Томас Гарди - Джуд незаметный
Переход на новую стезю повлек за собой и следующий шаг, — по воскресеньям он посещал теперь все церкви, до которых мог добраться пешком, и разбирал латинские надписи на медных пластинах и памятниках пятнадцатого века. В одно из таких паломничеств ему повстречалась мудрая горбатая старуха, читавшая все, что ни попадало ей на глаза. Она так расписала ему романтические чары города света и учености, что он решил попасть туда во что бы то ни стало.
Но как он проживет в этом городе? Доходов у него тюка никаких. Нет и сколько-нибудь достойного постоянного занятия или профессии, чтобы прокормиться и одновременно постигать науки, на что потребуются многие годы.
Что, собственно, нужно городским жителям? Еда, одежда и кров. Займись он первым — приготовлением пищи, все равно много не заработал бы; ко второму он относился с пренебрежением; оставалось третье — какая-нибудь строительная профессия, и это его привлекало. В городе всегда что-нибудь да строят; стало быть, он научится строить. Джуд подумал о своем дяде, с которым не был знаком, об отце его двоюродной сестры Сюзанны, церковном резчике по металлу, — к средневековым ремеслам, независимо от материала, он почему-то чувствовал склонность. Значит, он не совершит ошибки, если пойдет по стопам своего дяди и на какое-то время займется стенами, в коих обитают ученые души.
Для начала он раздобыл несколько небольших каменных глыб, — металл был ему не по карману, — и, отложив ненадолго свои занятия, все свободные минуты тратил на воспроизведение замковых камней и капителей своей приходской церкви.
В Элфредстоне жил один средней руки камнерез, и как только Джуд нашел себе заместителя в бабкину пекарню, он за ничтожную плату предложил свои услуги этому человеку. Так он получил возможность постичь хотя бы азы камнерезного дела. Немного спустя он перешел к церковному зодчему, проживавшему там же, и под его руководством учился восстанавливать полуразрушенную каменную кладку в церквях окрестных деревень.
Памятуя о том, что ремеслом он занимается только затем, чтобы иметь подспорье в подготовке к делам более великим, которые, он полагал, были ему больше под стать, он в то же время увлекся и самой работой. Всю неделю он жил теперь в Элфредстоне, а в субботу вечером возвращался в Мэригрин. Так миновал девятнадцатый год его жизни.
VI
В одну из суббот этой знаменательной поры своей жизни, около трех часов пополудни, возвращался он из Элфредстона в Мэригрин. Стояла ясная, теплая и мягкая летняя погода; свои инструменты он нес в корзине за спиной, и на каждом шагу маленькие резцы легонько позвякивали, ударяясь о большие. По случаю субботы он рано кончил работу и вышел из города по окольной дороге, чего обычно не делал, но он обещал зайти на мельницу возле Крескома, чтобы выполнить поручение бабушки.
Настроение у него было приподнятое. Его воображению рисовалось, как через год или два он благополучно устроится в Кристминстере и постучится в двери одного из храмов науки, о которых он столько мечтал. Конечно, он мог бы перебраться туда уже теперь, работа для него нашлась бы, но он предпочитал вступить в этот город, уже научившись как-то зарабатывать себе на жизнь. Теплая волна довольства собой нахлынула на него, когда он подумал о том, что им уже сделано. По дороге он то и дело оборачивался, чтобы окинуть взглядом земли, лежащие по обе стороны от дороги. Но едва ли он видел их: просто он машинально повторял движение, обычное для него, когда он бывал менее сосредоточен; единственное, что его сейчас занимало, — это внутренняя оценка своих успехов.
"Я научился не хуже любого среднего студента читать простые тексты древних классиков, особенно латинские". Это было верно: хорошо владея латынью, Джуд без труда мог скрашивать свои одинокие прогулки, ведя воображаемый разговор на этом языке.
"Я прочел две песни "Илиады" и недурно знаю некоторые отрывки, например, речь Феникса из девятой песни, битву Гектора и Аякса из четырнадцатой, появление безоружного Ахилла в его божественных доспехах из восемнадцатой и погребальные игры из двадцать третьей песни. Я читал также Гесиода, кое-кто из Фукидида и обстоятельно Новый завет на греческом… Все-таки лучше было бы иметь дело только с одним диалектом.
Я занимался математикой, прошел первые шесть, а затем одиннадцатую и двенадцатую книги Евклида; а по алгебре дошел до простых уравнений.
Я знаю кое-что из отцов церкви, а также из истории Рима и Англии…
Все это лишь начало. Однако здесь я дальше не продвинусь из-за трудностей с книгами. Значит, отныне я должен направить все свои усилия к тому, чтобы перебраться в Кристминстер. Там уж мне помогут, и я добьюсь таких успехов, что теперешние мои знания покажутся мне детским неведением. Надо откладывать деньги, и я буду откладывать; один из этих колледжей должен распахнуть предо мной двери и приветствовать того, кого сейчас оттолкнул бы, и я буду ждать, даже если придется ждать двадцать лет.
Я добьюсь своего и стану доктором богословия!"
В своих мечтах он даже решил, что может сделаться епископом, если будет вести чистую, трудовую, мудрую жизнь истинного христианина. А какой пример он подаст другим! Если у него будет годовой доход в пять тысяч фунтов, четыре с половиною тысячи он станет раздавать, а на остальные, вести роскошную — по его понятиям — жизнь. Однако, поразмыслив, он понял, что насчет епископства он перехватил. Хватит с него и архидиакона. И в сане архидиакона можно быть таким же добрым и ученым и приносить столько же пользы, как и в сане епископа. Однако мысль об епископстве не давала ему покоя.
"Как только я устроюсь в Кристминстере, я прочту всё книги, какие не удалось получить здесь: Ливия, Тацита, Геродота, Эсхила, Софокла, Аристофана…"
— Посмотрите, каши он важный! Хи-хи-хи!
Этот задорный возглас раздался за изгородью, но он не обратил на него внимания. Мысли его шли дальше.
"…Еврипида, Платона, Аристотеля, Лукреция, Епиктета, Сенеку, Антонина. Потом надо будет изучить еще кое-что: отцов церкви — в совершенстве. Беду и историю церкви — в общих чертах и хоть немного древнееврейский, — пока что я знаю только буквы…"
— Ишь разважничался!
"…но я буду упорно работать. Выдержки, слава богу, у меня хватит! А главное… Да, Кристминстер будет моей alma mater, а я — ее возлюбленным сыном, которым она останется довольна".
Всецело поглощенный мыслями о будущем, Джуд сначала замедлил шаг, а потом и вовсе замер, вперив взгляд в землю, словно прочитал на ней свое будущее, отраженное волшебным фонарем. Вдруг он почувствовал сильный удар по уху, и что-то мягкое и холодное шлепнулось к его ногам.
Это был кусок свинины, он увидел это с первого взгляда, причем та характерная принадлежность борова, какой крестьяне смазывают обувь, так как ни на что больше она не годна. Свиней в здешних краях было много; в некоторых местах Северного Уэссекса их разводят и выкармливают в огромном количестве.
По другую Сторону изгороди протекал ручей, оттуда-то и доносились, как он только что сообразил, звонкие голоса и смех, вторгшиеся в его мечты. Он взобрался на насыпь и заглянул через изгородь. На том берегу ручья находилась небольшая ферма с садом и пристроенным к ней свинарником; перед домом, у самой воды, стояли на коленях три девушки, а рядом с ними бадейки и миски со свиной требухой, которую они мыли в проточной воде. Одна-две пары глаз украдкой взглянули на него, и, заметив, что наконец-то он обратил на них внимание и теперь наблюдает за, ними, девушки, с притворной скромностью поджав губы, принялись особенно усердно полоскать требуху.
— Покорнейше благодарю! — строго сказал Джуд.
— Честное слово, это не я бросила! — заверила одна из девушек свою соседку, словно не замечая присутствия юноши.
— И не я! — ответила та.
— Как тебе не стыдно, Энни! — молвила третья.
— Если б я что и бросила, то уж никак не это!
— А кого стесняться-то? Подумаешь!
Они захихикали и продолжали работать, не подымая глаз и не переставая препираться, — для вида.
Джуд отер лицо и язвительно заметил, обращаясь к той, что стояла выше по течению:
— О нет, конечно, это не ты!
Девушка, с которой он заговорил, была миловидная и темноглазая, не то чтобы красавица, однако издали сошла бы и за красивую, несмотря на обветренную кожу и грубоватые черты. У нее была округлая, пышная грудь, полные губы и великолепные зубы, а прекрасный цвет лица напоминал цвет яиц кохинхинки. Словом, это была вполне законченная самка — но и только; Джуд мог почти ручаться, что именно ей пришло в голову прервать его размышления о творениях великих гуманитариев, чтобы привлечь его внимание к обычной жизни вокруг.
— А кто, не угадаешь! — Задорно сказала она.
— Да кто бы ни был, это же разбазаривание чужого добра.
