Никос Казандзакис - Последнее искушение Христа
Дом Лазаря был открыт. Соседи то и дело заходили, чтобы взглянуть на воскресшего и дотронуться до него, прислушаться к его дыханию, убедиться, может ли он говорить, и вправду ли он жив или это всего лишь дух. Усталый и молчаливый Лазарь сидел в самом темном углу — свет беспокоил его. Руки, ноги, все тело у него были зеленоватыми и вздувшимися, как у всякого обычного четырехдневного трупа. Распухшее лицо покрылось язвами, откуда сочился желтовато-белый гной, стекавший на белый саван, который он так и не снял, ткань пристала к его телу. Вначале Лазарь страшно смердел, так что приближавшиеся были вынуждены затыкать себе носы, но скоро вонь уменьшилась, и теперь он распространял лишь запах земли да благовоний. Время от времени он поднимал руку и вытаскивал из волос и бороды запутавшийся в них земляной комочек. Его сестры Мария и Марфа очищали его от земли и прилипших к нему червяков. Добросердечная соседка принесла ему курицу, и теперь старая Саломея, сидя у очага, варила ее, чтобы воскресший мог выпить бульон и подкрепить свои силы. Крестьяне заходили ненадолго, чтобы только внимательно осмотреть Лазаря да поговорить с ним. Он устало отвечал на их вопросы лаконичными «да» и «нет»; за одними приходили другие, все новые и новые посетители. Слухи о его воскрешении уже достигли близлежащих городков. Слепой старейшина тоже посетил его и жадно ощупал руками.
— Хорошо повеселился в аду? — рассмеявшись, поинтересовался он. — Ты счастливчик, Лазарь. Теперь тебе известны все тайны подземного мира. Только смотри, никому не раскрывай их, а то всех тут сведешь с ума, — и склонившись к самому его уху, полушутя-полусерьезно спросил: — Черви, да? И ничего, кроме червей?
Он долго ждал ответа, но Лазарь молчал, и раздосадованный слепец, взяв свой посох, удалился.
Магдалина стояла в дверях и смотрела на дорогу, ведущую к Иерусалиму. Сердце ее рыдало, словно малое дитя. Последние ночи ей снились дурные сны, однажды даже свадьба Иисуса, а это означало — смерть. А сегодня ночью он приснился ей в виде рыбки, которая выпрыгнула из воды, расправив свои плавники, и рухнула на землю. Она конвульсивно билась о береговую гальку, пытаясь снова раскрыть свои плавники, но все напрасно. Она задыхалась, взор ее помутнел. Рыбка с мольбой взглянула на Магдалину, которая только о том и мечтала, чтобы вернуть ее в воду. Но когда Мария нагнулась и взяла ее в руки, та оказалась мертва. И пока женщина держала ее, плача и омывая слезами, рыбка принялась расти, все увеличиваясь и увеличиваясь, пока не превратилась в человека — мертвого мужчину…
— Я не пущу его обратно в Иерусалим… не пущу его… — вздохнула Мария и снова обратила свой взор на дорогу.
Но человек, показавшийся со стороны Иерусалима, не был Иисусом. Вместо него Магдалина увидела своего старого согбенного отца, который, спотыкаясь, брел по дороге. «Бедный старик, — подумала она. — И зачем только он, как верный пес, идет за нашим учителем. Я слышала, как он встает ночью, выходит во двор и кричит там: „Господи, помоги, дай знак!“ Но Господь дает ему только вволю помучиться…»
Она смотрела, как старик взбирается на холм, опираясь на посох. То и дело он останавливался, чтобы восстановить дыхание, и оглядывался назад на Иерусалим. За прожитые вместе дни в Вифании отец и дочь, вычеркнув из памяти прошлое, снова сблизились, и, видя, что дочь его сошла с дурного пути, раввин простил ее. Он знал, что все грехи искупаются слезами, а Магдалина плакала немало. Наконец полумертвый старик добрался до вершины. Магдалина посторонилась, чтобы он прошел в дом, но он остановился и с мольбой в глазах взял ее за руку.
— Мария, дитя мое, ты — женщина, твои слезы, твоя ласка обладают огромной силой. Пади ему в ноги, умоли его не возвращаться в Иерусалим. Книжники и фарисеи сегодня совсем рассвирепели. Я видел, как они шептались, замышляя недоброе. Они хотят его смерти.
— Смерти? — воскликнула Магдалина, и на сердце ей навалилась невыносимая тяжесть. — Разве он может умереть, отец?
Старый Симеон взглянул на свою дочь и горько улыбнулся.
— Мы всегда так говорим о тех, кого любим, — сказал он.
— Но, отец, он не такой, как все, не такой! — с отчаянием воскликнула Магдалина. — Он другой! Другой! — повторяла она снова и снова, чтобы остановить набегавшие слезы.
— Откуда ты знаешь? — спросил старик — сердце его дрогнуло, ибо он верил женским предчувствиям.
— Знаю, — ответила Магдалина. — Не спрашивай меня, откуда. Я просто знаю. И не бойся, отец. Кто посмеет прикоснуться к нему после того, как он воскресил Лазаря?
— Сейчас, после того, как он воскресил Лазаря, они еще больше разъярились. Раньше они слушали его проповеди и пожимали плечами. Теперь же, когда стало известно о чуде, любящие его набрались смелости и кричат: «Он — Мессия! Он воскрешает мертвых! Сила его от Господа! Пошли присоединяться к нему!» Сегодня за ним бежала целая толпа с пальмовыми ветвями. Увечные угрожают, вздымая свои костыли, бедняки смелеют. А книжники и фарисеи, видя все это, приходят в ярость. «Если он пробудет на свободе еще немного, с нами, считай, покончено», — повторяют они и идут к Анне, от Анны к Каиафе, от Каиафы к Пилату и роют ему могилу… Мария, дитя мое, вцепись в его колени, не пускай его больше в Иерусалим. Мы должны вернуться в Галилею! — ему вспомнилось мрачное, изъеденное оспой лицо. — И вот еще, по дороге сюда я видел Варавву. Он что-то делает около деревни — вид его отвратителен, как у демона. Услышав мои шаги, он спрятался в кустах. Это дурной знак! — Ноги старика подогнулись, и он начал падать. Магдалина подхватила его на руки и втащила в дом. Усадив его на стул, она опустилась рядом на колени.
— Где он сейчас? Где ты оставил его, отец?
— В Храме. Он кричит, глаза его пылают: кажется, он собирается поджечь священное здание! И что он говорит — Боже мой! Какие кощунства! Он говорит, что уничтожит Закон Моисея и установит новый Закон. Что не нужно ходить к Господу в Храм, что встретить его должно в собственном сердце! — Старик понизил голос. — Временами, дитя мое, — промолвил он, дрожа, — мне кажется, что я схожу с ума. Или Вельзевул…
— Замолчи! — воскликнула Магдалина.
Пока они беседовали, один за другим в дверях появились ученики. Магдалина вскочила, но Иисуса среди них не было.
— А Иисус? — вырвался из ее груди душераздирающий крик. — Где он?
— Не пугайся, — хмуро ответил ей Петр, — он идет.
Мария, сестра Лазаря, оставив брата, тоже вскочила и подошла к ученикам. Лица их были темны и тревожны, глаза безрадостны. Мария прислонилась к стене.
— А учитель? — робко пролепетала она.
— Он сейчас придет, Мария, сейчас придет… — ответил Иоанн. — Неужели мы бросили бы его, если бы с ним что-нибудь случилось?
Мрачные ученики разошлись по дому, стараясь быть подальше друг от друга.
Матфей достал из-под хитона свой папирус и приготовился писать.
— Скажи, Матфей, — промолвил старый раввин. — Скажи что-нибудь, и да будут с тобой мои благословения.
— Рабби, — ответил Матфей, — только что, когда мы все вместе возвращались, у ворот Иерусалима нас нагнал центурион Руфус. «Стойте! — закричал он. — У меня есть распоряжение относительно вас!» Мы замерли от страха. Но Иисус спокойно протянул руку римлянину. «Рад тебя видеть, друг, — промолвил он, — что тебе от меня надо?» — «Это не мне надо, — ответил Руфус, — тебя хочет видеть Пилат. Будь добр, пойдем со мной». — «Иду», — спокойно ответил Иисус и повернул обратно. Тут мы все бросились к нему. «Рабби, куда ты идешь? — закричали мы. — Мы не оставим тебя!» Но центурион встал между нами и сказал: «Не бойтесь! Даю вам слово, ничего дурного с ним не будет». — «Идите, — сказал нам учитель, — не бойтесь. Час еще не пришел». — «Я пойду с тобой, учитель, — вызвался Иуда, — я не брошу тебя». — «Пойдем, — сказал учитель, — я тоже не оставлю тебя». И все они направились к дворцу Пилата — впереди Иисус с Руфусом, и Иуда сзади, как верный пес.
Пока Матфей рассказывал, ученики молча приблизились и опустились на пол.
— Лица ваши тревожны, — промолвил Симеон. — Вы что-то скрываете от нас.
— Нас другое волнует, Симеон, другое… — пробормотал Петр и снова умолк.
Оказалось, что по дороге назад их обуяли демоны гордыни. Начались воскрешения из мертвых — День Господа, судя по всему, приближался, учитель скоро займет свой престол. Значит, пришло время и им делить должности. Тут-то между ними и начался спор.
— Я воссяду от него по правую руку — он любит меня больше всех.
— Нет, меня! Меня! — закричали все наперебой.
— Меня!
— Меня!
— Я первым назвал его «рабби»! — заявил Андрей.
— А мне он чаще снится, чем тебе! — возразил Петр.
— А меня он называет «возлюбленный»! — промолвил Иоанн.
— И меня!
— И меня!
— А ну-ка, замолчите, все вы! — вскипел Петр. — Разве не мне он сказал намедни: «Петр, ты та скала, на которой я возведу Новый Иерусалим»?
