Теодор Кернер - Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях

Слух о внезапном исчезновении «мертвого гостя», постепенно обрастая все новыми подробностями, распространялся по всему Хербесхайму. Супруги Бантес, едва встав с постели, уже услышали его от своих служанок, а вскоре и от бухгалтера с кассиром.

«Замечательно! — сказал господин Бантес жене. — Ну, что я вам говорил? Хорошо еще, что он убрался прочь. Теперь-то ты веришь мне, что здесь было нечисто? Вот что я скажу тебе: никакой это был не сын моего старого приятеля Хана. Кто бы иначе согласился поверить в такую бредовую выдумку, в такую чушь и тому подобное, если бы не убедился во всем собственными глазами?»

Сообщения служанок и бухгалтера вызвали несколько осторожных скептических замечаний у госпожи Бантес. Было решено послать к хозяину «Креста» кассира, но тот вскоре вернулся и полностью подтвердил все сказанное ранее.

Госпожа Бантес только озадаченно улыбнулась, не сумев ничем возразить на это и сказав лишь, что события должны иметь и другое истолкование, поскольку отказываться от суждений здравого смысла из-за этой истории все-таки не стоило.

Внезапно папа Бантес, вскочив, издал истошный вопль, побледнел и долго не мог ничего сказать, так что госпожа Бантес уже начала бояться за него. Наконец, глухим и неуверенным голосом, он произнес:

— Мама, если верно одно, то должно быть верно и другое.

— Что должно быть верным, ради всего святого?

— Ты думаешь — Фридерика все еще спит? Мы ведь уже долго сидим в постели, а из соседней комнаты не доносилось ни звука шагов, ни ее голоса, ни скрипа стула!

Скажешь тоже, папа! Ты ведь не станешь подозревать, что ребенок…

И все-таки — если верно одно, то должно быть верно и другое, но это было бы слишком ужасно! Мама, я не решаюсь заглянуть туда!

— Как! Ты… ты думаешь, что она…

— Да, что он свернул ей шею!

С этими словами старик, терзаемый страшнейшими предчувствиями, подбежал к спальне Фридерики. За ним испуганно семенила госпожа Бантес. Он взялся дрожащей рукой за ручку двери и осторожно потянул ее на себя; чуть дыша, господин Бантес долго не решался поднять глаза на кровать, так как оттуда не было слышно ни звука. «Посмотри туда, мама», — сказал он. Сердце его сжималось от страха.

«Она мирно спит!» — ответила госпожа Бантес. Он покосился на кровать. Фридерика как ни в чем не бывало досматривала последний утренний сон в своей постели, а ее нежное лицо пребывало на подушке в совершенно нормальном положении. «Но жива ли она?» — спросил господин Бантес, недоверчиво принимая ее спокойное, ровное дыхание за обман зрения. Только когда он прикоснулся к ее теплой руке, ему стало лучше; еще больший прилив радости вызвало у него пробуждение Фридерики и милая, удивленная улыбка, сразу же осветившая ее лицо. Мать объяснила ей причину их посещения и рассказала о таинственном исчезновении господина фон Хана, вызвавшем новый приступ страха у отца. Наконец они снова были веселы и счастливы.

Ко всеобщей радости, вечером того же дня, когда семейство Бантесов ужинало, с улицы до них донесся грохот, и вскоре перед домом неожиданно остановилась коляска. Фридерика тут же вскочила и воскликнула: «Вальдрих!» Это был, разумеется, он. Все выбежали ему навстречу. Папа Бантес сердечнее, чем когда-либо, заключил его в свои объятья. Все говорили наперебой — так много нужно было сказать друг другу! Больших трудов стоило господину Бантесу успокоить всех, после чего комендант, наконец, был усажен на свое место за столом. Но и здесь возникла оживленная, радостная болтовня. «Вы только представьте себе, — воскликнул господин Бантес, — вы представьте себе только, милый вы наш капитанчик: в Хербесхайме — а точнее, в этом доме — находилось исчадие ада — „мертвый гость“ собственной персоной и тому подобное. Что вы на это скажете? Да, что вы скажете на это? Снова в течение неполных суток к нему на удочку попались три невесты. Сперва это была Фридерика, за ней — бургомистрова Минхен, а затем — девица Визель из шляпной лавки. Все в городе дрожали от страха, как маленькие дети и тому подобное».

Комендант рассмеялся и сказал: «Я как раз сегодня обедал с ним в трактире на почтовой станции Одернберга. Вы ведь, полагаю, имеете в виду господина фон Хана?»

Господин Бантес улыбнулся и нарочито сердитым голосом сказал: «Так-то оно так, но кем бы он ни был, он остается „мертвым гостем“ во плоти, а такому субъекту никогда не видать моей Фридерики, будь он даже фон Ханом и тому подобное, потому что я не хотел бы, чтобы у меня волосы вставали дыбом при виде собственного зятя. Если он действительно сын моего приятеля, то тем хуже для него, потому что у него внешность точь-в-точь такая, как у описанного вами „мертвого гостя“.» — «Ах! — воскликнул капитан. — Он же совсем не виноват в этом. Все дело в том, что когда мне в тот вечер на зимней вечеринке пришлось рассказывать легенду о „мертвом госте“ и описывать его внешность, я в спешке не смог подобрать лучшего прототипа для моего образа, чем нашего бедного господина фон Хана. Именно он пришел мне на ум, поскольку был тогда вдвойне неприятен мне. Во время летней передислокации моей роты в Хербесхайм я находился всего лишь в нескольких милях от столицы и решил на короткое время заехать туда. Среди множества посетителей, обедавших в „Португальском короле“, мне бросилась в глаза непомерно длинная фигура господина фон Хана — на голову выше простых смертных, — а также его черные волосы, землистый цвет лица и к тому его черный наряд. Я узнал, что он — сын знаменитого банкира.

Мне тогда не было до него никакого дела, однако внешность Хана врезалась мне в память. Позже я уже не смог забыть его, потому что наши пути снова пересеклись: он… с вашего позволения… я знал, что он сватался к фрейлейн Фридерике». — «Гром и молния! — смеясь, повторял господин Бантес, хлопая себя ладонью по лбу. — Каверзная проделка соперника — и ничего более! И никому даже не приходило это в голову — в том числе и всезнающему, умному бургомистру и его полиции! Как же я сразу не заподозрил, как только увидел господина фон Хана, что лукавый комендант мог знать его раньше и сделать из него „мертвого гостя“?! Даже мы, старики, в конечном счете, не умнее наивных детей и тому подобное! Однако, господин комендант, во всей этой роковой истории виноваты вы. Молодой Хан, наверно, ужасно разозлился и метал громы и молнии по поводу его приема здесь, а меня, вероятно, обзывал старым шутом и тому подобное». — «Вовсе нет, папа! — сказал Вальдрих. — Более того, он очень доволен тем, как обернулось дело. Через меня он любезно передает привет вам, маме и фрейлейн Фридерике. Мы сегодня по-настоящему подружились с ним, поведав друг другу все свои сердечные тайны. Сначала, когда мы сидели за одним столом в трактире и поедали свой суп, разговор у нас не клеился. Он был мрачен и молчалив, хотя и не узнал меня. Я был мрачен и молчалив именно потому, что узнал его, полагая, что он едет свататься в Хербесхайм. Обменявшись с ним парой слов за столом, я случайно узнал, что он возвращается из Хербесхайма и едет домой. Разумеется, я не стал скрывать, что меня многие в Хербесхайме хорошо знают, поскольку я — комендант местного гарнизона. „Ага! — со смехом воскликнул он и протянул мне через стол руку. — Значит, вы — мой удачливый соперник, которого я должен к тому же благодарить за его удачливость!“ Так завязалось наше знакомство и, как водится, мы немного разоткровенничались друг перед другом. Представьте себе: если верить Хану, то Фридерика сама объявила ему о нашей с ней помолвке и якобы попросила не разбивать нашего счастья. Он же, в свою очередь, поцеловал фрейлейн руку, сказав ей, что в любом случае поехал бы в Хербесхайм — во исполнение воли своего престарелого отца — и стал бы добиваться ее руки. Что касалось его лично, то он якобы относился ко всему не столь серьезно и — более того — даже надеялся своим поведением расстроить дело. По его словам, в столице у него есть одна тайная любовь — дочь местного профессора, который, приобретя духовные богатства, не позаботился о земных, что, разумеется, шокировало старого банкира Хана, узнавшего об этом. Старик под страхом лишения наследства запретил сыну даже думать о бедной профессорской дочке. Тем не менее, молодой человек поклялся в верности своей возлюбленной и твердо решил жениться на ней после смерти своего отца».

— Что?! — воскликнул удивленный господин Бантес. — И ты, Фридерика, узнала обо всем этом от него самого? Дети мои, мне начинает казаться, что вы все меня дурачили. Почему же ты ни словом, ни полсловом не обмолвилась мне об этом?

Фридерика поцеловала отцу руку и ответила:

— Опомнитесь, папочка, и не упрекайте свою Фридерику. Разве вы не помните того момента, когда я, такая счастливая, шла к вам после разговора с господином фон Ханом, чтобы от его имени похвалить вас и все по порядку рассказать, а вы так разозлились на меня? Вы забыли, как сами запретили мне говорить и в награду за мое молчаливое послушание пообещали заменить фон Хана на отсутствовавшего Вальдриха? Разве вы не помните?