Пэлем Вудхауз - Том 8. Дживс и Вустер
— Перестаньте, Дживс.
— Хорошо, милорд.
— Я хочу забыть Мамашу Уистлера.
— Понимаю вас, милорд.
— А кто он вообще-то такой, этот Уистлер?
— Довольно известный художник — пейзажист, портретист и жанрист, милорд, родился в Лоуэлле, штат Массачузетс, в 1834 году. Его «Портрет моей матери», написанный в 1872 году, особенно ценимый знатоками, был в 1892 году приобретен французским правительством для Люксембургской галлереи в Париже. Его работы отмечены печатью индивидуальности и славятся изысканной гармонией красок.
Билл перевел дух.
— Какой, вы говорите, гармонией? Изысканной?
— Да, милорд.
— Понятно. Спасибо, что вы мне сказали. А то я очень беспокоился насчет его гармонии. — Билл задумался. — Дживс, если дело примет наихудший оборот и Биггар схватит меня за руку, можно ли рассчитывать, что мне скостят срок по закону об игорных долгах?
— Боюсь, что нет, милорд. Вы взяли у этого господина наличные. Это денежная сделка.
— Значит, по-вашему, это кутузка?
— Полагаю, что так, милорд.
— И вас тоже заметут, как моего секретаря?
— Вполне возможно, милорд. Тут я не вполне уверен. Надо будет проконсультироваться с моим адвокатом.
— Но мне точно светит посадка?
— Да, милорд. Но сроки, как я слышал, дают небольшие.
— Представляете себе, что будет в газетах? Девятый граф Рочестер, чьи предки проявили отвагу на поле брани при Азинкуре, позорно бежал с поля в Эпсоме, преследуемый рассвирепевшим игроком на скачках. Мальчишки-газетчики с ума сойдут от счастья.
— Да, можно не сомневаться, что обстоятельства обращения вашего сиятельства к общедоступному букмекерству привлекут широкий общественный интерес.
Билл, расхаживавший по комнате из угла в угол, замер на одной ноге и устремил на собеседника взгляд, полный укоризны.
— А чья это была идея, чтобы я пошел в общедоступные букмекеры? Ваша, Дживс. Не хочу вас бранить, но признайтесь: это вы придумали. Вы были, этим самым, как это говорится?..
— Fons et origo mali,[10] милорд? Не отрицаю. Но если помните, милорд, мы тогда оказались в довольно затруднительном положении. Было ясно, что предстоящая женитьба вашего сиятельства требует увеличения доходов. Мы просмотрели в телефонном справочнике весь раздел объявлений о вакансиях, надеясь найти какое-нибудь занятие для вашего сиятельства. И исключительно потому, что ничего подходящего не попадалось, а дошли уже до буквы «р», я выдвинул предложение насчет Регистрации ставок на ипподроме, просто faute de mieux.
— Фо де что?
— Mieux, милорд. Французское выражение. Мы бы сказали: «За неимением лучшего».
— Ослы эти французы! Нет чтобы говорить просто по-английски.
— Может быть, их надо скорее жалеть, чем винить, милорд. Беда в том, что их с детства так воспитывали. Я говорю, милорд, мне подумалось, что это будет счастливым выходом из всех ваших затруднений. В Соединенных Штатах Америки букмекеров считают людьми низшего сорта, и вообще их даже преследует полиция, но в Англии все совершенно иначе. Здесь это люди уважаемые, их благосклонности всячески добиваются. Современная мысль видит в них новую аристократию. Они много зарабатывают и вдобавок еще пользуются исключительным правом не платить налоги.
Билл покаянно вздохнул.
— Мы тоже немало сколотили до этого случая в Ньюмаркете.
— Да, милорд.
— И где теперь эти деньги?
— Действительно, где, милорд?
— Не надо было так тратиться, чтобы привести в порядок дом.
— Возможно, милорд.
— И было ошибкой, что я оплатил счета портного.
— Я согласен с вами, милорд. Тут ваше сиятельство, как говорится, перегнули палку. Еще древние римляне советовали: ne quid nimis*.
— Да, это было неосмотрительно с моей стороны. Но что толку теперь стонать?
— Ни малейшего, милорд. «То, что начертано рукою Провиденья…
— Послушайте!
— …уж недоступно впредь для измененья, Ни доводам ума, ни знаньям богослова, И никаким слезам не смыть судьбы решенья». Вы что-то сказали, милорд?
— Я только хотел попросить вас остановиться.
— Разумеется, милорд, как скажете.
— Я что-то не в настроении сегодня слушать стихи.
— Очень хорошо, милорд. Я привел эту цитату из персидского поэта Омара Хайяма, просто потому что она очень подходит к настоящему моменту. Могу ли я задать вашему сиятельству вопрос?
— Да, Дживс?
— А мисс Уайверн знает о ваших профессиональных связях с миром скачек, милорд?
При одном только этом предположении Билла всего передернуло.
— Нет, конечно. С ней бы случилось сто родимчиков, услышь она такое. Я в общем-то дал ей понять, что работаю при Сельскохозяйственном Совете.
— Очень уважаемое учреждение.
— Не то чтобы я прямо так ей сказал. Но я раскидал по всему дому их издания и позаботился о том, чтобы они попались ей на глаза. Вам известно, что Сельскохозяйственный Совет напечатал семьдесят девять вопросников, не считая семнадцати брошюр?
— Нет, милорд, этого я не знал. Показывает большое усердие.
— Редкое усердие. Они там из кожи вон лезут, эти ребята.
— Да, милорд.
— Но мы уклонились от темы, а речь шла о том, что мисс Уайверн ни при каких обстоятельствах не должна узнать страшную правду. Это был бы конец всему. Когда мы обручились, она выдвинула непременное условие, чтобы я раз и навсегда перестал ставить на лошадей, и я дал слово, что больше не поддамся соблазну. Вы конечно можете сказать, что быть букмекером — не то же самое, что играть на скачках, но боюсь, мисс Уайверн вам в этом не убедить.
— Разница действительно тонкая, милорд.
— Стоит ей узнать, и все пропало.
— Мы не услышим свадебных колоколов?
— Это уж точно. Я и охнуть не успею, как она возвратит меня по месту покупки. Так что если она начнет задавать вопросы, смотрите, не проговоритесь. Молчите, даже если она будет вставлять вам горящие спички между пальцами ног.
— Такая опасность маловероятна, милорд.
— Наверное. Я просто хочу сказать, что бы ни случилось, Дживс, храните тайну и ничего не говорите.
— Вы можете на меня положиться, милорд. Как вдохновенно выразился Плиний Младший…
Билл поднял руку.
— Хорошо, хорошо, Дживс.
— Как скажете, милорд.
— Плиний Младший меня не интересует.
— Да, милорд.
— По мне так вы можете взять вашего Плиния Младшего и засунуть туда, где обезьяна складывает орехи.
— Конечно, милорд.
— А теперь оставьте меня, Дживс. У меня уйма тяжких забот. Ступайте и принесите мне виски с содой, да покрепче.
— Очень хорошо, милорд. Я займусь этим сей же час. Дживс растаял с выражением почтительного сочувствия на лице, а Билл опустился в кресло и сжал голову ладонями. С губ его сорвался глухой стон. Получилось недурно. Билл простонал вторично.
Он уже готовился к третьей попытке, так чтобы стон шел из самой глубины души, прямо от пяток, когда голос рядом произнес:
— Господи, Билл, что случилось?
Возле него стояла Джил Уайверн.
Глава V
Джил после ухода из гостиной успела натереть американской мазью ирландского терьера Майка, посмотреть пова-рихину золотую рыбку, которая вызвала в кухне переполох тем, что отказалась есть муравьиные яйца, а затем еще произвела обход свиней и коров и одной из последних дала болюс. В приятном сознании выполненного долга она вернулась в дом, радуясь предстоящей встрече с любимым, который, по ее расчетам, должен был возвратиться из поездки по делам Сельскохозяйственного Совета и будет вполне расположен поболтать о том о сем на досуге. Потому что хотя в Сельскохозяйственном Совете и сообразили, какой исключительно ценный работник им достался, и, вполне естественно, норовят выжать из него как можно больше, но все-таки у них хватает человеколюбия примерно ко времени вечернего коктейля отпускать бедного труженика на волю.
Каково же было ей застать жениха сжимающим голову ладонями и издающим стоны!
— Билл, да что с тобой? — повторила она.
Билл подскочил, как ужаленный. Звук любимого голоса, раздавшийся неожиданно, точно гром среди ясного неба, в то время когда он полагал, будто находится один на один со своим горем, подействовал на него так, словно сзади ему в седалище вонзились зубья циркулярной пилы. Заговори с ним сам капитан К. Дж. Брабазон-Биггар, член клуба «Объединенных Странников», что на Нортумберланд-авеню, и тогда бы он не переполошился сильнее. Он стоял перед Джил с отвисшей челюстью и весь, с головы до ног, мелко дрожал. Дживс, окажись он свидетелем этой сцены, наверняка припомнил бы Макбета, увидевшего на пиру призрак Банко.
— Нич-ч-ч-чего, — ответил Билл через четыре «ч». Джил смотрела на него серьезным, вдумчивым взглядом.
