Дэвид Лоуренс - Сыновья и любовники
— Что ж, дорогая, она живет с мужем врозь и выступает с трибуны, а стало быть, все равно выделяется из общего стада, так что, сколько я понимаю, особенно терять ей нечего. Нет, собственная жизнь для нее ничто, а раз ничто — грош цена такой жизни. Теперь она со мной… и жизнь обрела цену. Значит, она должна платить… нам обоим придется платить! Люди слишком боятся платить, они предпочитают умереть с голоду.
— Хорошо, сын. Посмотрим, чем это кончится.
— Хорошо, мать. Я буду стоять на своем.
— Посмотрим!
— А она… она ужасно мила, ма. Правда, правда! Ты не представляешь!
— Это ведь не то что жениться на ней.
— Это, наверно, лучше.
Они помолчали. Полу хотелось кое-что спросить у матери, но он побаивался. Потом все же спросил нерешительно:
— Ты бы хотела ее узнать?
— Да, — суховато ответила миссис Морел. — Я хотела бы узнать, что она такое.
— Но она милая, ма, право же! И ни чуточки не вульгарная!
— А я ничего такого не говорила.
— Но мне кажется, ты так думаешь… что она не такая уж хорошая… Говорю тебе, она лучше, чем девяносто девять людей из сотни! Лучше, поверь! Она справедливая, честная, прямая! Нет в ней никакой неискренности и никакого высокомерия. Не придирайся к ней!
Миссис Морел вспыхнула.
— Вовсе я к ней не придираюсь. Вполне возможно, что она такая, как ты говоришь, но…
— Но ты ее не одобряешь, — докончил Пол.
— А ты ждал, что одобрю? — холодно возразила миссис Морел.
— Да… да!.. будь у тебя хоть что-то за душой, ты бы радовалась! Ты правда хочешь ее увидеть?
— Я же сказала, что хочу.
— Тогда я ее приведу… привести ее сюда?
— Как тебе угодно.
— Тогда я непременно приведу ее сюда… как-нибудь в воскресенье… к чаю. Если ты вообразишь о ней что-нибудь скверное, я тебе не прощу.
Мать засмеялась.
— Как будто что-то от этого изменится! — сказала она.
И он понял, что победил.
— Но когда она рядом, мне так хорошо, ма! Она на свой лад королева.
Иногда, возвращаясь из церкви. Пол немного прогуливался с Мириам и Эдгаром. До фермы он с ними не доходил. Мириам держалась с ним почти совсем как прежде, и с нею он не чувствовал себя неловко. Однажды вечером он провожал ее одну. Поначалу они говорили о книгах — тема для них самая надежная. Миссис Морел как-то сказала, что их с Мириам роман подобен костру из книг — стоит перестать подкладывать тома, и он угаснет. Мириам, в свою очередь, хвасталась, что Пол для нее — открытая книга и в любую минуту она может указать пальцем главу и строку, на которой он сейчас находится. Сам же он, по натуре легковерный, не сомневался, что Мириам знает его как никто другой. И, обыкновенный эгоист, он любил разговаривать с ней о себе. Очень скоро их разговор перешел на его дела. Ему безмерно льстило, что он так ей интересен.
— А много ли ты писал последнее время?
— Я… да не особенно! Сделал набросок Бествуда — вид из нашего сада; кажется, он наконец получился. Это чуть ли не сотая попытка.
Так они разговаривали. Потом Мириам спросила:
— Ты последнее время где-нибудь был?
— Да, в понедельник после обеда ходил с Кларой в Клифтонскую рощу.
— Погода была не самая лучшая, правда? — сказала Мириам.
— Но мне хотелось проветриться, и было хорошо. Трент такой полноводный.
— И в Бартоне были? — спросила Мириам.
— Нет, мы попили чаю в Клифтоне.
— Вот как! Наверно, славно было.
— Очень! Такая там веселая старушка! Подарила нам несколько огромных георгинов, неописуемо красивых.
Мириам опустила голову, печально задумалась. У Пола и в мыслях не было что-нибудь от нее скрывать.
— А почему ей вздумалось подарить вам цветы? — спросила Мириам.
Пол рассмеялся.
— Мы ей понравились… мы были веселые, наверно, поэтому.
Мириам прикусила палец.
— А домой ты вернулся поздно? — спросила она.
Тон ее наконец рассердил Пола.
— Поездом семь тридцать.
— А-а!
Несколько минут шли молча. Пол злился.
— Ну и как Клара? — спросила Мириам.
— По-моему, как нельзя лучше.
— Вот это хорошо! — отозвалась Мириам не без иронии. — Кстати, а что с ее мужем? О нем что-то ничего не слышно.
— Он нашел другую женщину, и у него тоже все хорошо, — ответил Пол. — По крайней мере, так я думаю.
— Понятно… ты в точности не знаешь. А не кажется тебе, что женщине нелегко в таком положении?
— Еще бы — ужасно!
— Это так несправедливо! — сказала Мириам. — Мужчина живет как ему заблагорассудится…
— Что ж, пускай и женщина так живет, — сказал Пол.
— Разве она может? А если и сможет, подумай только, в каком положении она окажется!
— Ну и что?
— Нет, это невозможно! Ты не понимаешь, как женщина за это расплачивается…
— Нет, не понимаю. Но если женщина только и живет своей распрекрасной репутацией, что ж, на такой скудной пище и осел бы с голоду сдох!
Итак, Мириам теперь по крайней мере ясно, как Пол ценит добродетель, он, конечно, и поступать будет соответственно.
Мириам никогда ни о чем не спрашивала его прямо, но ухитрялась узнавать достаточно.
В следующий раз, когда Пол увиделся с Мириам, заговорили о браке, потом о браке Клары и Доуса.
— Понимаешь, — сказал Пол, — ей никогда не казалось, будто брак — это так безумно важно. Она думала, это просто, раз-два и готово… этого не миновать… а Доус… что ж, многие женщины душу прозакладывали бы, только бы его заполучить — так что почему бы и не Доус? А потом она почувствовала себя femme incomprise[22] и обходилась с ним скверно, это уж как пить дать.
— И она от него ушла, потому что он ее не понимал?
— Наверно. Наверно, она была вынуждена. Речь ведь не только о понимании, речь о жизни. С ним она была жива лишь наполовину; вторая половина ее «я» дремала, была приглушена. И дремала сама femme incomprise, и ее непременно надо было пробудить.
— А что он?
— Не знаю. Он, пожалуй, любит ее как умеет, но он дурак.
— Это вроде того, как у твоих родителей, — сказала Мириам.
— Да. Но мама поначалу, наверно, была счастлива с отцом и удовлетворена. Я думаю, это была страсть, оттого она и не ушла от отца. Так или иначе они были привязаны друг к другу.
— Понимаю, — сказала Мириам.
— Вот что, по-моему, должно быть у человека, — продолжал Пол, — самое настоящее, подлинно жаркое чувство к другому… хотя бы раз в жизни, только раз, даже если оно длится всего каких-нибудь три месяца. Понимаешь, глядя на мою мать, сразу видишь, у нее наверняка было все, что ей необходимо, чтобы жить и развиваться. В ней нет и намека на ощущение, что жизнь прошла впустую.
— Да, правда, — сказала Мириам.
— И я уверен, с моим отцом у нее поначалу была подлинная жизнь. Она отведала этой жизни, и сама это понимает. В ней это чувствуется, и в нем тоже, и в сотнях людей, которых встречаешь каждый день; а раз ты это испытал, тебе уже все нипочем, дальше можно жить и набираться уму-разуму.
— А что именно испытал? — спросила Мириам.
— Трудно сказать, когда с другим человеком тебя связывает подлинное чувство, ты испытываешь что-то большое, значительное, и это тебя меняет. Словно оплодотворяет душу — и потом можно жить и дозревать.
— И по-твоему, у твоей матери так было с твоим отцом?
— Да. И в глубине души она благодарна ему за то, что он дал ей это, даже теперь благодарна, хотя они очень далеки друг от друга.
— И по-твоему, у Клары этого никогда не было?
— Уверен.
Мириам задумалась. Она понимала, чего жаждет Пол, — ей казалось, это словно крещение огнем страсти. И пока он это не испытает, он не успокоится. Может, и ему, как иным мужчинам, необходимо перебеситься; а когда насытится, его перестанет снедать беспокойство, он остепенится и вручит свою жизнь ей. Что ж, раз ему так надо, пускай идет и получит, чего ищет, — что-то большое и значительное, как он это называет. Во всяком случае, когда он это получит, окажется — ему это не нужно, он сам так сказал, ему понадобится другое, то, что может дать она, Мириам. Он захочет, чтоб им завладели, и тогда сможет работать. Горько ей было, что ему нужно уйти, но ведь отпустила бы она его в трактир выпить виски, значит, можно отпустить и к Кларе, ведь он найдет у нее такое, что утолит его жажду, освободит, и тогда она им завладеет.
— А своей матери ты сказал про Клару? — спросила Мириам.
Она понимала: вот на чем будет испытана серьезность его чувства к другой; понимала, если сказал матери, значит, у Клары он ищет чего-то жизненно важного, а не просто удовольствия, за каким мужчина идет к проститутке.
— Сказал, — ответил Пол. — И в воскресенье Клара придет на чай.
— К вам домой?
— Да, я хочу, чтоб мать ее увидела.
— Вот как!
Помолчали. Все пошло быстрей, чем она думала. Как это горько, что он способен покинуть ее так быстро и так бесповоротно. И примет ли Клару его семья, ведь к ней самой они отнеслись так враждебно?
