Оскар Лутс - Лето
– Смешно!
– Ничего смешного тут нету. Есть другие дела, и впрямь смешные. Вот хоть насчет барышни Эркья или Эрнья, той, что здесь на нашем поле зонтик свой сломала…
– Ас ней что?
– Никак ее из Паунвере не вытащить, сам папаша за ней из России приехал. Сперва было ей все скучно да скучно, а как с тыукреским Имеликом подружилась, так скучать и забыла. Черт его знает, вон какая силища у этой самой любви!
– Ну хорошо, а далеко ли это дело двинулось?
– Далеко! Все в том же самом Паунвере. Девушка уперлась – и ни в какую, об отъезде в Россию больше и слышать не хочет. Пускай, мол, старик берет с собой Имелика – тогда и она поедет.
– Гм… Это и в самом деле смешно.
– Ну, а старик-то, старый господин Эрнья, пошел, говорят, один раз в Тыукре. «Оставь, – говорит, – девчонку в покое!» А Имелик ему: «Не оставлю! Выдавай дочь за меня!»
– Ну, ну?
– Да ничего. Долго они будто бы меж собой толковали, да я же при том не был, не знаю. А дома – это кистерова кухарка рассказывала, – так вот, дома как обхватила барышня папашу за шею, и плачет, и просит, и ластится к нему! Даже кухарку за дверью слеза прошибла: и чего. Думает, старик этот так ее мучает! Барышня ведь хорошая такая: то на чай даст, то другим чем одарит кухарку, все готова отдать, что есть за душой. Ну, тут кухарка одним духом – к кистерше: «Подите хоть вы помогите барышне, пусть бы исполнилось ее, бедненькой, желание. Чего вы ее мучаете, послушайте, до чего жалостно плачет». Ну, у кухарки после этого глядишь, опять новое платье, и все такое.
– Уломали, значит, старика?
– Видать, что так. Барышня потом, говорят, и прыгала и визжала, как ошалелая, и папашу своего целовала, и тетку, а больше всего – кухарку.
– Да, да, – покачивает головой Тоотс, – Имелик – парень крепкий. Славный парень, ничего не скажешь!
– Парень, известно, крепкий, гляди, как сумел барышню в свои сети заманить, – только держись! Вот я и говорю – как пойдут здесь в Паунвере все эти свадьбы, так мне с ними со всеми и не справиться. В колокол звони без передышки, пей да гуляй без конца, без краю! А впрочем, как знать – все ли меня на свадьбу-то позовут, этакого старого крота… Н-да… что это я хотел сказать… Ну, уж господин Тоотс, думаю, позовет, по старому знакомству и дружбе.
– Гм-гм, – бурчит Тоотс, – вот куда ты метишь все время. Ему уже, видите ли, все известно.
– Господи боже мои, все Паунвере гудит, так как же мне не знать! Пасторова Лийза да служанка из корчмы мечутся по деревне, как собаки, снуют туда-сюда, будто ткацкие челноки, всех пытают: «Слышали, слышали?» Эх, молодой хозяин, да разве в Паунвере что-нибудь утаишь! В Паунвере разведают тайну даже там, где ее вовсе и не было! А этого ведь надо было ожидать. С Имеликом могло по-всякому обернуться, а ваше дело было верное.
– Думаешь, верное. Ну, если уж в Паунвере все как на ладони, не скажешь ли мне, что поделывает теперь Георг Аадниэль Кийр?
– Георг Аадниэль Кийр… – покачивает головой Либле. – Этого парня наши глаза, пожалуй, и не увидят больше. Как этакий стыд да горе пережить? Кому этот погорелый жених посмеет на глаза показаться? Я его давно уже не видел и, может, до самой смерти так и не увижу.
– Н-да… – бормочет Тоотс, окидывая взглядом вырубку.
На несколько минут воцаряется тишина, затем молодой хозяин вытягивает шею, пристально смотрит в сторону хутора и вдруг разражается смехом:
– Хм-хм, пум-пум-пум, смотри, кто идет.
Либле сдвигает шапку на затылок, вытаскивает изо рта цигарку и смотрит.
– Тьфу, пропасть! – сплевывает он. – Это же Кийр. Вот тебе – до смерти не увижу! А он тут как тут! Ну, теперь прямо не терпится узнать, что ему тут надобно. Смотри-ка, даже на вырубку за нами приперся. Дело, видно, спешное.
– Ну, здравствуйте! – неожиданно звонким голосом восклицает рыжеволосый, подходя к ним. – Бог в помощь!
– Спасибо, дорогой портняжных дел мастер. Вы, верно, опять нам помогать пришли, как летом, камни катать?
– Нет, – улыбается Кийр. – Нет, дорогой звонарь. Корчуйте сами свои пни и делайте с ними что хотите, мне теперь некогда. Мне бы немного с дорогим однокашником потолковать.
– Чего тебе еще? – угрюмо спрашивает Тоотс.
– Как это – еще? – хихикает Кийр. – Когда это мне «еще» чего-нибудь от тебя было нужно? И сейчас мне ничего не нужно, наоборот, я сам тебе принес… хорошую штуку. Вот, возьми, дорогой мой соученик Йоозеп Тоотс. Здесь, в этой книжке, описаны все твои похождения в школьные годы. Всего тут, конечно, не найдешь, но если я когда-нибудь встречусь с этим самым Лутсом, расскажу ему еще немало всяких вещей – пусть запишет. На, возьми, дорогой мой соученик, читай! Один экземпляр я послал в Рая.
– В Рая! – восклицает молодой хозяин, робко беря в руки книгу. – А туда зачем?
– Хи-хии! – усмехается Кийр. – Пусть все Паунвере читает и знает, какой пакостник ты был в школе. Хи-и, у меня их тут еще штук пять, все раздам по деревне.
– Чертов подлец, – злится Тоотс. – Либле, будь добр, дай ему хорошенько головешкой.
– Ну-у, зачем же? – пятится Кийр. – Зачем? Тут же очень забавные историйки… Кентукский Лев… История с пуговицами… Как плот затонул… Как Тээле заманили в речку… хи-хи… насчет Либле тоже там есть. Почитайте, почитайте, сами увидите. Больше всего там про Тали, но о нем – только хорошее. Про Тыниссона тоже гворится…. Но самый главный – Кентукский Лев. Хи-хи, Кентукский Лев! Посмотрим, что Тээле об этой штуке скажет.
– Верно, черт его дери, есть тут мое имя, – говорит Тоотс, перелистывая книгу. – Гляди, Либле! Читай: «История с Йоозепом Тоотсом кончилась тем, что его все же оставили в школе, но с условием, что он бросит свои приказы, сколько бы их у него ни было в запасе и будет вести себя по-человечески». Видишь, видишь, смотри-ка дальше! «Тоотс обещал сделать все, что будет в его силах. На другой день в школе он не смог как следует сидеть па парте». Вот черт, ну и рассказ! Постой, постой, час от часу не легче. «Он вертелся и извивался, словно червяк на крючке. И когда товарищи стали расспрашивать его, в чем дело, он сказал им, что на заду у него вскочил здоровенный чирей». Смотри, смотри, Либле! А вообще-то интересно… хоть бери да сам читай. Ну да, я знал, что такая книга печатается, но не думал, что там такое наворочено. А ты Кийр, пес этакий, рад стараться – разносишь их повсюду. Кидай сейчас же всю связку в огонь!
– Хи-хи, – отскакивает подальше Кийр. – Не брошу, они стоят шестьдесят копеек штука.
– Смотри, Либле, – читает Тоотс дальше. – «Но тут нашлись злые языки – кое-кто готов был даже поклясться, положив руку на индейский лук, что чирей этот – не что иное, как узоры, которыми старик Тоотс разукрасил зад своего сына. Как бы там ни было…» Ой, ой, ой! Ну его к лешему, этого Лаакмана и все это печатное дело! «…разукрасил зад своего сына!» Сейчас же брось связку в огонь, Кийр!
– Хи-хи-хи! – прыгает Кийр вокруг костра со связкой книг. – Узор! Узор! Посмотрим, что Тээле скажет?
– Вот, вот, вот! – Тоотс, перелистывая книжку, наталкивается на другую главу: – Хм-хм-пум-пум-пум… «Звонарь паунвереской церкви был довольно странный человек. Вечно он что-нибудь продавал; если нечего было продавать, разыгрывал что-нибудь в лотерее». Хм, хм, пум-пум! "…а когда и для лотереи ничего под рукой не оказывалось, он уходил в кабак, напивался и лез в драку. Один глаз ему во время драки уже выбили, другой, правда, был еще цел, но кое-кто говорил: «Долго ли он у Либле удержится, скоро вылетит и этот. Либле дай хоть сотню глаз, все равно через год ни одного не останется». Ой, ой, ой! Ну, Либле, вот так книжка! Я и не знаю, что нам теперь делать. Не знаю, поможет ли это, если мы тут же убьем Кийра. Как ты думаешь?
– Да что вы! – говорит Кийр, продолжая прыгать. – Зачем меня убивать, не я же эту книгу написал. Подите убейте Лутса.
Либле берет книгу и рассматривает ее со всех сторон.
– «Весна», часть первая… Книжка как книжка… Часть первая… Вот как, часть первая… Значит, он еще и вторую напишет, дорогой хозяин.
– А ну покажи!
– Да, да, часть первая, – поясняет Кийр, – мы прочли ее дома от корки до корки. Интересно, успела уже Тээле ее прочесть?
– Пропали мы с тобой, Либле, – грустно покачивая головой, замечает Тоотс.
– Ну-ну, как же это мы пропали, когда мы уже в книге пропечатаны, – рассуждает Либле. – Мы, значит, довольно-таки важные люди вроде Яннсена и Якобсона, ежели про нас уже книги пишут. Ничего, пускай пишет, только бы не очень завирался. Узоры… Ну и что ж такого? Узоры-то у нас у всех на заду когда-то были. А что одного глаза у меня нет – это правда. И выпиваю я тоже – и тут никакого вранья. Насчет драки – так в последнее время я особенно в драку не лезу. Ну да ладно, пускай пишет!
Вскоре Кийр, хихикая и выпячивая один бок, удаляется, то и дело оглядываясь на остающихся: рассерженный Кентукский Лев, чего доброго, может и впрямь запустить ему в спину горящей головешкой. Но опасения его напрасны, Тоотс с озабоченным видом сидит на пне и даже не смотрит вслед школьному приятелю.
