Франс Бенгстон - Викинги

— Потому что,— пояснили они,— мы, вирды, с древних времен очень чтим наших женщин, и не позволим соседям думать, что наших девушек можно по дешевке хватать в любом лесу.

Несколько человек высказали мнение, что наилучшим выходом для всех было бы устроить поединок с участием четырех заинтересованных лиц, они думали, что Аскман и Глум, несмотря на разницу в возрасте, смогут с честью выйти из этого поединка.

— Никто не скажет,— сказал Угге,— что похищен­ные женщины в чем-либо виноваты в данном случае, было бы плохим решением обрекать их на потерю либо отца, либо мужа.

— Если мы хотим принять по данному случаю единогласное решение,— сказал Олоф Синица,— нам надо сначала решить, имело место похищение женщин или нет. У меня уже есть мнение на этот счет, но я бы предпочел, чтобы сначала высказались старшие.

Угге сказал, что у него сомнений нет: произошед­шее надо считать похищением.

— Это — не оправдание, говорить, что женщины пошли с ними по своей воле,— сказал он,— потому что они это сделали только утром следующего дня, а к тому времени они уже провели с ними ночь. Это нам известно, поскольку было признано, что мужчины тащили жребий, чтобы определить, кому какая доста­нется. А любой разумный человек понимает, что мо­лодая женщина всегда готова пойти с человеком, с которым спала, особенно, если он у нее первый.

Соне довольно долго колебался, прежде чем объ­явить свое решение, но в конце концов сказал:

— Долг судьи — говорить правду, даже если она не на пользу его народу. Это — похищение, и не думаю, что кто-то станет отрицать это. Потому что, когда они выгнали из пещеры вдову, они тем самым силой отделили женщин от нее и лишили их ее защиты.

Многие из числа гоингов громко жаловались, когда услышали, как Соне это сказал, но никто не осмелился возразить, потому что он был хорошо известен своей мудростью.

— Ну вот, с этим хотя бы все согласны,— сказал Олоф Синица.— Я тоже считаю, что это — похище­ние. Согласившись с этим, мы должны также согла­ситься, что компенсация должна быть больше, чем обычный выкуп за невесту, который предлагает Гуд­мунд. Но нам все еще далеко до принятия взаимоу­довлетворяющего решения. Ведь как мы можем за­ставить стороны принять наше решение, если отцы не хотят принять, а мужья — заплатить двойной выкуп? Мое мнение таково, что если какая-либо из сторон и имеет право настаивать на своем требова­нии, то это — вирды.

До этого момента Орм молча сидел на своем месте, но тут он встал и спросил, какую сумму хотят полу­чить вирды, быками или шкурами, и сколько это будет в серебре.

Угге ответил, что жители Веренда испокон веков считали выкуп за невесту в шкурах: тридцать шесть шкур куницы за дочь доброго крестьянина в расцвете ее красоты, свежую, сильную и без дефектов. Шкуры должны быть хорошими, зимними, без отверстий от стрел. Или это должны быть тридцать бобровых шкур, также высшего качества. Приданного для невесты не требуется, кроме одежды и обуви, в которых она одета, а также новой льняной рубашки для первой брачной ночи, гребня, трех иголок с ушками и пары ножниц.

— Все это вместе,— продолжал он,— равняется восемнадцати дюжинам шкур куницы за два выкупа, или пятнадцати дюжинам бобровых шкур, если я правильно подсчитал. Это — большое количество, и посчитать его эквивалент в серебре — это задача для очень умелого счетовода.

Несколько выборных, опытных в счете, вызвались помочь ему, среди них и Токе, сын Серой Чайки, опытный в подсчетах шкур и серебра. После долгих подсчетов все они единодушно объявили, что двойной выкуп за двух девушек составляет семь с четвертью марок серебра, не больше, и не меньше.

— Чтобы получить такую ровную сумму,— объяс­нил Токе,— мы отбросили два пенса и три фартинга за рубашки, которые в данном случае не нужны.

Когда Гудмунд из Уваберга услышал про эту огромную сумму, он разразился бешеным хохотом.

— Нет, нет! — проревел он.— Я никогда не согла­шусь на такую сумму. Вы что, меня за сумасшедшего считаете? Пусть лучше дерутся, каков бы ни был результат, все равно это будет дешевле.

Из среды собравшихся раздались и другие голоса:

— Пусть дерутся!

Поднялся Орм и сказал, что ему пришла в голову одна мысль, которая, возможно, поможет им найти выход из этого положения, потому что сам он принад­лежал к числу тех, кому не хотелось бы, чтобы спор разрешался при помощи драки.

— Гудмунд прав,— сказал он,— когда говорит, что семь с четвертью марок серебра — это большая сумма, способная растревожить даже самого богатого человека. Из всех здесь присутствующих мало кто когда-нибудь держал в руках такую сумму, кроме тех, кто ходил викингами в страну франков или присутствовал, когда мой господин Аль-Мансур делил добычу, или получал золото от короля Этельреда Английского,или служил великому императору Миклагардскому. Но если взять третью часть этой суммы, то мы полу­чим две и одну третью часть марки, плюс еще одну двенадцатую часть, а если мы разделим эту третью часть на два, то получим одну и одну седьмую часть марки, плюс одну двадцать четвертую. Итак, нам было сказано, что Агне из Слевена и Слатте готовы запла­тить обычные выкупы за невесту. Это означает, что мы имеем две шестые от требуемой суммы. Мне под­умалось, что для родичей и соседей этих людей не будет позорным, если они предоставят такую же сум­му. Я знаю Гудмунда из Уваберга, и мне не хотелось бы думать, что он более жаден, чем остальные, а одна и одна седьмая часть марки, плюс одна двадцать чет­вертая,— это не такая сумма, которая может его разорить, даже если он заплатит ее всю целиком. Но я уверен, что и кроме него имеются желающие помочь Слатте, не сомневаюсь, что то же самое относится и к родичам Агне. Если они это сделают, у нас уже будет четыре шестых от общей суммы, и останется найти только одну треть. Что же касается последней части, я считаю, что среди наших двенадцати выборных есть такие, кто готов пожертвовать какой-либо суммой ради соседа и ради своего собственного доброго имени. Мне хотелось бы быть более богатым человеком, чем есть, тем не менее, я готов внести свою долю. И если найдутся еще три-четыре таких же, последняя треть суммы будет заплачена, и все это дело разрешится к всеобщему удовлетворению.

Когда Орм закончил говорить и сел на место, пред­ставители трех племен переглянулись, и было слыш­но, как некоторые из них что-то одобрительно шепта­ли. Первым высказался Соне Острый Глаз.

— Приятно слышать, что мудрость не совсем по­кинет пограничную страну, когда умрем мы с Угге,— сказал он.— Орм из Гоинга, несмотря на твою моло­дость, ты произнес мудрые слова. Я не только скажу, что твое предложение хорошее, но скажу также, что и сам готов вьшлатить часть от требуемой одной трети суммы. Это, возможно, удивит некоторых из вас, ведь все вы знаете, как много детей я должен содержать, но большая семья дает и определенные преимущества. Даже если я внесу четверть от требуемой одной трети, я смогу себе это позволить, потому что я соберу эти деньги с шестнадцати моих взрослых сыновей, кото­рые большую часть своего времени заняты тем, что бродят по лесу. Так что, если я возьму с каждого из них по две шкуры, я смогу заплатить свою долю, и еще несколько штук оставить себе. И я готов сделать это, чтобы помочь Агне из Слевена, потому что его мать была троюродной сестрой моей четвертой жены. Но пусть присутствующие не молчат, пусть все, кто же­лает присоединиться ко мне в этом деле, скажут об этом и таким образом приобретут уважение всего собрания.

Токе, сын Серой Чайки, сразу встал и сказал, что не в его привычках жадничать, когда другие проявля­ют щедрость.

— И я говорю это,— сказал он,— хотя я — всего-навсего торговец шкурами, с которого, увы, слишком часто с самого дерут три шкуры. У меня нет большого богатства, и вряд ли я когда-нибудь его приобрету, многие из сидящих здесь знают это, потому что полу­чают от меня хорошие деньги за низкокачественные шкуры. Но по крайней мере у меня есть столько, что я могу присоединиться к Орму и Соне и внести свою долю в это дело, так что, сколько дадут они, столько же дам и я.

Угге Молчаливый стал заикаться и запинаться, как всегда, когда что-то волновало его. Наконец, он сказал, что такое решение делает честь и гоингам, и вирдам, и что он сам готов внести столько же, сколько и те, кто говорил до него.

Два представителя гоингов, Черный Грим и Торкель Заячье Ухо, закричали тогда, что нельзя позво­лить вирдам перещеголять их в щедрости и что они тоже желают внести свою долю. А Олоф Синица ска­зал, что не видит причин, почему другим должна достаться вся слава, и что он поэтому дает вдвое больше остальных.

— И если хотите моего совета,— добавил он,— то собирайте взносы сразу же, потому что деньги выте­кают лучше всего, когда пламя дарения еще не угасло. Вот мой шлем, собирать будем в него. А ты, Токе, сын Серой Чайки, поскольку ты — торговец, будешь взве­шивать взнос каждого, чтобы все было правильно.