была испещрена матовыми буквами объявлений. Примыкавшая к вестибюлю столовая пестрела перепачканными скатертями и бутылочками с приправами.
Больше она не смотрела на «Минимеши-хауз».
Мужчина без пиджака, с розовыми резинками на рукавах, в воротничке, но без галстука, отчаянно зевая, перешел через дорогу от аптекарского магазина Дайера к гостинице. Он прислонился к стене, почесался, потом вздохнул и кислым тоном заговорил с каким-то развалившимся в кресле человеком. По улице прогромыхал зеленый фургон, нагруженный огромными катушками колючей проволоки. Автомобиль, дав задний ход, стрелял так, будто его вот-вот разорвет на куски; потом он затарахтел прочь. Из греческой кондитерской доносилось потрескивание жаровни и маслянистый запах земляных орехов.
Никаких других признаков жизни не было.
Кэрол захотелось бежать, укрыться от этой наступающей прерии в надежном убежище большого города. Ее мечты о создании красивого городка были просто смешны. Она чувствовала, как от каждой мрачной стены исходил тяжелый, мертвящий дух, которого ей не победить.
Она прошла по одной стороне улицы и вернулась по другой, заглядывая в переулки. Предпринятое ею обследование Главной улицы было закончено. За десять минут она успела увидеть душу не только городка, именуемого Гофер-Прери, но и десяти тысяч других, от Олбени до Сан-Диего.
Аптекарский магазин Дайера помещался в угловом здании, сложенном из правильных и потому неправдоподобных глыб искусственного камня. Внутри засаленная мраморная стойка, на ней сифоны с сельтерской водой и электрическая лампа с мозаичным красно-желто-зеленым абажуром. Разворошенные груды зубных щеток, гребенок и пакетиков с порошком для бритья. Полки с коробками мыла, костяными кольцами для младенцев, садовыми семенами и патентованными средствами в желтой упаковке: снадобья от чахотки, от «женских болезней» — вредные смеси из опиума и алкоголя, и это в том самом магазине, куда ее муж направлял с рецептами своих пациентов!
Над окном второго этажа вывеска, золотым по черному: «У. П. Кенникот, терапевт и хирург».
Небольшой деревянный кинематограф под поэтическим названием «Дворец роз». Афиши рекламировали фильм «Любовь толстяка».
Бакалейная лавка Хоуленда и Гулда. В витрине черные, переспелые бананы и латук, а на них спящий кот. Полки застланы красной жатой бумагой, теперь уже выцветшей, рваной, с кругами пятен. На стене второго этажа вывески лож: «Рыцари пифий», «Маккавеи», «Лесовики», «Масоны».
Мясная лавка Даля и Олсена, от которой разит кровью.
В окне ювелира женские часы-браслетки, с виду похожие на оловянные. Перед лавкой, на краю тротуара, огромные грубые часы, которые не идут.
Наполненная жужжанием мух пивная со сверкающей золотой вывеской. Ряд других пивных на протяжении одного квартала. От них идет запах прокисшего пива, доносятся хриплые голоса, слышится ломаная немецкая речь, сальные куплеты — порок расслабленный, вялый и скучный; «утонченность» лагеря золотоискателей без его удач. А перед пивными фермерши поджидают в своих тележках, пока их мужья не напьются и не будут готовы для отправки домой.
Табачная лавка под названием «Курительный дом» битком набита молодыми людьми, играющими в кости на папиросы. Вороха журналов и картинки с толстыми жеманными проститутками в полосатых купальных костюмах.
Магазин готового платья. В окне башмаки с бульдожьими носами и костюмы — нескладные и словно поношенные, хотя только что сшиты. Манекены, на которых они болтаются, похожи на трупы с подкрашенными щеками.
Галантерейный магазин Хэйдока и Саймонса — самый большой магазин в городе. В первом этаже огромные и чистые стекла, оправленные в медь. Второй этаж облицован красивыми кирпичиками. В одной витрине превосходные мужские костюмы и тут же разложены воротнички из цветного пике с лиловыми маргаритками на шафранном фоне. Свежесть и явная забота о благообразии и удобстве. Хэйдок и Саймоне… Хэйдок… Какой-то Хэйдок встречал ее на станции — Гарри Хэйдок, подвижный человек лет тридцати пяти. Теперь он казался ей великим и чуть ли не святым. В его магазине было чисто!
Универсальный магазин Эксела Эгге, обслуживающий фермеров скандинавского происхождения. В узком и темноватом окне лежат вороха реденького сатина и дрянного драпа, парусиновые башмаки, рассчитанные на женщин с толстыми щиколотками, серые стальные и красные стеклянные пуговицы на кусках обкромсанного картона, тканьевое одеяло; могучая, словно из гранита, сковорода, покоящаяся на выгоревшей шелковой блузке.
Скобяная лавка Сэма Кларка. Сразу видно, что здесь имеют дело с металлом. Ружья, маслобойки, гвозди в бочонках и великолепные сверкающие кухонные ножи.
Ателье мебели Честера Дэшуэя. Хмурый, сонный ряд тяжелых дубовых качалок с кожаными сиденьями.
Закусочная Билли. Толстые кружки без ручек на прилавке, покрытом мокрой клеенкой. Густой запах лука, чадный дух от подгоревшего свиного сала. В дверях молодой человек громко сосет зубочистку.
Склад скупщика молока и картошки. Кислый запах фермы.
Гараж Форда и гараж Бьюика, деловитые одноэтажные кирпичные постройки, одна против другой. Старые и новые автомобили на почерневших от масла бетонных полах. Рекламы шин. Гул испытываемого мотора. Бьющая по нервам трескотня выхлопов. Угрюмые молодые люди в комбинезонах цвета хаки. Эти гаражи — средоточие жизненной энергии и предприимчивости города.
