На вашем месте. Веселящий газ. Летняя блажь - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
– Ого! Кровь, надо же…
Энн кивнула на придорожную канаву.
– Что это?
Я бросил взгляд туда, куда она показывала.
– Ах, это? Разбитый мопед.
– Твой?
– Ну… да, я на нем ехал.
– Ты попал в катастрофу?
– Так, совсем чуть-чуть.
Лицо Энн приняло серо-зеленый оттенок, глаза испуганно вытаращились, из груди вырвалось какое-то кудахтанье. Она принялась лихорадочно ощупывать меня, словно слепая.
– Реджи, милый, дорогой, ты же мог погибнуть! Какой ужас, Реджи! Какой ужас!
Закрыв лицо руками, она разразилась рыданиями.
Я окаменел, пораженный, во‐первых, ее словами и, во‐вторых, странным поведением. Ни то, ни другое совершенно, так сказать, не вязалось с тем, что она говорила раньше.
– Как ты сказала, «дорогой»? – уточнил я.
Энн взглянула на меня. Лицо было по-прежнему мертвенно-бледным, но глаза сияли, как… в общем, они напоминали звезды больше, чем что-либо другое.
– Да, я сказала «дорогой».
Я продолжал расследование:
– А ты, случайно, не любишь меня?
– Ну конечно, люблю, идиот!
– Но тогда в Каннах ты сказала…
– Забудь про Канны!
– И только что…
– Забудь про только что!
– Тогда, может быть, – решился я, – ты все-таки… извини, я просто хочу уточнить… может быть, ты все-таки выйдешь за меня замуж?
– Ну конечно, выйду!
– Вот здорово!
– Не думаешь же ты, что я теперь позволю тебе и дальше бродить без присмотра? И мне наплевать, если ты женишься на мне из жалости! Пусть будет благотворительность, черт с ней!
В ответ я кратко и энергично выразил свое мнение относительно жалости и благотворительности, и слова мои, дойдя до нежного женского слуха даже сквозь сумятицу чувств, заставили Энн испуганно вздрогнуть. Потом речь моя полилась потоком.
Возможно, вам приходилось вынимать пробку из бутылки с шампанским и наблюдать, как из горлышка бурно извергается пенящаяся жидкость. Так вот, в описываемый момент я словно бы стал упомянутой бутылкой, из которой извлекли упомянутую пробку. Я открывал рот, а остальное происходило будто бы само собой. Мое красноречие, как правило, лишь с трудом можно уподобить расплавленному золоту, но в тот момент так оно и было. Мне ни разу не пришлось запнуться, я говорил, говорил и говорил, успевая в то же время покрывать поцелуями лицо любимой.
Внезапно, аккурат в самом разгаре моего, если можно так выразиться, экстаза, в тот самый момент, когда я целовал ее в сорок пятый раз, мое сознание посетила леденящая мысль, а именно, что теперь, поставив наши отношения на прочную, так сказать, основу, Энн захочет вернуться в Голливуд вместе со мной, чтобы начать подготовку к предстоящему бракосочетанию. Тот самый Голливуд, где полиция в данный момент расставляет сети и прочесывает улицы в поисках меня.
Как, черт побери, объяснить Энн, что я должен немедленно оставить ее и на всех парах мчаться в Чилликот, штат Огайо?
Какие доводы привести в пользу такого решения? Как сделать мое внезапное страстное желание посетить Чилликот, штат Огайо, понятным и естественным в ее глазах? Так или иначе, придется сделать заявление, а тогда она наверняка решит, что я псих, и порвет со мной всякие отношения, опасаясь, что это заразно.
Наконец в моем мозгу забрезжил свет. А если меня просто-напросто удручает мысль, что Джо Кули в таком нежном возрасте будет вынужден проделать столь долгий путь в одиночестве? Не слишком убедительно, конечно, но…
Тут до меня дошло, что Энн что-то говорит.
– Что? – переспросил я.
Она обнаружила легкие признаки раздражения. Старая добрая Энн.
– Ты что, не слушал?
– Прости, пожалуйста, я немного отвлекся.
– Так слушай, прелесть ты моя бестолковая, потому что это важно! Речь идет о юном Джозефе.
– Да?
– Просто мне одна вещь пришла в голову. Он такой маленький, и я боюсь отпускать его в такой долгий путь одного. А что, если…
Мое сердце подпрыгнуло в груди, как лосось в пору нереста.
– Ты хочешь, чтобы я поехал с ним?
– Ты смог бы?
– Конечно!
Мир вокруг наполнился звоном колоколов. Я спасен! Не понадобится ни заявлений, ни тягостных объяснений… Никто не расторгнет помолвку по причине невменяемости одной из сторон…
Я снова принялся целовать Энн.
– Ты настоящий ангел, Реджи, – сказала она. – Немного найдется мужчин, способных на такое самопожертвование.
– Что ты, мне нисколько не трудно.
– Думаю, вам лучше уехать как можно скорее.
Я согласился с ней и снова поцеловал.
– А когда ты вернешься в Голливуд… – снова начала она.
– Нет, – перебил я. – Встретимся лучше в Нью-Йорке.
– Почему?
– Ну…
– Да, ты прав, так будет лучше.
– Намного лучше.
Мы снова поцеловались, доведя счет, по моим оценкам, примерно до сотни. Затем рука об руку двинулись по переулку к дому навстречу аромату жареных сосисок, который свидетельствовал о том, что Эгги нисколько не переоценил свой кулинарный талант и малышу Джо Кули удастся как следует заправиться перед долгим путешествием.
Летняя блажь
1
Утро сияло лазурью и золотом, плыли пушистые облачка, гудели на солнце насекомые. Метеоролог Би-би-си, истинный поэт, сообщил, что волна высокого давления накрыла большую часть Соединенного Королевства к югу от Шетландских островов. Кролики играли у оград, томно задумались коровы, по речным берегам сновали водяные крысы. А если подняться к высшей ступени животного мира, гости сэра Бакстона Эббота, обитавшие в Уолсингтон Холле, графство Беркшир, уже развлекались на воздухе, кто как мог.
Мистер Чиннери играл в крокет с миссис Фолсом. Полковник Тэннер живописал мистеру Во-Боннеру жизнь в Пуне, удачно вклинившись в паузу и перегородив прочной запрудой байки Bo-Боннера о приключениях в Малайе. Миссис Шипли вязала носок. Мистер Профит шлифовал обратный удар, стуча мячиком об стенку. Мистер Биллинг наслаждался солнечными ваннами, а молодой корпулентный американец Табби Ванрингэм с полотенцем вокруг шеи пересекал террасу, держа путь на речку.
Из дома показалась Пруденс Виттекер, несравненная секретарша сэра Бакстона, – высокая, стройная, изысканная. Устремив суровый взгляд в удалявшуюся спину Табби, она окликнула его с холодом, даже с морозцем, и голос ее прозвенел в сонной разморенности утра словно ледышки в кувшине.
– Миста-а Ванрингэм!
Табби обернулся, остановился и застыл, надменно вздернув брови. Он удивился, он рассердился, ибо полагал, что уже неделю, после одного события, все ясно и они не разговаривают.
– Да? – отчужденно проговорил он.
– Простите, вы идете купаться?
– Да.
– С биржи?
– Ага, с баржи.
У мисс Виттекер задрожал кончик носа, как ни странно – вздернутый, хотя остальные черты лица мы смело назовем классическими.
– С биржи, – холодным и ровным тоном поправила она.
– С баржи. Сами сказали.
– Ничего подобного!
