Хербьерг Вассму - Сто лет
— Все решает Сара Сусанне? — спросила Йордис.
— Нет, мама и Ханс Улаи, — твердо ответила Хельга.
Позже, когда они синими болотами уже возвращались домой, Агда призналась, что она боится попасть на небо, к Господу Богу. Потому что до этого человека обязательно должно рвать, в комнате у него плохо пахнет, и ему приходится писать в банку, которую потихоньку выносят из комнаты, прикрыв ручным полотенцем. Все ходят на цыпочках и желают, чтобы больной поскорее улетел к Богу и близкие смогли бы похоронить его и поплакать без помех.
— Мне страшно, когда мужчины плачут, — призналась Агда.
— Вы еще не скоро отправитесь к Богу, — улыбаясь, утешила ее Хельга.
Сначала ей еще предстоит научить их вязать.
У них осталась фотография папы Фредрика. Она не висела на стене в гостиной, но стояла в комнате Элиды. Чтобы посмотреть на нее, нужно было объяснить, зачем ты туда идешь. Даже Хансу Улаи.
Элида клялась и божилась, что написала маме Кьерсти.
Но мама Кьерсти не приехала.
Сестра Эрда была уже взрослая. Однажды она тоже приехала в дом Ханса Улаи. Она часто жаловалась, что вся нагрузка ложится на нее, потому что старшие сестры — Селине, Фрида и Анни — думают только о себе. Они сбежали от ответственности. Элида сказала, что это неправда.
— Неправда? Может, они здесь и мы их просто не видим?
На такие вопросы Элида не отвечала.
Иногда Эрда жаловалась в хлеву так громко, что ее жалобы долетали до дома. Сначала Йордис думала, что она сердится. Но оказалось, что нет. Она просто объясняла, как все есть на самом деле. Это означало, что все могут знать ее мнение. В том числе и соседи. Однажды кто-то забыл закрыть калитку, и соседские коровы попали на их картофельное поле. С крыльца кухни Эрда закричала соседу, который как раз проходил мимо:
— Убери к черту своих тварей с нашей земли!
— Эрда! — Элида вздохнула.
— Помолчи, Эрда, и лучше помоги мне их прогнать, — сказал Ханс Улаи, он уже направлялся на поле.
Сосед тоже пришел, и все окончилось тихо и мирно.
Однажды Эрда влепила Агде оплеуху за то, что та пролила молоко на стол. Этого Элида уже не стерпела и крикнула погромче самой Эрды:
— Что сказал бы отец, если бы он тебя сейчас увидел?
Эрда замолчала и вытерла пролитое молоко.
Если Эрда кричала и сердилась по-настоящему, лучше было держаться от нее подальше, виноват ты или нет. Однако она нередко и смешила весь дом. Рассказывала что-нибудь забавное или передразнивала соседей.
Обычно она доила коров и убирала в хлеву. Но если она видела подходящий к берегу карбас с рыбаками, то бегом бежала к причалу, чтобы встретить Бьярне, сына Ханса Улаи. Худощавого, красивого и серьезного. Бьярне решил, что ему во что бы то ни стало нужна только Эрда. И помешать этому не могла даже она сама.
— Бьярне не рыбак, ему нужно учиться в торговом училище, тогда он далеко пойдет, — сказала она однажды.
— Кому не хочется пойти далеко и работать головой, но на это не проживешь, — ответил ей Ханс Улаи. Было не похоже, чтобы он рассердился.
— С такой головой, как у него, можно заниматься чем угодно. Если зимой будет хороший лов, он заработает деньги и поступит в торговое училище, — сказала Эрда и хлопнула Бьярне по спине.
Он держал на коленях Йордис и показывал ей, что у человека десять пальцев, и если убрать пять пальцев, то у него останутся пять других, то есть целая рука.
Велосипед
Третьего мая 1939 года Йордис исполнилось семнадцать лет, но она чувствовала себя старше. После окончания школы она служила у учителя Сёберга и уже сама себя содержала.
Теперь ей больше не придется таскаться пешком. Она была уверена, что сможет ездить на велосипеде даже по снегу, если только дорога будет расчищена. Йордис завязала покрепче зюйдвестку и застегнула непромокаемый плащ до самого горла.
Особенно хороша была велосипедная сумка. С кожаными ремешками, пружинками и крючками. Йордис брала ее с собой, идя за покупками в магазин. Это было совсем не то, что продуктовые сумки, с которыми ходили другие девушки. И она вмещала все, что было нужно.
Правда, когда сумка была полна, велосипед делался неустойчивым, потому что она висела с одной стороны, и это было неудобно. Но Йордис решила достать еще одну сумку. Всему свое время. Цветную сеточку, которая защищает полы пальто и юбку от спиц, она сплела сама из красного и черного шелка, к щитку сетка крепилась крючками. Такого не было ни у кого! Руль блестел, как серебряная брошка. Когда шел дождь, Йордис смазывала велосипед вазелином. Его следовало беречь от ржавчины как можно дольше.
Деньги на велосипед Йордис копила с самой конфирмации и вчера расплатилась за него в экспедиции. Покрытый черным лаком велосипед стоил всего, от чего ей приходилось отказываться. Входных билетов на танцы или нового пальто. Третью часть этих денег она получила в подарок на конфирмацию от Кьерсти и Рейдара.
Сами они не приехали.
Два раза она ездила к ним в Бё. В гости. В первый ее приезд — ей тогда было десять лет — они договорились, что она будет звать их дядей и тетей.
— Ведь так оно и есть на самом деле, — сказала Кьерсти.
Так она их теперь и звала.
Когда-то в Бё у Кьерсти все было иначе, чем в Стренгельвоге у Элиды. Кьерсти писала стихи и читала их вслух. Там были книги. Рейдар интересовался политикой и судами. Он хорошо зарабатывал, занимаясь фрахтом.
Но все изменилось. Или она просто не помнила, как было на самом деле? Кьерсти и Рейдар были заняты своими делами. Может, она сама придумывает себе свои огорчения? Во всяком случае, теперь она была уже слишком взрослая для этого.
Они стали чужими.
Она была только гостья.
Просить их о чем-либо было немыслимо. Как бы она объяснила это Элиде?
Велосипед был ее первой собственной крупной вещью. Когда у Йордис накопилась уже почти вся сумма, она увидела объявление в газете. Ханс Улаи был дома и наблюдал за ней через плечо.
— И сколько же тебе не хватает? — улыбнулся он.
Йордис назвала цифру, он молча встал и пошел на второй этаж за деньгами. Это было так поразительно, что она не знала, как ей к этому отнестись. Элида, конечно, не станет возражать, если она возьмет у Ханса Улаи деньги. А вот Агда? Но может, когда-нибудь и Агда тоже получит от него деньги?
Ханс Улаи говорил мало. Когда он был дома, Йордис никогда не знала точно, в какой комнате он находится, его было не слышно. Что-то в нем смущало ее, но она никому об этом не говорила.
Тем не менее она поблагодарила его и взяла деньги.
Как только черный велосипед оказался дома, все остальное уже потеряло свое значение. Она ездила на велосипеде, и мрачные мысли улетучивались сами собой. Оставались позади, как ветерок между шинами и гравием. А как быстро на нем можно было ездить!
Элида считала неразумным выкидывать столько денег на велосипед, когда требуется много всего другого. Однако учитель Сёберг, у которого Йордис служила, поддерживал ее с первого дня, как только узнал о ее планах купить велосипед.
— Человеку важно иметь перед собой одну или две цели, — сказал он. — Ты купишь велосипед, это так. Но тебе нужно также уехать из дома, приобрести специальность. Ты согласна? Я выдам тебе аттестат и хорошую рекомендацию, и ты сможешь поступить учиться. Может, в Высшую народную школу в Кабельвоге?
Йордис была бы не против, но учение стоило дорого.
— Для девушки это, считай, потерянное время, — сказал Ханс Улаи. — Она так или иначе выйдет замуж. Во всяком случае, ты, Йордис. Ты такая хорошенькая! Зачем тебе тратить драгоценное время на то, чтобы сидеть, уткнувшись носом в книги?
Элида промолчала. И это заставило Йордис думать, что она не согласна с Хансом Улаи. Однако лишних денег у Элиды не было. И если Йордис пойдет учиться, значит, Агда тоже должна иметь такую возможность. Не говоря уже об остальных детях Элиды, которые перебивались как могли. Элида часто говорила об этом.
— Какое счастье иметь хороших детей, которые способны сами себя содержать!
Йордис никогда не приходило в голову просить у Элиды что бы то ни было, что та могла бы дать только. ей.
Зато теперь она сама собой распоряжалась и могла ездить на велосипеде куда хочет. Потому что отныне она с велосипедом не разлучалась никогда и нигде. Ни с кем не посоветовавшись, Йордис приняла решение. Она уедет из дому! Все равно куда.
А пока что она ехала в Мюре, чтобы отправить с пароходом письмо. В нем она писала, что рада, что Нора и Андор Педерсены, которые держат на Хамарёе лавку и дом для приезжих, согласны взять ее к себе на работу.
Мыть и убирать Йордис умела. Все дочери Элиды это умели. И если Нора Педерсен и ценила что-то в людях, то прежде всего это. Большой белый дом Педерсенов стоял у дороги. В саду, обнесенном белым штакетником. Йордис велели поставить велосипед в дровяной сарай, как в этих местах называли сарай для торфа. Сама же она получила отдельную комнатку на чердаке под самой крышей.
