Рассказы на ладони - Ясунари Кавабата
Металлическая сетка предназначалась для обслуживающего персонала гольф-клуба. К ней были приделаны колёсики, так что служащим легко было передвигаться по всему полю, прячась за ней от тяжёлых мячей из литой резины. На поле для гольфа росло несколько деревьев. Раньше здесь была целая роща, но потом её вырубили — осталась только неровная шеренга одиноких стволов.
Оставив позади сетку, старик и девушка отправились дальше.
— Слышишь, как шумит море?
Девушке хотелось, чтобы её, наконец, услышали, и она почти коснулась губами уха старика. «Слышишь? Море шумит, то самое море!»
«Что?» — старик прикрыл глаза. «Послушай, Мисако, а ведь ты пахнешь точно так же».
— Наше любимое море шумит! Слышишь?
— Море? Море… любимое? Да разве море, в котором ты утонула, можно любить?
— Да, можно! Когда я через пятьдесят пять лет вернулась в родные места, ты ведь тоже пришёл сюда. Это наше любимое море!
Старик опять ничего не расслышал, но девушка продолжала:
— Это хорошо, что я утонула. Сколько бы ни прошло с тех пор времени, я люблю тебя таким, каким ты тогда был… Я ведь помню только то, что было со мной до восемнадцати лет, поэтому ты всегда будешь молод, а я… я тоже всегда буду молодой — для тебя. Если бы я не утонула тогда, то сейчас ты встретил бы старуху. Это ужасно, я ни за что не решилась бы прийти к тебе! Старик разговаривал сам с собой и ничего не слышал.
— Я отправился в Токио, но у меня ничего не вышло. Никаких сил не осталось, вернулся домой. Нанялся подбирать мячи на этой площадке, потому что рядом — море. То самое море, в которое бросилась любимая, потому что нас разлучили. Я молил их о том, чтобы они взяли меня на работу. Хотя бы из жалости.
— Здесь, где мы сейчас гуляем, была когда-то твоя земля.
— Я только и мог, что подбирать мячи. Спина у меня не разгибалась. А та девушка бросилась из-за меня в море. Тот обрыв совсем недалеко. Хоть я и старый, но туда дойти сумею. Вот и брошусь вниз. Так я думаю.
— Нет, нет! Если ты умрёшь, на земле не останется ни одного человека, который бы помнил обо мне! Ведь тогда я умру по-настоящему!
Девушка прильнула к нему. Старик опять ничего не услышал. Но он обнял её.
— Да, да. Умереть вместе. Ведь сегодня… ты пришла ради меня?
— Умереть вместе? Нет! Синтаро, пожалуйста, не умирай, живи хотя бы ради меня!
Потом взор её скользнул поверх его плеча, и она радостно воскликнула: «Ой, смотри! Те большие деревья всё ещё стоят! Все три — совсем как тогда!»
Старик посмотрел туда, куда указывал палец Мисако.
— Клиенты боялись этих деревьев, просили срубить. Они говорили, будто деревья притягивают мячи своей колдовской силой, и потому, мол, мячи отклоняются вправо.
— Игроки скоро умрут. Намного раньше, чем эти деревья. Эти люди рассуждают так, будто не знают, что человек смертен.
— Я был вынужден продать свою землю, но поставил условие: не губить эти деревья. Ведь мои предки берегли их сотни лет!
«Пойдём!» — Мисако нетерпеливо потянула старика за руку, и тот заковылял вслед за ней. Они подошли к деревьям.
Мисако прошла сквозь ствол — легко, будто вздохнула. Старик последовал за ней. Исчезнув на мгновение, они снова вышли на свет.
Мисако с изумлением смотрела на Синтаро: «Так ты тоже умер? Когда тебе это удалось?»
Старик промолчал.
— Умер! В самом деле… Как странно, что мы не встретились на том свете… Попробуй ещё раз пройти сквозь дерево. Если ты и вправду умер, тогда мы сможем вместе поселиться в этом стволе!
Они снова скрылись внутри дерева, но на этот раз никто из них не вышел наружу.
Мелкая поросль позади трёх старых деревьев задрожала закатным отблеском. С той стороны, откуда доносился рокот волн, небо окрасилось в багрянец.
[1963]
Перевод Сергея Смолякова
Ночная красавица
Кактус «ночная красавица» цветёт всего одну летнюю ночь. Последние три года Комия приглашал в эту ночь школьных подруг своей жены. На сей раз первой пришла Мураяма. Зайдя в комнату с цветущим кактусом, она тут же заохала: «О, как красиво! Великолепно! И как много цветов! Ещё больше, чем в прошлом году!»
Она стояла у кактуса, как вкопанная. «В прошлом году было семь цветков. Посчитаем, сколько их в этом».
Стол был сдвинут к стене этой просторной гостиной в деревянном доме, выстроенном на европейский лад. Посреди комнаты стояла круглая подставка, на которой помещался горшок с кактусом. Горшок находился где-то на уровне коленей, но сам кактус был высоким — чтобы рассмотреть его, приходилось чуть поднять голову.
«Эти цветы — из страны моей мечты. Белое наваждение!» — произнесла Мураяма точно такую же фразу, что и в прошлом году. Ту же самую, что и в позапрошлом, когда она впервые увидела «ночную красавицу». Только интонация стала ещё проникновеннее.
После того, как Мураяма хорошенько разглядела кактус, она повернулась к Комия и поблагодарила за приглашение. Потом сказала его дочери Тосико: «Спасибо и тебе. Какая ты стала красивая. И выросла как! Расцвела, как этот кактус! А на нём цветов, между прочим, в два раза больше, чем в прошлом году!»
Тосико молча смотрела на неё. Не опустила глаз, не улыбнулась.
«Представляю, скольких трудов вам это стоило. Цветов так много!» — сказала Мураяма хозяину.
«Да, столько цветов никогда не было», — откликнулся он. Хотел было сказать, что именно поэтому столь спешно и позвал её, но осёкся.
Мураяма жила на побережье в Кугэнума, и до Хаяма ей было совсем недалеко. Но она прибыла первой не только по этой причине. Комия позвонил ей первой, а она тут же оповестила подруг из Токио. Мураяма перезвонила Комия — из пяти человек у двоих уже были свои планы, одна ждала мужа из командировки. Оставались только Имадзато и Омори.
Мураяма сказала: «Омори тоже удивилась, что только трое придут. Говорит, нужно хоть Симаки позвать. Правда, мы её никогда не приглашали. Из всего нашего класса только она одна не замужем».
Тосико поднялась со стула и, пройдя мимо кактуса, направилась к дверям. Её остановил оклик Мураяма: «Давай, девочка, мы вместе цветочки посмотрим!»
— Спасибо, я уже насмотрелась.
— Когда же ты успела? Вместе с папочкой? Ну тогда расскажи нам, как открывались бутоны.
Не оборачиваясь, девочка вышла из комнаты.
Мураяма вспомнила, что Комия на этот вопрос в прошлом году отвечал
