Дом у кладбища - Джозеф Шеридан Ле Фаню
И Тул пошел восвояси.
На самом деле Стерк понятия не имел, как ему поступить, и был неспособен в те минуты что-нибудь придумать. Сам не зная почему, он свернул, быстро пересек мост и прошагал немалый путь по Инчикорской дороге, затем развернулся и пошел обратно, через мост, к Дублину; внезапно засияла луна, доктор вспомнил, что уже поздно, и направился домой.
Минуя ряд домов, обращенных окнами к реке, доктор услышал хорошо знакомый голос, окликнувший его с крыльца Айронза:
– Чудешная ночь, доктор… луна как шеребро… воздух бархатный!
Это был маленький Паддок, простерший руку и обративший лицо к эмпиреям.
– Замечательная ночь, – отозвался Стерк и на секунду остановился. Паддок обыкновенно проявлял удвоенное дружелюбие и любезность по отношению к своим должникам, и Стерк, не без основания полагавший, что мир от него отвернулся, был тронут его приветствием и сердечным тоном.
– В ночь, подобную этой, дорогой мой сэр, – продолжал лейтенант, – только и остается, что перенестись мысленно под мраморный балкон дворца Капулетти и повторять: «В такую ночь сидела на диком берегу Дидона» – вы ведь припоминаете? – «и взмахами ивовой ветви звала свою любовь обратно в Карфаген», или на площадку, где схороненный Датчанин вступает вновь в мерцание луны. Дорогой доктор, это чудесно, не правда ли, что в своем восприятии красот природы мы столь многим обязаны Шекспиру? Не будь творений Шекспира, наш мир был бы совсем иным…
Последовала короткая пауза, Стерк не двигался.
– Благослови вас Бог, лейтенант, – сказал он, внезапно взяв Паддока за руку, – если бы на земле было больше таких людей, как вы, меньше разбивалось бы сердец.
Глава XLIII
Как на доктора Стерка обрушил удар Чарльз Наттер и какую роль сыграл при этом Серебряные Очки
Наутро в дом Стерка, вместе со смотрителями, явилась беда.
Не будем слишком строго судить Наттера. Речь шла о нешуточном деле, это было сражение не на жизнь, а на смерть. Стерк напал как хищный зверь – не на самого Наттера, конечно, а на должность управляющего у лорда Каслмэлларда. Волчий инстинкт заставлял его алкать этой добычи, ее мяса, крови и костей. Только так Стерк мог жить и нагуливать жир. Либо он, либо Наттер – одному из них предстояло быть побежденным. У самого своего горла видел маленький джентльмен его громадную красную пасть и грозные клыки. Стоило отпустить Стерка с миром, и он пожрал бы соперника, натянул бы на голову его чепец и улегся в его постель, в окружении кувшинов с подкрепляющим питьем и склянок с сердечными лекарствами – в точности так же, как поступил волк с бабушкой Красной Шапочки; так что Наттер схватил то оружие, что подвернулось под руку (а подвернулось тяжелое), и с Божьей помощью готовился нанести сокрушительный удар.
Когда наутро Стерк узнал, что удар и в самом деле нанесен, он вскочил, сел на край кровати и его начала бить дрожь. Маленькая миссис Стерк с перепугу сделалась белее своего ночного чепца, однако же, как обычно в критических случаях, не растерялась и вспомнила о бутылке бренди; после двух стаканов доктор перестал стучать зубами и с его лица сползла голубизна, уступив место оттенку более натуральному.
– Барни, дорогой, мы разорены? – пролепетала бедная маленькая миссис Стерк.
– Как же, разорены! – вскричал Стерк с проклятием. – Пойдем-ка сюда. – Стерк забыл, что его кабинет расположен ниже, а не рядом со спальней, как в их старом доме, в Лимерике, который они покинули лет десять-двенадцать назад.
– Там детская, Барни, дорогой, – запротестовала супруга: несмотря на свой ужас, она, как истинная мать, охраняла сон детей.
Доктор опомнился и побежал вниз, в кабинет; там он вытащил пачку долговых расписок, векселей, отсроченных векселей – все вместе представляло собой зрелище очень внушительное.
– Разорены, как же! – вопил доктор с яростью, грубым голосом, поскольку перед его глазами вместо бедной маленькой миссис Стерк маячил образ Наттера, не оставлявший в покое его воображение. – Вот, смотри, один парень должен мне это… и это… и это… а здесь… здесь дюжина расписок от другого… а вот еще две пачки, скрепленные вместе… а здесь все это перечислено и выведена сумма: две тысячи двести… почти две тысячи триста… две тысячи триста – вот сколько мне должны, а этот негодяй не желает дать ни дня отсрочки.
– Ты об арендной плате, Барни?
– Об арендной плате? Ну конечно, о чем же еще? – прокричал доктор, топая ногой.
И бледная миссис Стерк выскользнула из комнаты, а ее повелитель тем временем со злобным бормотанием бросал свои сокровища, сиречь неоплаченные векселя, обратно в секретер; жена слышала, как он хлопнул дверью кабинета и бросился вниз, где принялся осыпать угрозами и проклятиями незваных гостей, находившихся в холле, – под действием страха и ярости доктор потерял голову. На нем были чулки, домашние туфли, старый малиновый капот в цветочках и больше ничего, разве что рубашка; говорили, что он походил на сумасшедшего. Один из пришедших курил, и Стерк, выхватив у него изо рта трубку, разбил ее на мелкие кусочки и громовым голосом потребовал, чтобы посетители объяснили, какого… их сюда принесло; потом, не дожидаясь ответа, заорал:
– У меня здесь в доме коробка с инструментами, – надо полагать, вы мне ее забрать не дадите, она ведь стоит пятьдесят фунтов, да будет вам известно; но черт возьми, если в госпитале кто-нибудь из наших пациентов из-за этого умрет, я предъявлю вам обвинение в убийстве – вам обоим, и вашему нанимателю заодно!
Доктор бранился, пока,
