Пэлем Вудхауз - Что-нибудь эдакое. Летняя гроза. Задохнуться можно. Дядя Фред весенней порой (сборник)
Останавливало одно — как запустить Перси в замок? Сыщик не хорек, замок не кроличья нора. Именно это побуждало оставить мечты, а заодно прибавляло суровости, которую он и проявил, поднося к уху трубку.
— Да? — рявкнул он. — Кто там?
И услышал:
— Привет, Тилбери! Это я, Пилбем.
Глаза у магната вылезли, как у крупной улитки. Такие случайности, собственно, и называются чудесами.
— Говорю из замка, — продолжал голос.
— То есть как?
Трубка задрожала. Что это, прямой ответ на молитву или слуховая галлюцинация?
— Да, из замка, — подтвердил голос. — Эй, где вы? Тил-бе-ри! Ничего, что без лорда? Я, знаете, подшофе.
— Пилбем! — выговорил пэр. — Я не ослышался, вы в замке?
— Ну!
Человек, создавший издательство «Мамонт», не тратит время на пустые слова. Другой спросил бы: «Как вы туда попали?»; другой — но не этот. Все в свое время.
— Пилбем, — сказал лорд Тилбери, — это чудо! Езжайте немедленно сюда. Есть срочное дело.
— Дело?
— Дело.
В голосе появилась металлическая нота.
— А что мне с этого будет?
Лорд Тилбери быстро прикинул в уме.
— Сто фунтов, — ответил он и чуть не оглох от какого-то мерзкого звука. Видимо, это был саркастический смех.
— Двести!
— Слушайте, Тилбери, знаю я это дело. Одна рукопись…
— Да, да!
— Тогда разрешите сообщить, что мне предлагали пятьсот, предложат и тысячу. С вас больше не возьму. Думайте побыстрей. Тысяча — моя цена.
Лорд Тилбери подумал быстро. Мало кому во всей Англии становилось так худо при мысли о разлуке с деньгами, но сопоставлять он умел. Что тысяча фунтов в данном случае? Так, наживка для кита.
— Хорошо.
— Заметано?
— Я сказал, хорошо.
— Молодец! — одобрил голос. — Сидите там. Принесу, как говорится, искомое.
— Что?!
— Ис-ко-мо-е. Ладно, ариведерчи! Устал я. Пойду лягу. Пока! Пип-пип!
Судя по звяканью, Пилбем повесил трубку. Когда он уже засыпал, кто-то стал к нему ломиться. Он мрачно спросил:
— Это кто?
— Откройте, увидите!
— Галли, да?
— Я вам покажу «Галли»!
— Чего надо?
— Поговорить.
— Идите, идите, — сказал сыщик. — Некогда мне, сплю. Передайте, пусть к обеду не ждут. Устал, что ли…
— Вы у меня устанете!
— Как это «у вас»? — поправил сыщик. — Я у себя.
И, неназойливо радуясь своей находчивости, откинулся на подушки. Ручка крутилась всуе. Дверь трещала. Потом наступила тишина, прерываемая мирным храпом.
Глава XIII
Тьма окутала замок, ласковая тьма, которая к концу летних дней смыкается, как бархатный занавес. И алые, и белые цветы[67], естественно, уснули. Ухали совы; шуршали кусты, поскольку мелкие ночные твари спешили по каким-то своим делам. Запах влажной земли сливался с благоуханием штокроз и желтофиолей. Звездное небо просекали летучие мыши, а легкие мотыльки метались в золотом луче, вылетавшем из окна столовой. Был час, когда мы забываем свои заботы за пиршественным столом.
Но те заботы, которые терзали обитателей замка, не поддались бы яствам и питью. Суп ушел, как пришел. Ушла и рыба. Пришли предварения к жаркому и еще не ушли. Над столом, словно туман, висел покров скорби. Даже девятый граф, не склонный к унынию, ощущал, что обед испорчен присутствием сэра Грегори.
Что до самого сэра, недавние вести сокрушили бы для него и десять обедов. Как ясно выразил это в бессмертном труде былой приятель (см. гл. IV, VII, XI, XVIII), юность его была легкомысленной, но сейчас, уже в годах, он смотрел на жизнь очень серьезно. Серьезной была его тяга в парламент; а если Пилбем, выполнив угрозу, отдаст рукопись Тилбери, шансов практически нет. Кого-кого, а местный комитет он знал. Прочитай тот о креветках — и все псу под хвост.
Сюда он пришел, дабы спорить с сыщиком, умолять, взывать к лучшим чувствам, если они существуют, — и что же? Сыщика нет. Не с кем спорить, не к кому взывать, некого и умолять.
Где он, так его так?
Тот же самый вопрос мучил и леди Констанс. Неужели, выйдя зигзагом из гостиной, он направился к лорду Тилбери?
В слова воплотил все это лорд Эмсворт, какое-то время оглядывавший стол сквозь сдвинутое пенсне тем взглядом, каким глядит кошка, производя поверку своих котят.
— Бидж! — сказал он.
— Милорд? — откликнулся несчастный, чью утробу вконец изгрызла лиса.
— Бидж, я не вижу мистера Пилбема.
— Мистер Пилбем у себя, милорд. Лакею он сообщил, что к обеду не выйдет. Головные боли, милорд.
— Я тоже к нему стучался, — поддержал его Галли. — Мне он сказал, что хочет спать.
— Ты не зашел?
— Нет.
— Надо было зайти. Может, ему плохо.
— Если б я зашел, было бы еще хуже.
— Голова больше болела бы?
— Куда больше! — сурово заверил Галли, беря соленую миндалину.
На трех участников новость подействовала точно так, как действует дождь на скошенный луг[68], каплями орошая землю. Леди Констанс похорошела, словно освежившийся цветок; то же самое скажем мы и о леди Джулии. Сэр Грегори, кроме этого, вздохнул с таким облегчением, что погасил свечу. Шесть глаз (попарно) переглянулись, одаряя друг друга радостной вестью.
— Ой, Господи! — сказал лорд Эмсворт. — Только бы он не разболелся! От этих гроз чего не бывает! Перед обедом и у меня побаливала голова. Надо будет к нему сходить, сейчас это очень некстати. — И граф метнул в сэра Грегори такой взгляд, что тот разлил полбокала.
— Почему? — осведомилась леди Джулия.
— Не важно, — отвечал граф.
— Понимаешь, — объяснила леди, — мне, лично мне, кажется, что головная боль мистера Пилбема всегда кстати. Не говоря об ангине, чахотке, лихорадке, жабе и чуме.
Из полумглы раздался нежный, тонкий звук, напоминающий утечку газа. Бидж выражал свои чувства в той форме, какую допускал этикет.
У лорда Эмсворта чувства были иными.
— Джулия! — укоризненно вскричал он. — Зачем ты так говоришь?!
— Не успела придумать ничего похуже.
— Тебе не нравится мистер Пилбем?
— Кларенс, придерживайся действительности. Он никому не нравится. Есть люди, которым он нужен, вот и все. А так бы его давно отравили.
— Ты не права, — возразил лорд Эмсворт. — Он прекрасный человек. Некоторые, — и он метнул взгляд в баронета, — покушались на мою свинью. Благодаря его советам она — вне их досягаемости. Прекрасный человек. Пошлю ему вина.
— С него вроде хватит.
— Э?
— Так, не важно.
— Вино помогает при мигрени, — объяснил граф. — Расширяет сосуды.
— Сколько можно о нем говорить? — властно вмешалась леди Констанс. — Я устала от вашего Пилбема! И от твоей свиньи, Кларенс. Ради Бога, выберем тему поразумней!
Естественно, после этого воцарилось глухое молчание. Правда, когда расставляли тарелки для десерта, леди Джулия подняла бокал и провозгласила:
— Помянем усопшего!
Однако сыщик не усоп. В самый момент тоста он, словно заведенный, сел на постели и уставился в темноту. Примерно с минуту он соображал, где он. Ощущения были неприятны. Даже черная смерть, о которой с такой теплотой отзывалась леди Джулия, терзала бы не больше, если вообще не меньше.
Пытаясь припомнить, что привело к беде, он обнаружил, что память работает выборочно. Ясно он знал одно: как-то почему-то его оскорбила леди Констанс. Глубокая досада охватила его, такая досада, что он решил отомстить. Аукцион? Да ни за что! Рукопись надо прямо отнести лорду Тилбери.
Когда он дошел в своих размышлениях досюда, взорвалась бомба или, что, в сущности, не лучше, кто-то постучал в дверь.
— Можно, мой дорогой?
Голос он узнал, голос единственного друга. С кем, с кем, а именно с ним грубым быть нельзя. Скрепив свое истерзанное сердце, сыщик отворил.
— Вам получше? — спросил граф. — Вижу, вы встали. Нам так не хватало вас, мой дорогой! Мы все думали, как вы тут. Моя сестра Джулия беспокоилась, не подхватили ли вы чумы. Странно. Кто теперь болеет чумой? Ни единого случая, — сообщил девятый граф, от полноты чувств роняя в камин щепку, которой он пытался балансировать на гребенке. — Я лично вообще не представляю, как болеют чумой.
Перси Пилбем ощутил, что он уже подвергается вечным мукам. От манипуляций со щепкой болела голова, от темы — что и говорить!
— Дело в том, — продолжал граф, подвигая мыльницу влево, графин — вправо, одно кресло — к двери, а другое — к окну, — дело в том, мой дорогой, что вас утомила гроза. Мне кажется, вам бы надо подышать. Свежий воздух помогает от головной боли. Я собираюсь к Императрице, не составите ли компанию? Прекрасный вечер, луна, у меня фонарик.
Оторвавшись от своих занятий — в данный момент он тыкал в зеркало сапожным крючком, — граф достал из кармана упомянутый предмет и направил пламенный луч в воспаленные глаза гостя.
