Джейн Остин - Гордость и предубеждение

— С офицерами! — воскликнула Лидия. — Как же тетя об этом ничего не сказала?

— Обедают в гостях? — сказала миссис Беннет. — Какая досада!

— Можно мне воспользоваться коляской? — спросила Джейн.

— Нет, дорогая, поезжай лучше верхом. Собирается дождь, и тебе придется там переночевать.

— Неплохо придумано, — сказала Элизабет, — если только вы уверены, что они не захотят отвезти ее домой.

— Но ведь карета мистера Бингли будет с мужчинами в Меритоне. А у Хёрстов вовсе нет лошадей.

— Мне бы все-таки больше хотелось поехать в коляске.

— Милочка, я уверена, что папа не сможет дать лошадей. Они ведь нужны для работы на ферме, не правда ли, мистер Беннет?

— Лошади нужны для работы на ферме гораздо чаще, чем их удается для этого получить!

— Если вы их используете там сегодня, мама будет довольна, — сказала Элизабет.

В конце концов от отца добились подтверждения того, что лошади заняты. Джейн должна была поэтому ехать верхом, и мать проводила ее до дверей, радостно предсказывая ухудшение погоды. Надежды эти вполне оправдались: не успела Джейн уехать, как начался проливной дождь, который привел в беспокойство ее сестер и чрезвычайно обрадовал мать. Дождь продолжался весь вечер без перерыва, так что о возвращении Джейн не могло быть и речи.

— Как удачно я все придумала! — не раз восклицала миссис Беннет, как будто она не только предсказала, но сама вызвала ухудшение погоды. Однако только на следующее утро она смогла полностью оценить все великолепие своего замысла. Завтрак подходил к концу, когда из Незерфилда прибыл слуга со следующей запиской, адресованной Элизабет:

«Дорогая Лиззи,

Сегодня утром я очень плохо себя почувствовала — должно быть оттого, что вчера основательно промокла. Наши добрые друзья и слышать не хотят о моем возвращении, пока я хоть немного не поправлюсь. Они настаивают также на том, чтобы меня осмотрел мистер Джонс — поэтому не тревожьтесь, если услышите, что он меня навестил. У меня всего только головная боль и небольшое воспаление в горле.

— Что ж, моя дорогая, — обратился к жене мистер Беннет, когда Элизабет прочла записку вслух, — если ваша дочь серьезно заболеет и, быть может, умрет, — как приятно будет сознавать, что произошло это в погоне за мистером Бингли, осуществленной по вашим указаниям.

— Я вовсе не опасаюсь за ее жизнь. Люди не умирают от каких-то простуд. За ней будут хорошо ухаживать, и пока она там, ничего плохого случиться не может. Если бы можно было взять экипаж, я бы охотно ее навестила.

По-настоящему встревоженная Элизабет решила проведать сестру. И так как экипажа не было, а ездить верхом она не умела, ей ничего не оставалось, как отправиться в Незерфилд пешком. Она объявила об этом намерении.

— Ты с ума сошла, — воскликнула мать, — идти пешком по такой грязи! Да на тебя смотреть нельзя будет, когда ты туда придешь.

— Но я зато смогу присмотреть за Джейн, а это все, что мне нужно.

— Может быть, Лиззи, все же послать за лошадьми? — спросил отец.

— Нет, право, не нужно. Я даже буду рада пройтись пешком. Расстояния не замечаешь, если перед тобой определенная цель. Да и всего-то тут каких-нибудь три мили. К обеду я буду дома.

— Я восхищена твоей готовностью помогать ближнему, — сказала Мэри. — Но каждый душевный порыв следует поверять разумом. Мне думается, что во всяком деле нужно прилагать силу, соразмерную необходимому действию.

— Хочешь, дойдем вместе до Меритона? — предложили Кэтрин и Лидия. Элизабет согласилась, и три девицы вышли из дома одновременно.

— Если мы поспешим, — говорила по дороге Лидия, — мы, быть может, успеем повидать капитана Картера перед его отъездом.

В Меритоне они расстались. Младшие сестры отправились к жене одного из офицеров, а Элизабет быстро зашагала вперед, пересекая одно поле за другим, торопливо перебираясь через насыпи и прыгая через лужи, пока не оказалась перед Незерфилдом, усталая, в забрызганных грязью чулках и с пылающим от напряженной ходьбы лицом.

Ее провели в комнату для завтрака, где собралось все незерфилдское общество за исключением Джейн. Приходу Элизабет все были немало удивлены. Сестрам мистера Бингли казалось просто невероятным, чтобы она смогла пройти в такую рань, при такой погоде да и притом в полном одиночестве целых три мили пешком. И хотя она была принята весьма любезно, Элизабет понимала, что в их глазах поступок ее не заслуживал одобрения. В манерах мистера Бингли, напротив, можно было заметить признаки чего-то большего, чем простая любезность. В них чувствовалось его расположение и признательность. Мистер Дарси был немногословен, а мистер Хёрст — вообще не сказал ничего. Первый размышлял о том, насколько она похорошела, разгоряченная быстрой ходьбой, и в какой мере ее побуждения оправдывали столь дальнюю одинокую прогулку. Мысли второго были целиком сосредоточены на завтраке.

Сведения о состоянии здоровья Джейн были мало утешительными. Мисс Беннет провела тревожную ночь и хотя и встала с постели, но чувствовала себя настолько плохо, что не смогла покинуть свою комнату. По просьбе Элизабет ее немедленно провели к больной. Приход сестры очень обрадовал Джейн, которая не написала, насколько ей хотелось бы ее повидать, только из опасения вызвать чрезмерную тревогу. Однако она почти не могла говорить, и когда мисс Бингли оставила их вдвоем, сумела только выразить благодарность за необычайную доброту, с которой о ней здесь заботились. Элизабет ухаживала за больной молча.

После завтрака пришли сестры мистера Бингли, и Элизабет почувствовала к ним симпатию, увидев, сколько заботы и внимания оказывают они своей подруге. Приехавший вскоре аптекарь,{21} осмотрев больную, сказал, что, как и предполагалось, заболевание вызвано сильной простудой, потребовал принятия самых энергичных мер, предписал постельный режим и обещал прислать микстуру. Предписание было выполнено немедленно, так как лихорадка и головная боль все время усиливались. Элизабет не покидала сестру ни на минуту. Другие дамы также почти не отлучались — правда, делать им было больше нечего, так как мужчин не было дома.

К трем часам Элизабет почувствовала, что ей пора возвращаться и неохотно об этом сказала. Мисс Бингли предложила ей экипаж, и она уже почти готова была им воспользоваться. Однако Джейн так огорчилась по поводу предстоявшей разлуки, что мисс Бингли поневоле пригласила Элизабет провести еще некоторое время в Незерфилде. Приглашение было принято с искренней благодарностью, и в Лонгборн послали слугу, который должен был предупредить родных и доставить необходимое платье.

Глава VIII

В пять часов дамы ушли переодеваться, и в половине шестого Элизабет позвали к столу. Отвечая на заданные ей вежливые вопросы о здоровье больной, она с удовольствием отметила про себя искреннее беспокойство мистера Бингли.

К сожалению, она не могла сообщить ничего утешительного. Состояние Джейн по-прежнему оставалось весьма тяжелым. Услышав это, сестры мистера Бингли три или четыре раза выразили свое огорчение, порассуждали о том, какая ужасная вещь — простуда и насколько каждая из них не любит болеть, и больше уже не вспоминали о подруге. И Элизабет почувствовала к ним прежнюю неприязнь, убедившись, как мало они думают о Джейн, не видя ее перед собой.

Из всей компании единственным человеком, заслуживавшим ее симпатии, был мистер Бингли. Элизабет сознавала, что остальные смотрят на нее, как на непрошенную гостью, и только Бингли своим искренним беспокойством о Джейн и вниманием к ее сестре несколько смягчил это ощущение. Кроме мистера Бингли ее почти никто не замечал. Внимание мисс Бингли было полностью поглощено мистером Дарси, миссис Хёрст старалась не отставать от сестры, что же касается сидевшего рядом с Элизабет мистера Хёрста — бездушного человека, из тех, что живут на свете лишь для того, чтобы есть, пить и играть в карты, — то после того, как он узнал, что жаркое она предпочитает рагу,{22} ему уже больше не о чем было с ней говорить.

Сразу же после обеда Элизабет вернулась к Джейн. И, как только она вышла из комнаты, мисс Бингли принялась злословить на ее счет. Ее манеры были признаны вызывающими и самонадеянными, и было сказано, что она полностью лишена вкуса, красоты, изящества и умения поддерживать беседу. Миссис Хёрст думала то же самое. При этом она добавила:

— Короче говоря, единственным положительным свойством этой особы является способность преодолевать пешком по утрам необыкновенно большие расстояния. Никогда не забуду, в каком виде она появилась сегодня — как будто какая-то дикарка.

— Она такой и была, Луиза. Я едва удерживалась от смеха. Вообще, как глупо, что она пришла. Если ее сестра простудилась, ей-то зачем было бежать в такую даль? А что за вид — лицо обветренное, волосы растрепанные!..