Томас Гарди - Джуд незаметный

— Это город света, — сказал он себе.

— Там растет древо познания, — добавил он через несколько шагов.

— Оттуда приходят и туда уходят те, кто учит людей.

— Этот город можно назвать замком, где обитают наука и религия.

После такого сравнения он долго молчал и наконец добавил:

— Как бы мне хотелось туда.

IV

Углубившись в размышления, порой совсем стариковские, порой не по возрасту детские, мальчик не спеша продолжал свой путь, когда его обогнал проворный пешеход в невероятно высоком цилиндре и фраке. Джуду удалось рассмотреть, несмотря на темноту, что цепочка его часов бешено подпрыгивала, разбрасывая вокруг блестки света, по мере того как владелец ее шагал вперед на тощих ногах, обутых в бесшумные башмаки. Джуд, уже начавший тяготиться одиночеством, попробовал подладиться под его шаг.

— А ну, дружище! Я спешу, так что прибавь ходу, если хочешь поспеть за мной. Ты знаешь, кто я такой?

— Кажется, да. Доктор Вильберт?

— О-о, как видно, я известен повсюду! Вот что значит быть всеобщим благодетелем.

Вильберт был бродячий знахарь, пользовавшийся широкой известностью среди сельского населения и совершенно неизвестный для всех прочих, о чем, пожалуй, он и сам заботился во избежание щекотливых расследований. К его услугам прибегали только жители деревень, только им он был обязан своей репутацией в Уэссексе. Положение его было более скромным, а поле деятельности менее широким, чем у шарлатанов с капиталом и хорошо поставленной рекламой. В сущности, он был анахронизмом. Он покрывал пешком огромные расстояния и исходил вдоль и поперек чуть ли не весь Уэссекс. Джуд видел однажды, как он продавал какой-то старухе горшок подкрашенного свиного сала под видом надежного средства от болей в ноге; старуха согласилась уплатить целую гинею в рассрочку, по шиллингу каждые две недели, за это драгоценное снадобье, изготовить которое, по словам лекаря, можно было лишь из одного животного, обитающего на горе Синай, и ловить которое приходилось с риском для жизни и конечностей. Хотя у Джуда уже зародились некоторые сомнения насчет лекарств сего господина, однако он полагал, что Вильберт как человек, много путешествовавший, может оказаться источником сведений, непосредственно к его профессии и не относящихся.

— Вы, наверное, бывали в Кристминстере, доктор?

— Конечно, и многократно, — ответил худой, долговязый лекарь. — Это один из моих центров.

— Там столько ученых и священников, правда?

— Ну да, правда, правда, ты и сам бы убедился в этом, если бы побывал там, мальчуган. Даже сыновья старых прачек при колледжах умеют говорить по-латыни, само собой, не на чистой латыни, насколько я могу судить, а на "кухонной", как ее называли в мои студенческие годы.

— А по-гречески?

— Ну, это только те, кто готовится в епископы, — чтобы читать Новый завет в подлиннике.

— Я тоже хочу учить латынь и греческий.

— Похвальное желание. Тебе надо бы достать грамматики этих языков.

— Я собираюсь поехать в Кристминстер.

— Вот когда поедешь, ты всем рассказывай, что только у доктора Вильберта можно получить знаменитые пилюли, которые излечивают все болезни пищеварительного тракта, а также астму и одышку. Два шиллинга три пенса коробочка — патентованное средство с государственной печатью.

— А вы мне достанете эти грамматики, если я буду здесь, у нас, рассказывать об этом?

— Да я с удовольствием продам тебе свои — те, по которым я учился студентом.

— О, спасибо вам, сэр! — молвил Джуд с благодарностью, хотя чуть не задыхался от гонки, какую устроил доктор, заставив его бежать рысцой рядом с собой, отчего у Джуда даже закололо в боку.

— Пожалуй, тебе не угнаться за мной, мой милый. Лучше я вот что сделаю. Принесу тебе грамматики и дам первый урок, а ты пообещай в каждом доме своей деревни расхваливать чудодейственную мазь, живительные капли и женские пилюли доктора Вильберта.

— А где я вас найду, чтобы получить грамматики?

— Я буду проходить здесь ровно через две недели в это же время, то есть в двадцать пять минут восьмого. Передвигаюсь я с такой же точностью, как и планеты по своим орбитам.

— Я обязательно встречу вас здесь, — сказал Джуд.

— С заказами на мои лекарства?

— Да, доктор.

После этого Джуд отстал, постоял немного, чтобы отдышаться, и двинулся к дому с сознанием, что первый шаг к завоеванию Кристминстера сделан.

Следующие две недели он ходил, открыто улыбаясь своим тайным мыслям, словно то были живые люди, которые кивали ему при встрече; лицо его светилось той особенной восторженной улыбкой, какую случается видеть на лицах юношей, вдохновленных какой-нибудь великой идеей, будто чистая душа их озаряется изнутри неким магическим светильником и их восторженным взорам являются разверстые небеса.

Он честно выполнил свое обещание, данное исцелителю многих болезней, в которого сам теперь искренне верил, и исходил немало миль от одной деревни к другой в качестве его агента. В назначенный вечер он стоял неподвижно на плоскогорье, на том самом месте, где расстался с Вильбертом, и ждал его. Бродячий доктор явился точно в обещанное время, Джуд тут же зашагал рядом с ним, хотя пешеход нисколько не потрудился сбавить скорость, но, к удивлению Джуда, Вильберт как будто не узнал своего юного спутника, несмотря на то, что по прошествии двух недель вечера стали светлее. Джуд подумал было, что это из-за новой шляпы, и с достоинством приветствовал лекаря.

— Тебе что, мальчуган? — рассеянно спросил тот.

— Это я, — ответил Джуд.

— Ты? Что ты? Ах да, верно! ну как, голубчик, получил заказы?

— Получил.

И Джуд сообщил доктору имена и адреса крестьян, пожелавших испытать целебную силу его всемирно известных пилюль и бальзама. Шарлатан позаботился сохранить их в своей памяти.

— А латинская и греческая грамматики? — Голос Джуда дрожал от волнения.

— Что — грамматики?

— Вы обещали мне свои учебники, по которым занимались, чтобы стать доктором.

— Ах да, конечно! Забыл, совершенно забыл! Видишь ли, дружок, от меня зависит столько человеческих жизней, что при всем желании я просто не успеваю думать о других вещах.

Джуд ничем не выдал своего разочарования, пока до конца не осознал смысл этих слов, а затем с горечью воскликнул:

— Так вы не принесли их!

— Увы! Но ты раздобудь для меня еще несколько адресов, и в следующий раз я принесу тебе книги.

Дальше Джуд не пошел. Он был неискушенным ребенком, однако дар внезапного прозрения, которое проявляется иногда у детей, открыл ему, из какого человеческого хлама скроен этот шарлатан. Из такого источника нечего было ожидать духовной пищи. Листья опали с лаврового венка, созданного его воображением, он приткнулся к чьим-то воротам и горько расплакался.

За разочарованием последовал период бездействия. Вероятно, он бы мог получить грамматики из Элфредстона, но для этого надо было иметь деньги и знать, какие книга заказывать; хотя Джуд и не нуждался, он все же полностью зависел от бабки, и личных денег у него не было.

Как раз в это время мистер Филотсон прислал за своим фортепьяно, и это подсказало Джуду выход. Что, если написать школьному учителю и попросить его достать грамматики в Кристминстере? Можно засунуть письмо в ящик с инструментом, и оно наверняка попадет на глаза учителю. Почему бы не попросить его прислать старые, подержанные учебники, которые были бы ему тем милее, что пропитались самим духом университета?

Но рассказать о своем замысле бабке значило обречь его на провал. Следовало действовать одному.

После непродолжительного раздумья он перешел к делу, и в день отправки фортепьяно, совпавший с днем его рождения, тайком засунул в ящик с инструментом письмо, адресованное горячо любимому другу; он очень боялся, как бы бабка Друзилла не догадалась и не заставила его отказаться от своей затеи.

Фортепьяно было отправлено, и для Джуда наступили дни и недели ожидания; каждое утро, еще до пробуждения бабки, он наведывался на почту. Наконец г. Сакет туда действительно прибыл, и Джуду удалось разглядеть в нем две тонкие книжонки. Он унес пакет в укромное место и, присев на срубленный вяз, распечатал его.

С тех пор, как Джуда впервые потрясло видение Кристминстера и он понял, какие возможности таит этот город, его не оставляло любопытство: в чем же заключается процесс превращения фраз одного языка во фразы другого? Он полагал, что грамматика изучаемого языка содержит прежде всего правило, рецепт или ключ к разгадке тайного шифра, который, будучи однажды усвоен, позволит переводить слова родного языка в соответствующие слова чужого. В его детских представлениях о переводе, собственно, отражалось стремление к предельной математической точности, известное всем под названием закона Гримма, по которому простейшие правила возводятся в степень идеальной завершенности. Так, он считал, что слова чужого языка таятся в словах родного и находит их тот, кто владеет этим тайным шифром, которому и обучают вышеназванные книги.