Трагикомические новеллы - Поль Скаррон
В пятидесяти шагах от блаженного обиталища своего божества он увидел, как открывается дверь и оттуда выходит женщина, весьма похожая на его ангела, столь редко доступного взорам. Он не мог себе представить, зачем одинокая женщина в такой час и столь смело могла зайти в большое необитаемое строение, недавно разрушенное пожаром. Чтобы уяснить себе это, он обошел вокруг развалин, имевших несколько выходов, желая поудобнее приблизиться к особе, за которой следовал. Он представлял себе, что это могла быть Серафина, назначившая свидание его сопернику в этом странном месте, не отваживаясь принять его у себя; он не желал доверяться третьему лицу в деле, которое во что бы то ни стало должно было остаться тайной, а если бы подозрение оказалось правдой, он решил умертвить своего соперника и отомстить Серафине, осыпав ее колкими упреками. Возможно бесшумнее пробрался он в такое место, откуда увидел, как она — ибо это была она — сидит на земле и стонет подобно человеку, испускающему дух, одним словом — увидел, как она с ужасающей мукой рожает маленькое создание, изготовление которого, может быть, доставило ей большое удовольствие. Едва успела она разрешиться от бремени, как мужество придало ей силы, и она вернулась тем же путем, каким пришла, более не заботясь о младенце, которого только что произвела на свет. Предоставляю вам судить, каково было удивление дона Педро. Тут-то он понял истинную причину болезни своей дамы, он ужаснулся грозившей ему опасности и возблагодарил бога за то, что тот уберег его. Как человек благородный он не захотел мстить неверной в ущерб чести знаменитого рода и при всем своем справедливом озлоблении не желал дать погибнуть невинному созданию, лежавшему у его ног и отданному в жертву первой же собаке, которая нашла бы его. Он завернул младенца в свой носовой платок, за отсутствием чего-либо другого, и со всей возможной поспешностью отправился к знакомой повивальной бабке, чьим попечениям доверил ребенка, передав его прямо ей в руки и вручив повитухе деньги для покупки всего необходимого. Повивальная бабка, получив хорошую плату, прекрасно исполнила свои обязанности, и на следующий же день ребенок имел кормилицу, был окрещен и назван Лаурой, ибо это была девочка.
Между тем дон Педро посетил одну из своих родственниц, пользовавшуюся большим его доверием; он сказал ей, что свое намерение жениться в таком юном возрасте сменил на мысль отправиться путешествовать. Он попросил ее взять на себя управление всем его имением, принять к себе маленькую девочку, каковую признал своей дочерью, просил ничего не жалеть для ее воспитания и поместить ее, по причинам, о которых она когда-нибудь узнает, в монастырь в возрасте трех лет и прежде всего распорядиться, чтобы она ничего не знала о делах мирских. Он передал своей родственнице все необходимые доверенности на управление имением, захватил деньги и драгоценности, раздобыл себе верного слугу и перед отъездом из Гренады написал письмо Серафине. Письмо это она получила в то время, как извещала родителей, что ее болезнь больше не служит препятствием к свадьбе. Однако из письма дона Педро она поняла, что он знает все случившееся с нею, и это обстоятельство внушило ей другие мысли. Все ее помыслы были теперь обращены к богу, и немного спустя она поступила в монастырь, чтобы никогда не покидать его: ее не тронули мольбы и слезы родителей, делавших все возможное, лишь бы отговорить ее от подобного решения, тем более странного для них, что причины его они угадать не могли.
Предоставим им оплакивать дочь-монахиню, которая в свою очередь плачет без вины. Предоставим расти и хорошеть ее маленькой дочери Лауре, мы же посмотрим, что делает на севильской дороге дон Педро, не перестающий думать о случившемся с ним приключении и чувствующий величайшее отвращение к браку после того, как имел сильнейшее желание его испробовать. Все женщины внушают ему страх, и, не считаясь с тем, что бывают женщины хорошие и плохие, как это случается и с мужчинами, он решил для себя всегда их остерегаться, и притом умных — еще больше, чем глупых, в согласии с мнением людей, убежденных, что женщина знает больше, чем следует, если она знает что-нибудь сверх домашнего хозяйства и воспитания детей.
Убежденный в истинности этих еретических учений, он прибыл в Севилью и остановился у дон Жуана такого-то, человека богатого и высокопоставленного, своего родственника и друга, не позволившего ему искать прибежища где-либо вне его дома. Красота Севильи вселила в дона Педро желание остаться там дольше, чем он предполагал, а его двоюродный брат дон Жуан, желая сделать пребывание в городе приятным для гостя, в короткий срок показал ему все, что там есть самого замечательного.
Однажды, проезжая верхом по одной из главных улиц города, они увидели в карете, въезжавшей в ворота большого дома, молодую даму во вдовьем платье, но вместе с тем такую красивую и изящную, что дон Педро был поражен ею и рассмешил дон Жуана своими восклицаниями и клятвами, что он никогда раньше не видел подобной красоты. Этот вдовствующий ангел вернул благосклонность дона Педро всему прекрасному женскому полу который стал ему совершенно ненавистным благодаря Серафине. Дон Педро попросил дон Жуана проехать с ним еще раз по той же улице и признал, что скоро почувствует рану в сердце.
— Это уже произошло, — отвечал ему дон Жуан, — или я сильно ошибаюсь, или вы уже так сильно ранены, что нуждаетесь в лекарствах.
— Ну и что же! — возразил дон Педро, — я не стану скрывать, я считал бы себя весьма счастливым, если бы мог проводить свои дни с такой очаровательной особой!
— Этим путем, — сказал дон Жуан, — и двигаясь с такой же быстротой, как сейчас, вы можете быстро прибыть туда, где вы надеетесь найти столько счастья. Однако, — продолжал он, — подобное начинание не лишено трудности. Эльвира — дама высокого звания и весьма богата; красоту ее вы видели, добродетель ее не уступает красоте; уже
