Эрнест Хемингуэй - Острова и море

После паузы – немного выше…

Капитан Фрэнк в гавани,Значит, ночью повеселимся!

Вторую строчку пропели четко, словно били в барабан. А потом продолжили:

Комиссар назвал Руперта псом черномазым,Выстрел – и капитан Фрэнк сжег его дом дотла.

Потом они перешли на старые африканские ритмы, которые четверо на катере слышали у негров, тянувших канаты на паромах через реки, разделявшие Момбасу, Малинди и Ламу[6]. Негры дружно тянули канаты и пели тут же сочиненные песни, подсмеиваясь в них над белыми пассажирами парома.

Капитан Фрэнк в гавани,Значит, ночью повеселимся.Капитан Фрэнк в гавани.

Дерзкий, оскорбительный отчаянный вызов звучал в минорной мелодии. А затем – как барабанная дробь:

Значит, ночью повеселимся.

– Слышите, капитан Фрэнк? – склонился над кокпитом Руперт. – Вы еще ничего не сделали, а о вас уже песню поют.

– Кое-что я уже сделал, – сказал Фрэнк Томасу Хадсону. – Стрельну-ка еще разок для тренировки, – сообщил он Руперту.

– Тренировка – то, что надо, – радостно поддержал Руперт.

– Капитан Фрэнк тренируется, чтобы убивать, – кто-то сказал на причале.

– Капитан Фрэнк страшнее дикого кабана, – поддержал другой.

– Капитан Фрэнк – настоящий мужчина.

– Руперт, – попросил Фрэнк, – плесни-ка еще. Это не для храбрости, а чтоб рука не дрожала.

– Сам Господь направит вашу руку, капитан Фрэнк. – Руперт подал ему кружку. – Ну-ка, ребята, спойте про капитана Фрэнка.

Фрэнк осушил кружку.

– Итак, последняя репетиция, – сказал он и выстрелил – парашютная ракета перелетела через соседнюю яхту, задела бочки с бензином и упала в воду.

– Сукин ты сын, – тихо сказал ему Томас Хадсон.

– Помолчи, ханжа, – ответил Фрэнк. – Это мой звездный час.

И вот тогда на палубе соседней яхты показался мужчина в одних пижамных штанах с голым торсом и заорал:

– Эй вы, свиньи! Кончайте это дело! Из-за вас дама не может заснуть!

– Дама? – заинтересовался Уилсон.

– Да, черт вас возьми, дама! – ответил мужчина. – Моя жена. А вы, ублюдки, палите из ракетниц и не даете ей спать. Да и другим тоже.

– Дайте ей снотворное, – посоветовал Фрэнк. – Руперт, пошли кого-нибудь за снотворным.

– Вот что я скажу, приятель, – сказал Уилсон. – Надо вести себя как полагается хорошему супругу. Глядишь, она бы и заснула. Может быть, вы ее не удовлетворили. Может быть, она из-за этого расстроена. Моей жене психоаналитик всегда так говорит.

Фрэнк и Фред никогда не отличались хорошими манерами, и в данном случае Фрэнк вообще был кругом не прав, но пьянствовавший весь день мужчина в пижаме с самого начала взял неправильный тон. Джонни, Роджер и Томас не проронили ни слова. А эти двое с того момента, как мужчина нарисовался на палубе с криком «свиньи!», вели себя дружно, как давно сыгравшиеся игроки в бейсбол.

– Грязные свиньи! – продолжал мужчина. Видимо, словарный запас его был невелик. Ему было лет тридцать пять – сорок – точнее возраст определить было трудно, хотя мужчина и включил на палубе свет. После всех историй, которые о нем весь день рассказывали, Томас Хадсон думал, что у мужчины будет тот еще вид, но он выглядел вполне прилично. Наверное, успел поспать, подумал Томас Хадсон. А потом вспомнил, что дебошир заснул еще у Бобби.

– Я бы рекомендовал нембутал, – доверительно посоветовал Фрэнк. – Если у вашей жены нет на него аллергии.

– Непонятно, чем она недовольна, – сказал Фред Уилсон. – На вид вы довольно крепкий мужичок. И в великолепной форме. Готов поклясться, вы гроза теннисного клуба. Скажите, во сколько вам обходится поддерживать такую форму? Глянь-ка, Фрэнк! Видал ты когда-нибудь такой дорогостоящий торс?

– Только вы ошиблись, дружище, – сказал Фрэнк. – Не ту часть пижамы оставили на себе. Клянусь, никогда раньше не видел мужчину в одних пижамных штанах. Неужели вы и в постель в них ложитесь?

– Угомонитесь вы, наконец, свиньи паршивые, чтобы леди могла заснуть! – рявкнул мужчина.

– А не спуститься ли вам в каюту, – предложил Фрэнк. – А то как бы не схлопотать по шее за такие выражения. Ведь рядышком нет шофера. Это он отвозит вас в школу?

– Да не ходит он в школу, Фрэнк, – сказал Фред Уилсон, отставляя гитару в сторону. – Он большой мальчик. Бизнесмен. Неужели не видишь, что он ворочает крупными делами?

– Так ты бизнесмен, сынок? – спросил Фрэнк. – Тогда должен догадаться, что выгоднее всего тебе спуститься в каюту. Здесь все равно ничего хорошего не обломится.

– Он прав, – подтвердил Фред Уилсон. – Здесь у тебя нет будущего. Иди-ка лучше в каюту. А к шуму постепенно привыкнешь.

– Свиньи паршивые, – сказал мужчина, переводя взгляд с одного на другого.

– А ну-ка, красавчик, топай вниз, – сказал Уилсон. – Верю, на этот раз ты усыпишь свою женушку.

– Свиньи вы, – повторил мужчина. – Паршивые свиньи.

– Ты что, слов других не знаешь? Придумай что-нибудь новенькое, – поморщился Фрэнк. – Все «свиньи» и «свиньи» – надоело, право. Иди вниз, пока не простудился. Будь у меня такой потрясающий торс, я не подставлял бы его под ветер.

Мужчина внимательно осмотрел их, словно хотел запомнить.

– Ты нас не забудешь, – сказал Фрэнк. – А если вдруг забудешь, так я напомню тебе при встрече.

– Подонки, – огрызнулся мужчина и пошел в каюту.

– Кто он такой? – спросил Джонни Гуднер. – Где-то я его уже видел.

– Я его знаю, и он меня знает, – сказал Фрэнк. – Не человек, а последняя дрянь.

– Ты что, не помнишь, кто он такой? – переспросил Джонни.

– Ничтожество – вот кто, – ответил Фрэнк. – Какая разница, кто он, если он не человек, а полное ничтожество?

– Пожалуй, никакой, – согласился Томас Хадсон. – Но вы, двое, здорово на него насели.

– А как еще обращаться с таким ничтожеством? И почему насели? Мы не так уж грубо с ним обошлись.

– Свою антипатию вы показали довольно открыто, – сказал Томас Хадсон.

– Мне послышался собачий лай, – сказал Роджер. – Выстрелы и вспышки могли испугать его собаку. Хватит резвиться с ракетами. Я знаю, вы развлекаетесь, Фрэнк. Вам все сходит с рук, пока ничего плохого не произошло. Но зачем пугать несчастную собаку?

– Да это его жена лает, – весело заявил Фрэнк. – Пальнуть, что ли, в его каюту и посмотреть при свете ракеты, чем они там занимаются.

– С меня хватит! Я ухожу! – сказал Роджер. – Ваши шуточки мне не по душе. Мне не смешно, когда выпендриваются на автомобилях. Мне не смешно, когда самолетом управляет пьяный летчик. И мне не смешно, когда пугают собак.

– А вас тут никто не держит, – сказал Фрэнк. – За последнее время вы всем порядком надоели.

– Вот как?

– А вы как думали! Вы с Томом оба стали ханжами. Не даете людям повеселиться. Исправились, видите ли! Сами успели в жизни взять свое. А другим нельзя. Очень уж сознательными стали.

– Так это, выходит, я из-за сознательности не хочу, чтобы вы подожгли причал Брауна?

– Точно. Просто она так у вас проявляется. В особо дрянной форме. Слышали мы, что вы вытворяли на материке.

– Шел бы ты со своей пушкой развлекаться в другое место, – посоветовал Джонни Гуднер. – Мы хорошо проводили время, пока ты не заварил эту кашу.

– И вы туда же, – обозлился Фрэнк.

– Послушай, полегче на поворотах, – предостерег его Роджер.

– Я здесь единственный, кто еще любит повеселиться, – сказал Фрэнк. – А вы все великовозрастные ханжи и лицемеры…

– Капитан Фрэнк, – склонился над бортом причала Руперт.

– Руперт – мой единственный друг, – поднял голову Фрэнк. – Что надо, Руперт?

– Как насчет Комиссара, капитан Фрэнк?

– Мы спалим его дотла, старина Руперт.

– Храни вас Бог, капитан Фрэнк, – сказал Руперт. – Хотите еще рому?

– Мне и так неплохо, – ответил Фрэнк. – Все лежат?

– Ложись! – скомандовал Руперт. – И не шевелиться.

Фрэнк выстрелил за пределы пристани, и ракета, осветив гравиевую дорожку у веранды дома Комиссара, там же и сгорела. Негры на пристани заохали.

– Вот, черт! – воскликнул Руперт. – Почти попала. Не повезло. Еще разок, капитан Фрэнк.

На соседней яхте загорелся свет, и на палубу снова вышел ее хозяин. На этот раз он надел белые полотняные брюки, белую рубашку и спортивные туфли. Он был гладко причесан, на раскрасневшемся лице расплылись белые пятна. Ближе всех, спиной к нему, сидел Джон, рядом с мрачным видом расположился Роджер. Между палубами было фута три воды. Мужчина с яхты уставил палец на Роджера.

– Ты, скотина! – сказал он. – Грязная скотина!

Роджер посмотрел на него с удивлением.

– Ведь ты меня имеешь в виду? – крикнул Фрэнк. – Тогда не «скотина», а «свинья».

Не обращая на него внимания, мужчина продолжал обзывать Роджера.

– Жирная скотина! – Мужчина почти задыхался от злобы. – Жулик! Плут! Гнусный писака и никудышный мазила.