Теодор Кернер - Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях
Тот ушел, но уже через минуту вернулся с искаженным лицом обратно и заплетающимся языком прошептал: «Вас хотят видеть». — «Пусть входят!» — раздраженно буркнул господин Бантес. Пауль открыл дверь, и в комнату медленными шагами вошел незнакомец. Это был тощий, долговязый мужчина в черном, с приятными, тонкими чертами чрезвычайно бледного лица. Толстый черный шелковый платок вокруг шеи придавал его и без того бледному лицу какой-то мертвенный оттенок. Чистая одежда, очень тонкое, безупречно белое белье под черным шелковым жилетом, массивные кольца, ослепительным блеском переливавшиеся на пальцах, и достоинство во всем облике выдавали в незнакомце человека, занимающего высокое положение.
Господин Бантес уставился на вошедшего: собственными глазами он видел «мертвого гостя». Кое-как взяв себя в руки, он с несколько преувеличенной вежливостью поклонился незнакомцу, — обратившись затем к рабочему: «Пауль, останься, мне еще нужно будет потом кое о чем с тобой поговорить». — «Я рад познакомиться с вами, господин Бантес! — медленно и негромко произнес незнакомец. — Я еще утром мог бы засвидетельствовать вам свое почтение, если бы не нуждался в отдыхе после поездки, и, кроме того, я не хотел лишний раз обременять вас и вашу семью своим присутствием». — «Что вы, напротив, — это большая честь для нас! — несколько смущенно ответил господин Бантес. — Но…» Внезапно им овладел страх. Он не верил собственным глазам. Далее господин Бантес придвинул незнакомцу стул, хотя в мыслях он предпочел бы находиться сейчас не менее чем в ста милях отсюда.
Незнакомец медленно поклонился, сел и заговорил: «Вы меня не знаете, однако, без сомнения, догадываетесь, кто я?»
Господину Бантесу показалось, будто у него под париком зашевелились волосы. Он испуганно-вежливо покачал головой и с вымученной любезностью ответил: «К сожалению, не имею чести…» — «Я — Хан, сын вашего старого друга!» — глухим голосом произнес «мертвый гость», улыбнувшись старику, у которого от этой улыбки похолодело в груди. «У вас нет письма от моего старого друга?» — спросил господин Бантес. Тот раскрыл роскошный бумажник и достал оттуда лист бумаги. Письмо было немногословным: кроме приветствия в нескольких строках, в нем была еще просьба всячески облегчить подателю сего завоевание сердца невесты. Сходство с почерком старого банкира была очевидным, но вместе с тем настораживала какая-то неуловимая странность этого листа бумаги. Господин Бантес долго читал и перечитывал письмо — лишь затем, чтобы выиграть время и сообразить, как вести себя дальше. В нем боролись самые противоречивые чувства. Как просвещенный человек, он, несмотря на свой непроизвольный испуг, не мог поверить в то, что перед ним сидит «мертвый гость»; но, с другой стороны, он никак не хотел соглашаться с тем, что сын его друга мог иметь такое удивительное сходство со сказочным образом ужасного пришельца. Это не было похоже ни на игру воображения, ни на случайное совпадение. Господин Бантес резко поднялся и, сославшись на темноту, извинился и вышел вон — якобы за очками. В действительности, ему просто нужно было успокоиться и прийти в себя. Не успела дверь захлопнуться за господином Бантесом, как за ее ручку уже схватился Пауль. «Мертвый гость» медленно повернулся в его сторону — и Пауль, сильно задрожав, одним могучим прыжком выскочил из комнаты и не показывался там до тех пор, пока не услышал шаги возвращавшегося из соседней комнаты господина Бантеса.
Тот действительно все это время лихорадочно соображал, как быть дальше, — и, наконец, принял отчаянное решение. Еще не установив окончательно, какого гостя он принимает, Бантес решил, что, по крайней мере, Фридерику так просто не отдаст этому сомнительному субъекту. Отнюдь не со стоическим спокойствием подошел он к гостю и, изображая глубокое сожаление, сказал: «Видите ли, достопочтеннейший господин фон Хан, я, конечно, испытываю к вам глубочайшее уважение и так далее. Однако, между тем, произошли события — чрезвычайно роковые события! — которых я не мог предвидеть. Если бы вы оказали нам честь приехать раньше! А за это время между моей дочерью и комендантом местного гарнизона завязалась любовная интрига: помолвка и так далее. Я сам узнал об этом только несколько дней назад. Капитан — мой приемный сын, и я был когда-то его опекуном. Что мне оставалось делать? Волей-неволей пришлось согласиться. Я как раз утром собирался сообщить в письме вашему отцу об этих осложнениях и попросить его не утруждать вас. Я крайне сожалею: что подумает обо мне мой старый друг!»
Дальше господин Бантес говорить не мог, так как от страха у него пропал голос. Вопреки всем ожиданиям, гость не только хладнокровно и спокойно выслушал это, но и более того: его лицо, прежде спокойное и угрюмое, при словах «любовная интрига» и «помолвка» заметно прояснилось, словно он лишь с этого момента по-настоящему заинтересовался девушкой, когда узнал, что она отдала руку и сердце другому. Господину Бантесу показалось также, будто бледнолицый тип, злясь на себя из-за допущенной оплошности, пытается снова изобразить прежнюю серьезность и спокойствие.
«Вы вполне можете не беспокоиться ни за меня, ни за моего отца!» — сказал господин фон Хан. Господин Бантес подумал: «Наконец-то я тебя раскусил!» Теперь он желал только одного: навсегда оградить Фридерику от посягательств этого небезызвестного соблазнителя.
— Я, — сказал он, — не должен был, конечно, разрешать вам ночевать в гостинице, а обязан был предложить наше скромное жилище. Однако вся эта история с комендантом и моей дочерью и так далее… а потом — вы же понимаете — люди в таком небольшом городке, как наш, всегда болтают больше, чем знают. Да и моя дочь…
— Прошу вас, не надо никаких извинений! — сказал сын банкира. — Мне неплохо и в гостинице. Я понимаю вас. Если вы только позволите мне нанести визит фрейлейн Бантес…
— Но вы…
— Поскольку быть в Хербесхайме и не увидеть невесты, предназначавшейся мне… я бы никогда себе не простил этого.
— Однако вы же…
— Мне следовало бы позавидовать господину коменданту. Все, что мне говорили о редкой красоте и любезности фрейлейн…
— Вы так любезны…
— Я счел бы для себя величайшей честью быть принятым в вашей семье и называться сыном человека, к которому мой отец всегда питал самые теплые чувства.
— Я ваш покорный слуга.
— Могу ли я, по крайней мере, надеяться на то, что вы представите меня фрейлейн?
— Очень сожалею, но сегодня вечером она вместе с моей женой будет в большом обществе, а там не принято ни под каким предлогом появляться вместе с лицами, которых никто не знает. Так что…
— В действительности меня тоже меньше всего устроил бы этот вечер, поскольку я еще не успел как следует отдохнуть. Еще меньше меня привлекает большое общество, где всегда чувствуешь себя несколько стесненным. Я бы предпочел увидеть ее в вашем семейном кругу. — Господин Бантес молча поклонился. — Еще охотнее — и вы, надеюсь, не откажете мне в этом? — я бы, с позволения сказать, поговорил бы с фрейлейн с глазу на глаз и сообщил бы в непринужденной обстановке кое-что…
Господин Бантес испугался, подумав про себя: «Вот тебе раз! Этот тип прет напролом к своей цели!»
Пока старик долго откашливался, незнакомец молчал в ожидании его слов. Но, поскольку Бантес продолжал молчать, он заговорил сам: «Я надеюсь, что мои сообщения изменят в лучшую сторону взгляды фрейлейн относительно моей персоны. Возможно, успокоив ее по поводу некоторых вещей, я завоюю ее уважение к себе, что мне — при нынешних обстоятельствах — далеко не безразлично».
Господин Бантес пытался с помощью различных отговорок воспрепятствовать этому «доверительному разговору с глазу на глаз», последствия которого могли быть самыми неприятными. Страх сделал его многословным, однако его речи были сбивчивыми и вежливо-туманными. «Мертвый гость» не понимал его или не хотел понимать, становясь все более назойливым. Тем более отчаянным было положение господина Бантеса, который уже видел в воображении свернутую шею своего прекрасного ребенка, обольщенного этой жуткой призрачной фигурой.
Пока продолжался этот разговор — а он оказался отнюдь не коротким, — на дворе стемнело. Видя, что гость не собирается уходить так просто, господин Бантес резко встал и выразил глубокое сожаление по поводу того, что вынужден покинуть его в связи с неотложными делами. Так было форсировано затянувшееся прощание. Гость сухо откланялся и спросил разрешения прийти еще раз.
На вечеринке у бургомистра господин Бантес был необычно молчалив и задумчив. Все говорили только о «мертвом госте». В деталях не было недостатка: по рассказам, он возил с собой тяжеленный сундук, доверху наполненный золотом; знал уже всех невест Хербесхайма; отмечали и то, что он был приятным человеком, однако от него якобы исходил легкий запах тления. Все, что здесь говорилось, вполне соответствовало собственным впечатлениям господина Бантеса от того, кто принял облик богатого банкира.
