Чарльз Диккенс - Крошка Доррит. Книга 1. Бедность
Если бы он был придворным, явившимся прямо из дворца, то и тогда миссис Плорниш не могла бы с большей гордостью водить его по подворью Разбитых сердец.
— Вот отец, — говорила она, представляя его соседу. — Отец скоро вернется к нам на житье. А ведь правда, он выглядит молодцом? А поет еще лучше прежнего; вы бы никогда не забыли его песню, если бы слышали, как он пел сейчас.
Что касается мистера Плорниша, то, соединившись с дочерью мистера Нэнди брачными узами, он присоединился и к ее символу веры и только удивлялся, как такой одаренный джентльмен не сделал карьеры. По зрелом размышлении он решил, что вся беда в том, что мистер Нэнди пренебрегал в молодости систематическим развитием своего музыкального гения. «Потому что, — рассуждал он, — с какой стати переплетать музыку, когда она сидит в вас самих? Так это обстоит, по моему разумению».
У дедушки Нэнди был покровитель, один-единственный покровитель, — покровитель, который относился к нему несколько свысока, точно оправдываясь перед удивленной публикой в том, что относится слишком запросто к этому старику, ввиду его бедности и простоты, но тем не менее с бесконечной добротой. Дедушка Нэнди несколько раз заходил в Маршальси навестить зятя во время его непродолжительного заключения и имел счастье заслужить расположение отца этого национального учреждения, — расположение, превратившееся с течением времени в покровительство.
Мистер Доррит принимал этого старика, как феодальный барон — своего вассала. Он отдавал приказание угостить его и напоить чаем, как будто тот явился из отдаленного округа, где вассалы находятся еще в первобытном состоянии. Кажется, случались минуты, когда он готов был поклясться, что этот старик — его верный, заслуженный подданный. Случайно упоминая о нем в разговоре, он называл его своим старым протеже. Он с каким-то особенным удовольствием принимал его, а когда старик уходил, распространялся о его дряхлости. Повидимому, его поражало, что бедняга еще скрипит кое-как. «В работном доме, сэр; ни комнаты, ни гостей, ни общественного положения. Жалкое существование!»
Был день рождения дедушки Нэнди, и его отпустили погулять. Он, впрочем, не упоминал о своем рожденье, а то бы, пожалуй, не пустили; таким старикам вовсе не следует родиться. Он, как всегда, приплелся в подворье Разбитых сердец, пообедал с зятем и дочкой и спел им Филлиду. Едва он кончил, явилась Крошка Доррит навестить их.
— Мисс Доррит! — сказала миссис Плорниш. — А у нас отец. Не правда ли, у него вид хоть куда? А как он пел!
Крошка Доррит подала ему руку, улыбнулась и заметила, что они давно не виделись.
— Да, обижают бедного отца, — сказала миссис Плорниш с вытянутым лицом, — не дают ему подышать чистым воздухом и развлечься как следует. Но он скоро вернется к нам на житье. Правда, отец?
— Да, душенька, надеюсь. Как только, с божьей помощью, дела поправятся.
Тут мистер Плорниш произнес речь, которую он всегда повторял слово в слово в подобных случаях:
— Джон Эдвард Нэнди, сэр, пока есть под этой самой крышей хоть крошка еды и хоть глоток питья, просим вас разделить их с нами. Пока есть под этой самой крышей хоть охапка дров и хоть плохонькая постель, просим вас разделить их с нами. А если, например, под этой самой крышей ничего не останется, мы и тогда попросим вас разделить с нами всё, как если бы оно было. Вот что я скажу вам по совести, без обмана, а коли так, то почему, например, вам не вернуться домой, когда мы вас просим, то почему, значит, не вернуться к нам?
На это вразумительное воззвание, которое мистер Плорниш произносил всегда так, как будто сочинил его с величайшим трудом (что, впрочем, и было в действительности), отец миссис Плорниш отвечал своим слабым голосом:
— Душевно благодарю тебя, Томас, я знаю, что у тебя хорошие намерения, за то и благодарю. Только никак это невозможно, Томас. Не такое теперь время, чтобы вырывать кусок у твоих детей, а оно и выйдет — вырывать кусок, что ты там ни говори и как ни называй, оно самое и выйдет; пока не наступят хорошие времена, и, даст бог, скоро наступят, до тех пор и думать нечего, нет, Томас, нет!
Миссис Плорниш, которая сидела, слегка отвернув голову, и держала в руках уголок передника, вмешалась в разговор и сказала Крошке Доррит, что отец собирался засвидетельствовать свое почтение мистеру Дорриту, если только его посещение не будет стеснительным.
— Я сейчас иду домой, и если он захочет пойти со мной, я охотно провожу… мне будет веселее идти с ним вместе, — поправилась Крошка Доррит, всегда внимательная к чувствам слабых.
— Слышишь, отец? — воскликнула миссис Плорниш. — Разве ты не молоденький кавалер… иди гулять с мисс Доррит! Дай я повяжу тебе галстук; лицом-то ты у меня и без того хоть куда.
С этой дочерней шуткой миссис Плорниш принарядила старика, нежно расцеловала его и, взяв больного ребенка на руки, тогда как здоровый ковылял за ней как умел, вышла на крылечко проводить своего маленького старичка, который поплелся под руку с Крошкой Доррит.
Они шли потихоньку. Крошка Доррит повела его через Айронбридж, усадила там отдохнуть, и они смотрели на реку, толковали о кораблях, и старичок рассказывал ей, что бы он стал делать, если бы у него был полный корабль золота (он нанял бы для Плорнишей и для себя прекрасную квартиру в Ти-Гарденс, где бы они дожили свой век припеваючи, имея собственного лакея), и этот день рожденья был для него истинным праздником. Они были уже в пяти минутах ходьбы от Маршальси, когда на углу улицы встретили Фанни, которая направлялась в новой шляпке на ту же самую пристань.
— Боже милостивый, Эми! — воскликнула эта юная леди. — Это еще что значит?
— Что такое, Фанни?
— Ну, признаюсь, я многому бы поверила о тебе, — отвечала юная леди, пылая негодованием, — но этого, этого я даже от тебя не могла бы ожидать!
— Фанни! — воскликнула Крошка Доррит, удивленная и обиженная.
— О, я знаю, что я Фанни, нечего повторять мое имя! Гулять по улицам среди бела дня под руку с нищим! — (Это последнее слово вылетело из ее уст, точно пуля из духового ружья.)
— О Фанни!
— Говорят тебе, я сама знаю, что я Фанни, этим ты меня не разжалобишь! Просто глазам не верю. Тот способ, которым ты решилась во что бы то ни стало нас опозорить, просто отвратителен. Дрянная девчонка!
— Неужели я позорю кого-нибудь, — возразила Крошка Доррит очень кротко, — тем, что забочусь о бедном старике?
— Да, сударыня, вы и сами должны знать это. Да вы и знаете как нельзя лучше, потому и делаете, что знаете. Ваше главное удовольствие — колоть глаза семье ее несчастиями. А другое ваше удовольствие — водиться с самой низкой компанией. Но если у вас нет чувства приличия, то у меня есть. С вашего позволения, я перейду на другую сторону улицы, чтобы не конфузить себя.
С этими словами она опрометью бросилась через улицу. Преступный старичок, который почтительно отошел на несколько шагов (Крошка Доррит выпустила его руку от удивления при внезапной атаке сестры) и стоял в виде мишени для толчков и окриков нетерпеливых прохожих, снова подошел к своей спутнице, несколько ошеломленный, и спросил:
— Надеюсь, что ничего не случилось с вашим почтенным батюшкой, мисс? Надеюсь, ничего не случилось с вашим почтенным семейством?
— Нет, нет! — отвечала Крошка Доррит. — Нет, не беспокойтесь. Дайте мне вашу руку, мистер Нэнди. Сейчас мы придем!
Возобновив прерванный разговор, они пришли наконец в сторожку, где застали мистера Чивери, который впустил их. Случайно Отец Маршальси направлялся к сторожке в ту самую минуту, когда они выходили из нее под руку. Увидев их, он обнаружил все признаки крайнего волнения и расстройства и, не обращая внимания на дедушку Нэнди (который отвесил поклон и стоял со шляпой в руках, как всегда делал в его всемилостивейшем присутствии), повернулся к ним спиной и пустился почти бегом назад в свою комнату.
Оставив на дворе злополучного старика, которого она в недобрый час взяла под свое покровительство, и пообещав ему вернуться сейчас же, Крошка Доррит поспешила за отцом. На лестнице ее догнала Фанни, с видом оскорбленного достоинства. Все трое вместе вошли в комнату, где Отец Маршальси опустился на стул, закрыл лицо руками и громко застонал.
— Конечно, — сказала Фанни. — Я так и думала. Бедный, несчастный папа! Надеюсь, теперь вы мне поверите, сударыня!
— Что с вами, отец, — воскликнула Крошка Доррит, наклоняясь над ним, — неужели это я огорчила вас? Надеюсь, нет!
— Ты надеешься, ну конечно! Что и говорить! Ах ты… — Фанни не сразу отыскала подходящий эпитет: — вульгарная маленькая Эми. Вот уж настоящее дитя тюрьмы!
Он остановил этот поток упреков движением руки и, печально покачивая головой, проговорил сквозь слезы:
— Эми, я знаю, что у тебя не было дурного умысла. Но ты вонзила мне нож в сердце.
