Весенние ливни - Владимир Борисович Карпов
— Ты, Юрочка, тоже закусывай! Закусывай!
Не столько тяготясь ролью хлебосольной хозяйки, сколько недовольная, что не может быть сама собой с сыном, все же не выдержала:
— Ну, повезло на испытаниях? А? Присвоили класс? Как сдавал?
— По-партизански,— ухмылялся Севка.
— Не понимаю, сынок.
— Они меня мучили, а я молчал.
— Неправда!
— Известно, неправда…
Но когда Юрий заговорил о Лёде, Татьяна Тимофеевна навострила уши, хотя для приличия и отвернулась — заинтересовалась салфеткой на буфете. Потом взяла ее в руки и принялась внимательно рассматривать: она считала мужчин мало искушенными в житейских делах, но все же не забывала принимать меры предосторожности.
— Я же не обещал жениться! — выкрикивал Юрий.— Не совращал ее! Разве я виноват? Я вообще ничего не обещал. На черта мне хомут на двадцатом году! У меня аспирантура, конструкторская работа впереди…
Он попробовал сунуть руку в карман пиджака — раз, другой, но не попал, и она безвольно повисла, как чужая.
3
Лёдя сидела в заднем ряду и почти ничего не слышала. Рядом были отец и Прокоп. Не желая обращать на себя внимания, она старалась не двигаться и думала, думала. Сердце ныло от тоскливо-брезгливого чувства.
То, чего она боялась, напомнило о себе. Ребенок, оказывается, уже жил в ней. Ребенок, брошенный отцом еще до того, как увидит свет. Нет, ни его, ни ее в обиду, конечно, не дадут. Отец, Прокоп, Кира, Евген защитят. Но и они, скорей всего, будут смотреть как на опозоренную неудачницу. Жизнь пойдет не так, как у всех, а некой кривой стежкой.
Неудачница! Это, может быть, больше всего оскорбляло и тогда, когда провалилась при поступлении в Политехнический. Было невыносимо при одной мыели: придут знакомые, начнут сочувствовать и как бы между прочим сообщат, что «Галя письмо прислала. Пишет — учится хорошо. Нравится ей Москва…» А теперь и того горше!
Доклад делал начальник участка. Говорил долго, как человек, у которого не было времени подумать, что сказать, и смотрел не на комсомольцев и гостей, а на Михала Шарупича, точно отчитывался перед ним. После песен и смеха перед собранием все это было особенно заметно. Докладчик сам понимал, что получается неважно, не хватает фактов, и потому искал спасения в том, что без меры хвалил всех, а затем неожиданно предложил присвоить бригаде Свирина звание коллектива коммунистического труда.
— Будем дружить с нашими славными воинами! — призывал он.— Будем учиться у них дисциплине! Будем расширять ряды ударников!
Услышав предложение начальника участка, Кира, которой поручили вести собрание, оживилась, и, хотя не нужно было никого успокаивать, радостно застучала карандашом по столу.
— Теперь давайте вы, товарищи! — попросила она.
Заскрипели скамейки.
— Начинай, Прокоп! У тебя интересней выйдет…
— Не такой уж и рай в нашем цеху. Крой, как есть.
— Но-но, не больно ты там! И прибедняться незачем.
— Ничего не попишешь, формовщики по салу и хлебу есть еще в наявности.
— Сколько малый конвейер вчера простоял? Почему?
— Гостей хоть не пугайте!
— А где механизация, которую обецанкой-цацанкой зовут?
— Кира! Приветствуем вашу бригаду! Мо-лод-цом!..
Лёдя любила такую словесную перепалку, после которой разгорались горячие споры. Что-то близкое, свое было во всем этом, и, слушая выкрики ребят, она немного приободрилась. Даже тревоги, сомнения показались чуть ли не фантастическими.
— Правда, Прокоп! Наша бригада золотая,— сказала она.
— Нет, пока еще серебряная,— отозвался тот, хотя видно было, что в душе тоже доволен. Ноздри его раздулись, начали вздрагивать. Нетерпеливо приподнявшись, он хлопнул по коленкам и всем корпусом подался вперед. Ему явно захотелось вмешаться в бучу, выступить.
— Неужели присвоят? — более уверенно обратилась к нему Лёдя.— Красные косынки наденем тогда с Кирой. Правда, Прокоп?
— Присвоить не присвоят, а поставить вопрос перед общим собранием имеют право,— почему-то сердито ответил он и нетерпеливым рывком вскинул руку.
Непонятное чувство заставило Лёдю оглянуться и чего-то поискать. Увидев, что на нее похабненько глазеет Севка, догадалась: это его взгляд потревожил ее. «Что ему нужно? Будто насмехается…» — опять на какой-то момент насторожилась она. Но заговорил Прокоп, и Лёдя старалась не глядеть туда, где сидели солдаты, стала слушать его.
С собрания она пошла с отцом.
Михал шагал тяжело, устало. Крутил головой, хмыкал, промолчал, когда Лёдя осторожно спросила:
— Вам что-нибудь не нравится, тятя?
Поровнявшись с парткомом, он взял ее, как девочку, за руку и свернул к крыльцу.
— Идем поговорим с Петром, дочка…
Димин ходил по кабинету и курил. Увидев Михала с Лёдей, он немного удивился, показал рукой на диван. После улицы, где под ногами чавкало и хлюпало, где дул сырой, пронзительно-холодный ветер, Лёде показалось здесь очень уютно.
— Мы со встречи, Петро,— растолковал Михал, не дожидаясь, пока Димин сядет.
— Митинговали?
— Почти. Хвалились достижениями, подводили итоги, агитировали себя и гостей.
— Ну что ж, у вас есть что показывать — вон какие королевы,— кивнул Димин на Лёдю.
— Решили ходатайствовать, чтобы бригаде Свирина присвоили звание. Если не зараз, то к Первому мая…
— Ну и правильно.
— Не знаю… Жить по-коммунистически — это не только честно работать…
Димин остановился, рывком повернулся к Михалу.
— Недавно ты говорил иначе.
— Сложное это дело, по-моему, Петро…
— Ты что и на собрании поднимал этот вопрос?
Михал потупился.
— Не хватило воли при гостях… — И сорвался: — Я ни к кому, конечно, кроме тебя, не пошел бы! Что делать? Спрятать все концы дома? А?.. Но ведь тут на днях сессия. И о молодежи вопрос стоит.
Бросив недокуренную папиросу в урну, Димин шагнул к Михалу и, склонив голову набок, недоверчиво уставился на него.
— Честное слово, не понимаю ничего, друже!
Лёдя захлебнулась воздухом, побледнела.
— А я понимаю, тятя… — сказала она, едва шевеля бескровными губами.— И если вы так считаете, я могу уйти из бригады. При чем тут остальные…
— Значит, это он про тебя? — опешил Димин.— В своем ли ты уме, Михале? — Но, увидев, что шутка рассердила того, попросил: — Расскажите тогда хоть толком…
Зазвонил телефон. Димин недовольно взглянул на него, опомнился и подошел к тумбочке.
— Я слушаю,— с досадой произнес он.— Кашин? Слушаю… Подожди, подожди. Зачем ты мне об этом?.. Сигнализируешь? Так это же у тебя в цехе. Что? Юбку не завяжешь? Какой ты, однако!.. Не все еще? В «Автозаводец» собираются
