Пэлем Вудхауз - Том 7. Дядя Динамит и другие

— Ни в коей мере.

— В конце концов, что такое красота?

— Сердце, вот что главное.

— Именно, именно.

— А у него оно — во-от такое. Прямо стадион. А, Гарроуэй! Ну, как там?

— Он дома.

— Ура, ура, ура! Нет, мало — ура-а-а! Какой он?

— Вроде бы спал.

— Нет, в каком настроении? Не сердится? Можно к нему лезть?

— Ну!

— Тогда — к телефону!

Голова еще не унялась, но сердце пело от радости. Он не знал, что его поступки породят печаль и тревогу, особенно — у четы Уэджей; он не был прозорливым.

Глава 2

Замок, о котором мы упоминали в первой главе, расположен в графстве Шропшир, на южных откосах Бландингской долины. Возник он в середине XV века, когда английские лорды не знали, в какой день и час кто-нибудь начнет осаду, а потому укрепляли, как могли, свои семейные гнезда. Серый, тяжелый, величавый, со множеством бойниц и башен, замок ласкал глаз. Типтон Плимсол, не очень склонный к поэзии, и тот впал в лирику, завидев его, и воскликнул «Однако!». Журналы публикуют фотографии замка, парка, сада, тисовой аллеи и прочих достопримечательностей. Иногда в объектив попадает и Кларенс, девятый граф Эмсвортский, похожий на представителя слабоумной семьи, поскольку он небрежен в одежде, а перед камерой открывает рот.

Через несколько дней после того, как Типтон Плимсол и Уилфрид Олсоп угодили в лапы закона, красоту старого замка усугубила весомая прелесть Биджа. Дворецкий стоял у парадного входа, глядя на груженный багажом автомобиль и поджидая хозяев. Высокородный Галахад и его племянница Вероника ехали в Лондон, встречать графа.

Как многие его коллеги, Себастьян Бидж был корпулентен. Юлий Цезарь, любивший окружать себя толстыми людьми, его бы приметил. Никто бы не подумал, что лет сорок назад он выиграл велосипедные гонки, а на этой самой неделе обошел в метании дротиков таких мастеров, как Робинсон-младший, владевший местным такси, и аптекарь Булстрод.

Вскоре по ступенькам спустился юркий, проворный человек лет пятидесяти с лишним — Галахад Трипвуд, недооцененный сестрами, высоко ценимый всем сообществом слуг.

Из семейства, возглавляемого графом, прославился только он. Да, граф получил первую премию за тыкву, а его свинья Императрица побеждала три года подряд; но нельзя сказать, что сам он играл особую роль в общественной жизни. Другое дело — Галли. Сейчас он в той, в иной ли мере был, скажем так, в отставке, но еще недавно блистал и сверкал на лондонском небосклоне. Мир сцены, бегов и ресторанов по праву гордился им. Букмекеры, мошенники, продавцы рыбного студня затруднились бы сказать вам, кто такой Эйнштейн, но Галахада знали прекрасно.

С Биджем он поздоровался в высшей степени сердечно. Они понимали и почитали друг друга с нежного возраста, лет с сорока.

— Привет, Бидж. Какое утро!

— Превосходное, сэр.

Галли остро взглянул на него. Нижний подбородок подрагивал, лицо налилось лиловой краской.

— В чем дело? — осведомился он. — Вы чуть не плачете. Дворецкий скрыл бы свою печаль от кого угодно, кроме

Галли. Горничные, самые мелкие букмекеры — все изливали ему душу, искали поддержки.

— Меня тяжко оскорбили, мистер Галахад.

— Да? Кто же посмел или, точнее, осмелился?

— Такой молодой, а говорит такие слова…

— Неужели Уилфрид?

— Нет, что вы, сэр! Мистер Хаксли.

— А, вон что! Пренеприятное созданье. Хотя мать с ним носится… Поистине, о вкусах не спорят. Что же он сказал?

— Ему неприятна моя внешность, сэр.

— Видимо, очень разборчив.

— Вероятно, сэр. Он сравнил меня с Императрицей. По его мнению, я толще.

Галли не улыбнулся.

— Мало ли что он скажет! Дразнится, и все. Надеюсь, вы окатили его презрением.

— Боюсь, я чуть не дал ему в ухо, мистер Галахад.

— Принесло бы большую пользу, но матери бы — не понравилось. А вообще, плюньте вы на него. Спору нет, вы солидны. Если бы вас выудили из Темзы, газеты бы написали: «… упитанный мужчина средних лет», но что с того? Я вам скорее завидую. Интересно, почему все стыдятся полноты?.. Вот, послушайте. Говорил я вам про Чета Типтона?

— Не припомню, сэр.

— Дядя нашего Типпи. Мы приняли его в «Пеликан». А надо сказать, он был неимоверно толст и решил купить такой пояс, резиновый набрюшник. Затянулся, еле дышит, собирается в клуб, но тут пришел приятель. Поболтали, то-се, и этот Джордж, Джек или Джимми говорит: «Пухнешь и пухнешь! Знаешь что, Чет, купи-ка ты пояс». Теперь он умер, мало осталось пеликанов… Багаж в машине?

— Да, мистер Галахад.

— Что ж, едем. Я хочу покормить Кларенса там, в городе. Который час?

Бидж вынул серебряные часы, которыми его наградили за победу на давешнем турнире. Он очень любил их и не мог взглянуть на них без восторга.

— Ровно десять, мистер Галахад.

— Поторопите-ка эту Ви. А, вот и она! Нет, Сэнди.

Девушка, спускавшаяся по ступенькам, была исключительно приятна на вид. Стан ее был строен, носик — выше всякой критики, волосы отливали тем рыжим блеском, который так нравился Тициану. Но для ценителя красоты все это несколько портили очки в роговой оправе, прикрывавшие пол-лица; и Галли гадал, почему она их надела. Прошлый раз их не было, хотя она могла просто спрятать их в сумочку.

— Привет, Сэнди, — сказал он.

Они были старые друзья, еще с тех пор, когда Александра Каллендер служила у покойного Типтона. Именно он, Галахад, пригласил ее секретарем к отсутствующему брату, надеясь, что тот об этом не узнает. Кларенс, граф Эмсвортский, недолюбливал секретарей.

— Какая-то вы пыльная, — заметил он. — Катались в пыли?

— Убирала у лорда Эмсворта.

— Бедняга!

— Я?

— Он. Не любит, когда убирают.

— Там же страшный беспорядок.

— А вот его он любит. Так уютней. Вижу, вы потрудились. Поневоле вспомнишь шапку из какой-то газеты. Праведный Труд Разгребает Груды Грязи. Дело ваше, вы вроде не жалуетесь.

— Ну, конечно! Мне очень хорошо. Галли, можно, я вам дам посылочку? Вы ее только отправьте.

— С удовольствием.

— Спасибо, — отвечала Сэнди и вернулась в дом. Галли задумчиво смотрел ей вслед, думая о том, что, судя по манере, ей не так уж хорошо. Это ему не нравилось.

При Чете Типтоне она всегда была рада посмеяться, а Бландингский замок явно вогнал ее в уныние. Видимо, что-то ее мучает. Он посмотрел на посылку. Там стоял адрес: «Лондон, 3–1 Хэлси-корт, Хэлси-чэмберс, кв. 4. С. Дж. Бэгшоту».

— Странно, — заметил он. — Фамилия редкая. Неужели она как-то связана с моим другом Хоботом? Вы помните Хобота, Бидж?

— К сожалению, нет, мистер Галахад. Он не гостил у нас в замке.

— И то верно. Мы с ним виделись в Лондоне и в его усадьбе, недалеко от Пентворта. Занимательная личность. Каждый год страховал свою жизнь на сто фунтов, а когда врачи его осмотрят, говорил, что передумал. Бесплатная медицинская помощь.

— Очень умно, мистер Галахад.

— А то как же? Один из лучших умов «Пеликана». Может быть, это его сын? У него был, помню, Сэмюэл Галахад. Интересно, почему это Сэнди посылает ему бандероли? Подозрительно! На ощупь…

Он рассуждал бы и дальше, но его прервали. На верхней ступеньке появилось волшебное видение — белокурая девушка такой красоты, что самый толстокожий матрос присвистнул бы. Природа одарила Веронику ровно тем количеством разума, какое уместится в пузырьке, но в остальном — не поскупилась, и мы не удивимся, что Типтон Плимсол говорил о ней с дрожью в голосе.

С нею была ее мать, леди Гермиона, из-за которой не свистнул бы и Дон Жуан. Только эта сестра лорда Эмсворта не поражала величавой красой. В хорошем настроении она походила на кухарку, довольную последним суфле, в плохом — на кухарку, заявляющую об уходе, и в том, и в другом — на кухарку с характером. Полковник Уэдж, ее муж, равно как и дочь, Вероника, беспрекословно ей подчинялись.

Заметив бандероль, она спросила:

— Что это у тебя, Галахад?

— Таинственная посылка, Сэнди просит отправить. Когда она только успевает что-то паковать? Разгребала завалы в кабинете. Бедный Кларенс!

— В каком смысле?

— Ты же знаешь, он не любит прилежных секретарей. Они его мучают. Не дают уклониться от ответственности.

— Мам-ма, — спросила Вероника, — что такое «уклониться»?

Обычно леди Гермиона с терпением отвечала на такие вопросы, но сейчас — не ответила. Зато сказала:

— И прекрасно. Должен кто-то напомнить! Сам по себе он даже на письма не ответит.

Перед Галли сверкнул ослепительный свет.

— Простите, я сейчас, — сказал он и побежал в дом. Сестра смотрела на него, поджав губы. Меньше всего он нравился ей, когда скакал, как горошина на раскаленном совке.

Сэнди была в кабинете. Когда ворвался Галли, она удивленно подняла голову.