Герман Банг - У дороги
— Бедняжка, — сказала Катинка. Она стояла у окна и глядела вдаль на белые поля.
— Ты что, забыла про свой кашель? — сказал Бай. Он закрыл дверь в спальню.
Бентсен шел по платформе, направляясь к себе в каморку.
— Она все-таки взяла мопса на руки, — сказал Бентсен. Он спрятался за изгородью, чтобы подстеречь эту минуту. — Счастливого Рождества, фру Бай…
— Счастливого рождества, Бентсен.
Двери хлопнули еще раз-другой, и все стихло. Только тихонько гудели телеграфные провода.
Перед тем как идти к обедне, Катинка вышла покормить голубей. Воздух был чист и прозрачен. Из-за леса доносился звон колоколов. Через заснеженные поля по расчищенным тропинкам в церковь гуськом тянулись крестьяне.
Они кучками толпились у церкви, ожидая начала службы, и поздравляли друг друга с праздником. Женщины подавали друг другу кончики пальцев и что-то говорили шепотком.
А потом снова стояли молча, покуда не подходила новая собеседница.
Супруги Бай немного запоздали — церковь была уже полным-полна. Катинка кивнула Хусу, стоявшему у самых дверей: «С праздником», — и прошла на свое место.
Она сидела рядом с дамами Абель, как раз позади семьи пастора.
«Птенчики» Абель утопали в кисее и замысловатых оборках.
По большим церковным праздникам во время обряда пожертвования фру Линде была начеку. На деньги от пожертвований да еще на выручку от продажи молочных телят она «одевала» себя и дочь.
Но фрекен Линде никогда не ходила в церковь в дни «пляски вокруг носового платка».
Зазвучали старинные рождественские псалмы, — понемногу все стали подтягивать, и стар и млад. Голоса торжественно и радостно отдавались под сводами. Зимнее солнце заглядывало в окна, освещая белые стены. Старый пастор говорил о пастухах в поле и о людях, чей Спаситель родился в этот день, — говорил простыми обыденными словами, и от этих слов на его паству нисходил какой-то бесхитростный покой.
Катинка все еще была под обаянием этого торжественного настроения, когда длинная вереница прихожан потянулась к алтарю с пожертвованиями. Мужчины шли, тяжело ступая по каменным плитам, и возвращались на свои места все с теми же застывшими лицами.
Женщины плыли к алтарю, краснея и смущаясь, и неотрывно глядели на носовой платок пастора, приготовленный для пожертвований.
Пасторша не спускала глаз с рук, тянувшихся к алтарю.
Фру Линде недаром тридцать пять лет была женой пастора, — бесчисленное множество раз присутствовала она на обрядах приношения. Она по рукам угадывала, кто сколько пожертвовал…
Те, кто жертвовал мало, и те, кто жертвовал больше, по-разному вынимали руки из кармана.
Фру Линде прикинула на глаз и решила, что нынешнее рождество принесет средний доход.
У выхода из церкви супруги Бай встретили Хуса. Все полной грудью вдыхали свежий воздух и наперебой поздравляли друг друга с рождеством.
Показался пастор с завязанным в узелок носовым платком — начались поклоны и приседания.
— Ну что ж, фрекен Иенсен, поздравим друг друга с Рождеством Христовым, — сказал старый пастор.
Катинка вышла за церковную ограду вместе с Хусом. Бай немного отстал, заговорившись с Кьером. Катинка и Хус пошли по дороге вдвоем.
Солнце искрилось на белоснежных полях; на усадебных флагштоках в прозрачном воздухе реяли национальные флаги.
Прихожане группами расходились по домам.
В ушах Катинки еще звучали рождественские псалмы, и все было окрашено какой-то праздничной радостью.
— Чудесное Рождество, — сказала она.
— Да, — ответил он, вложив в это «да» всю свою убежденность. — И как хорошо говорил пастор, — добавил он немного погодя.
— Да, — отозвалась Катинка, — очень хорошая проповедь. Они прошли еще несколько шагов.
— А ведь я еще не поблагодарила вас, — вдруг сказала Катинка. — За шаль…
— Не стоит благодарности.
— Очень даже стоит… я так обрадовалась. У меня была почти такая же, но я ее прожгла…
— Я знаю… Она была на вас в день моего приезда.
Катинка хотела было спросить: «Неужели вы запомнили?» — но не спросила. И сама не зная почему, вдруг вспыхнула и тут впервые заметила, что оба они молчат и не знают, о чем заговорить.
Они дошли до леса, церковные колокола звонили вовсю. Казалось, в этот день колокола никогда не умолкнут.
— Останьтесь у нас, — сказала Катинка, — не нарушайте праздника.
Они стояли на платформе, поджидая Бая, и слушали колокольный звон.
Хус пробыл у них до самого вечера.
Бай уселся за стол, сиявший белоснежной камчатной скатертью и хрусталем, и сказал:
— Славно побыть дома, в кругу семьи. Малыш-Бентсен воскликнул:
— Еще бы! — И рассмеялся от удовольствия.
Хус ничего не сказал. Сидит, молчит, а глаза улыбаются, — говорила о нем Катинка.
И весь день в доме царила тихая радость.
Вечером затеяли партию в вист. Четвертым был Малыш-Бентсен.
…В доме пастора подсчитывали пожертвования. Фру Линде была разочарована. Доход оказался много ниже среднего.
— Как ты думаешь, Линде, почему это? — спросила она. Пастор молча разглядывал кучу мелочи.
— Почему? Должно быть, люди думают, что мы можем жить, как полевые лилии.
Фру Линде помолчала и в последний раз принялась пересчитывать немногие бумажные кроны.
— Да еще содержать семью, — заключила она.
— Матушка, — сказал старик Линде, — будем благодарны и за то, что у нас покамест еще есть церковная десятина.
Пасторская дочь и капеллан резвились в гостиной, опрокидывая мебель: они затеяли игру в крокет.
— Не хочется попадаться на глаза матери, — сказала фрекен Агнес. — В дни церковных приношений в ней разыгрываются самые низменные инстинкты.
2
Рождественские праздники продолжались.
Катинке казалось, что уже давным-давно, с тех пор как она покинула родительский дом, она не проводила рождество так радостно и по-домашнему уютно. И не потому, что его отмечали как-то особенно, иначе, чем всегда: один раз они с Баем побывали у Линде, там был Хус и еще кое-кто из соседей, в другой раз фрекен Линде и капеллан зашли к ним вечером с Кьером и Хусом. Сестры Абель явились на станцию к вечернему поезду, их тоже пригласили на огонек. А после ухода восьмичасового поезда затеяли танцы в зале ожидания и сами себе подпевали.
Ничего необычного в этом не было. Но все светилось какой-то особенной радостью.
Единственный, кто немного «портил дело», был Хус. Он теперь часто ни с того ни с сего вдруг впадал в странную задумчивость.
— Хус, вы спите? — спрашивала Катинка. Хус резко вздрагивал на своем стуле. Радость, царившая в доме, передалась и Баю.
— Черт возьми, вот что значит хорошая погода, — говорил он, стоя на платформе после ухода вечернего поезда. — В последнее время я чувствую себя преотлично, — ей-ей, преотлично…
Даже самые их супружеские отношения как бы помолодели. Не то чтобы в них появилась страсть или пылкость, но просто большая близость и теплота.
Наступил канун Нового года, было недалеко до полночи. Супруги Бай сидели в гостиной, собираясь встретить Новый год.
Вдруг за дощатым забором раздался оглушительный грохот.
— Фу, черт! — сказал Бай. Они играли с Бентсеном в «тридцать шесть», и оба вздрогнули. — Петер не пожалел пороха.
В окно постучали, раздался голос Хуса: «С наступающим!»
— Черт возьми, да это Хус, — сказал Бай и встал.
— Я так и подумала, — сказала Катинка. Сердце у нее все еще колотилось от испуга.
Бай пошел открывать. Хус приехал в санях.
— Да заходите же, — сказал Бай, — пропустим по рюмочке ради праздника.
— Добрый вечер, Хус. — Катинка вышла на порог. — Заходите же, выпейте с нами.
Они привязали лошадь Под навесом склада. Катинка дала ей хлеба.
Потом они встретили Новый год и решили дождаться курьерского поезда. Он проходил в два часа ночи.
— Поиграй нам, Тик, — сказал Бай.
Катинка заиграла польку, Бай подтягивал басом.
— Недурно мы когда-то отплясывали, верно, Тик? — И он пощекотал шею жены.
Они вышли на платформу. Небо было облачным впервые за много дней.
— Будет снегопад, — сказал Бай.
Он взял пригоршню мягкого снега и бросил в лицо Малышу-Бентсену. И все стали играть в снежки.
— А вот и поезд! — сказал Бай. Раздался отдаленный гул.
— Тьфу, черт, тьма хоть глаз выколи, — сказал Бай. Гул приближался. Вот состав покатил по мосту. Маленький огонек становился все больше, и наконец из темноты с громыханием вынырнул поезд, похожий на гигантского зверя с горящими глазами.
Пока поезд с грохотом мчался мимо, все четверо стояли молча. От паровоза валил пар, свет из вагонов бежал по снегу.
Поезд пыхтя исчез в темноте.
— Что ж, — сказала Катинка. — Вот и новый год начался. Они помолчали.
