Чарльз Диккенс - Оливер Твист
— Да что же это такое! — воскликнула Роза.
— Истинная правда, леди, хотя вы слышите это отъ меня. Потомъ онъ сказалъ, сопровождая слова проклятіями, привычными моему слуху, но вами неслыханными, — что, если бы онъ могъ утолить свою ненависть, отнявъ жизнь мальчика и не рискуя попасть за это на висѣлицу, онъ сдѣлалъ бы это, но такъ какъ это слишкомъ опасно, то онъ рѣшилъ подстерегать его каждый жизненный шагъ, и если онъ воспользовался уже обстоятельствами его жизни и рожденія, то онъ сумѣетъ ему навредить еще. — «Словомъ, Феджинъ», сказалъ онъ, «при всей своей жидовской хитрости вы не разставляли никому такихъ сѣтей, какія я придумаю для своего младшаго брата Оливера».
— Брата!
— Это точь въ точь его слова, — продолжала Нанси, боязливо осматриваясь, какъ она почти все время съ начала своего разсказа не переставала дѣлать; призракъ Сайкса не оставлялъ ее въ покоѣ. — Но это еще не все. Заговоривъ о васъ и о другой леди, онъ сказалъ, что это точно самимъ небомъ или же дьяволомъ придумано на зло ему, что Оливеръ попалъ въ ваши руки, и засмѣялся, и замѣтилъ, что и въ этомъ есть однако нѣкоторое утѣшеніе, такъ какъ какими бы вы только богатствами не пожертвовали, будь они у васъ, за то, чтобы узнать, кто ваша двуногая комнатная собачка.
— Неужели онъ сказалъ это серьезно? — сказала Роза, сильно поблѣднѣвъ.
— Онъ говорилъ съ гнѣвной рѣзкостью и самымъ серьезнымъ тономъ, — отвѣтила Нанси, покачавъ головой. — Этотъ человѣкъ не шутитъ, когда въ немъ просыпается ненависть. Я знаю многихъ, сдѣлавшихъ больше зла, но мнѣ легче было бы выслушать ихъ всѣхъ по двѣнадцати разъ, чѣмъ одного этого Монкса… Но, уже поздно, а мнѣ надо вернуться домой, не возбудивъ ни въ комъ подозрѣнія, что я ходила сюда по такому дѣлу. Мнѣ надо живѣй возвращаться домой.
— Но что я могу сдѣлать? — сказала Роза. — Какую пользу я могу извлечь изъ этого сообщенія безъ вашего содѣйствія? Домой! Почему вы хотите вернуться къ товарищамъ, которыхъ вы описали мнѣ такими ужасными красками? Если вы повторите вашъ разсказъ одному джентльмену, котораго я могу въ одну секунду вызвать изъ слѣдующей комнаты, то вамъ меньше чѣмъ черезъ полчаса можно будетъ подыскать помѣщеніе, гдѣ вы будете въ полной безопасности.
— Я хочу домой, — возразила Нанси. — Я должна идти домой, потому что… ну какъ я могу разсказанъ все это такой невинной барышнѣ, какъ вы?… — потому что среди людей, о которыхъ я вамъ говорила, есть одинъ — самый отчаянный изъ всѣхъ нихъ… И его я не могу оставить. Нѣтъ, не могу, даже ради избавленія отъ той жизни, какую я теперь веду.
— Вы уже раньше заступились одинъ разъ за этого милаго мальчика, — продолжала Роза:- вы пришли сюда, несмотря на большую опасность, чтобы передать мнѣ слышанное вами; вы заставили меня вѣритъ въ правдивость вашихъ словъ; я вижу ваше сокрушеніе, ваше чувство стыда, — какъ же мнѣ не вѣрить, что вы еще можете вернуться на истинный путь? Ахъ, не будьте глухи къ увѣщаніямъ другой женщины, — горячо убѣждала Роза бѣдную Нанси, сложивъ руки и давъ волю слезамъ состраданія, — отъ которой вы впервые… впервые, думается мнѣ, услышали слова жалости и участія. Послушайтесь меня и дайте мнѣ возможность спасти васъ для лучшей жизни!
— Леди! — вскричала Нанси, падая на колѣни:- дорогая леди, ласковый ангелъ! Да, правда, вы первая, благословившая меня такими словами, и еслибы я услышала ихъ годы тому назадъ, они избавили бы меня отъ пути грѣха и скорби. Но теперь слишкомъ поздно, слишкомъ поздно!
— Никогда не поздно раскаяться и искупить вину, — сказала Роза.
— Нѣтъ, поздно! — воскликнула Нанси въ порывѣ душевной муки. — Я не могу теперь его оставить! Я не должна быть причиной его смерти!
— Почему же — смерти? — спросила Роза.
— Ничто не спасло бы его. Если бы я разсказала другимъ то, что разсказала вамъ, и если бы ихъ всѣхъ забрали, то его непремѣнно казнили бы. Онъ страшный головорѣзъ и совершилъ столько жестокостей!
— Возможно ли, — вскричала Роза:- что ради такого человѣка вы готовы отказаться отъ всякихъ надеждъ на будущее и отъ протянутой уже руки помощи? Да это безуміе!
— Я не знаю, какъ слѣдуетъ назвать это, — я знаю только, что это такъ, и что не одна я такая, но и сотни другихъ, такихъ же испорченныхъ и преступныхъ, какъ я. Я должна вернуться. Гнѣвъ ли то Божій за совершенное мною зло — я не знаю; но меня тянетъ къ нему назадъ, несмотря на всѣ страданія и побои, и будетъ тянуть, даже если я буду знать, что въ концѣ концовъ умру отъ его руки.
— Что же мнѣ дѣлать? — сказала Роза. — Я не должна бы отпустить васъ такъ.
— Нѣтъ, леди, и я знаю, что вы отпустите меня, — возразила женщина, вставая. — Вы не помѣшаете мнѣ уйти, потому что я довѣрилась вашей добротѣ и не потребовала съ васъ никакого обѣщанія, хотя могла бы.
— Но тогда какая польза въ вашемъ сообщеніи? Эту тайну надо разслѣдовать; иначе, оттого что вы ее мнѣ довѣрили, принесетъ ли она что нибудь Оливеру, о благѣ котораго вы заботитесь?
— У васъ найдется какой нибудь добрый знакомый, которому вы по секрету можете это разсказать и посовѣтоваться съ нимъ.
— Но гдѣ мнѣ найти васъ опять, если будетъ нужно? — спросила Роза. — Я не стараюсь узнать, гдѣ живутъ эти ужасные люди, но гдѣ будете вы гулять или проходить въ какое нибудь условленное время?
— Обѣщаете ли вы, что будете строго соблюдать тайну, и что вы придете однѣ или только вдвоемъ съ другимъ посвященнымъ лицомъ, и что за мной не будутъ подглядывать или слѣдить?
— Торжественно обѣщаю вамъ это, — отвѣтила Роза.
— Каждое воскресенье вечеромъ, отъ одиннадцати до двѣнадцати, — сказала молодая женщина безъ малѣйшаго колебанія:- я буду ходить по Лондонскому мосту, если буду жива.
— Подождите еще минуту, — остановила ее Роза, когда она торопливо двинулась къ двери. — Подумайте еще разъ о своемъ положеніи и о представляющейся вамъ возможности спастись отъ него. Вы имѣете право на мое участіе, не только какъ добровольная вѣстница этой тайны, но и какъ женщина, почти невозвратно погибшая. Неужели вы вернетесь къ этой шайкѣ разбойниковъ и къ этому человѣку, когда одно лишь слово можетъ спасти васъ? Что ослѣпленіе побуждаетъ васъ вернуться и дорожить преступленіемъ и порокомъ? Ахъ, неужели нѣтъ той струны въ вашемъ сердцѣ, которую я могла бы затронуть? Неужели ничего и осталось, что могло бы перевѣсить силу этого страшнаго колдовства?
— Когда дѣвушки, такія молодыя, добрыя, прекрасныя, какъ вы, — твердо отвѣтила Нанси:- отдаютъ свои сердца, то вѣдь и васъ любовь можетъ принудить къ чему угодно, васъ, у которыхъ есть домашній очагъ, друзья, поклонники, все, что сердцу нужно. Когда такая, какъ я, не имѣющая вѣрной кровли, кромѣ крышки гроба, не имѣющая въ болѣзни или передъ смертью иныхъ друзей, кромѣ больничной сидѣлки, отдаетъ свое гадкое сердце мужчинѣ, предоставивъ ему то мѣсто, которое пустовало въ теченіи всей нашей несчастной жизни, то кто можетъ надѣяться исцѣлить насъ? Жалѣйте насъ, леди… жалѣйте насъ за то, что у насъ осталось только одно женское чувство — да и то, по жестокой волѣ небесъ, вмѣсто отрады и гордости приноситъ лишь новыя страданія и муки.
— Возьмете ли вы, — сказала Роза послѣ паузы:- отъ меня немного денегъ, которыя позволятъ вамъ жить не безчестно, по крайней мѣрѣ, до нашей новой встрѣчи?
— Ни одного пенни, — отвѣтила Нанси, махнувъ рукой.
— Не преграждайте доступа къ своему сердцу всѣмъ моимъ попыткамъ помочь вамъ, — сказала Роза, тихо подходя къ ней. — Я искренно желаю вамъ пользы.
— Вы помогли бы мнѣ больше всего, — ломая руки, отвѣтила Нанси, — если вы могли взять сразу мою жизнь, потому что сегодня мнѣ тяжелѣе, чѣмъ когда лкбо раньше, будетъ сознавать, кто я такая, и для меня было бы утѣшеніемъ хоть умереть не въ томъ аду, гдѣ я жила. Да благословитъ васъ Господь, милая леди, и да пошлетъ онъ вамъ столько же счастья, сколько я терплю стыда!
Съ этими словами несчастная женщина, громко рыдая, ушла, а Роза Мэйли, еще находясь подъ ошеломляющимъ впечатлѣніемъ этого страннаго свиданія, болѣе похожаго на быстрый сонъ, чѣмъ на дѣйствительность, опустилась на стулъ и попыталась привести въ порядокъ свои взволнованныя мысли.
XLI. Глава, содержащая новыя открытія и доказывающая, что неожиданности, подобно несчастіямъ, рѣдко являются въ одиночку
Положеніе Розы было въ самомъ дѣлѣ крайне затруднительно. Испытывая самое живое и жгучее желаніе проникнуть въ тайну, которой было окружено происхожденіе Оливера, она должна была въ то же время свято соблюсти довѣріе, только что выказанное ей этой несчастной женщиной, обратившейся къ ней, какъ къ молодой и чистой дѣвушкѣ. Ея слова и чувства тронули сердце Розы, и загорѣвшееся въ ней желаніе вернуть падшую на путь раскаянія и надежды шло рука объ руку съ ея любовью къ мальчику и пламенной искренностью, едва ли уступало этому послѣднему чувству.
