Френсис Фицджеральд - Больше чем просто дом (сборник)
Получалось, что появлению незнакомца могло быть лишь одно объяснение, — видимо, существовал третий выход из комнаты, наподобие потайного лаза. Я обыскал дом от подвала до чердака, но никакого тайного хода не нашел. Тогда я сел и задумался.
Во-первых, кто-то прячется в дальней комнате восточного крыла. У меня не было сомнений в том, у кого в обычае посещать главный коридор с полуночным визитом. Кто такой Кармейтл? Имя было необычное, и мне казалось, если я найду его обладателя, то смогу распутать это дело.
Ага, вот оно что! Это же тот самый Кармейтл — губернатор Джорджии, — как же я сразу об этом не подумал? Я решил, что уже пополудни отправлюсь в Атланту, чтобы с ним повидаться.
II
— Мистер Кармейтл, я полагаю?
— К вашим услугам.
— Господин губернатор, меня привело к вам личное дело, я мог ошибиться, побеспокоив вас. Не знаком ли вам кто-нибудь с инициалами Д. У. Б.? Может быть, вы прежде знали кого-то с такими инициалами?
Губернатор побледнел:
— Молодой человек, скажите мне, где вы видели эти инициалы и что привело вас сюда?
Кратко, насколько мог, я пересказал ему всю историю, начиная с завещания и заканчивая моими выводами. Когда я закончил, губернатор встал.
— Теперь мне все ясно. Все ясно. С вашего разрешения, я готов провести ночь в вашем доме с одним моим другом, сотрудником секретной службы. Если я прав, то в этом доме скрывается, э-э… — он запнулся, — лучше я пока не буду его называть, ведь возможно простое стечение обстоятельств. Встретимся через полчаса на вокзале, и лучше бы вам запастись револьвером.
В шесть часов мы с губернатором и его другом-детективом по имени Батлер вошли в дом и тотчас направились к той самой комнате.
Полчаса ушло на то, чтобы убедиться: никакого выхода, тайного или явного, из комнаты нет. Устав, я присел отдохнуть и случайно нажал рукой на какой-то выступ в стене. Мгновенно часть стенной панели распахнулась, открыв лаз шириной около трех квадратных футов. Губернатор стремительно, с кошачьей ловкостью проскользнул внутрь и скрылся из виду. Мы поняли все и бросились за ним. В полной темноте мы ползли по каменному тоннелю. Внезапно раздался выстрел, и еще один. Потом лаз кончился. Мы оказались в комнате, задрапированной роскошными восточными коврами, на которых были развешены средневековые латы и древние мечи, щиты и боевые секиры. Лампа под красным абажуром, стоявшая на столе, бросала зловещий красноватый отсвет на тело, распростертое у подножия турецкого дивана. Это был офицер Конфедерации, застреленный прямо в сердце, его жизнь вытекла с кровью, мгновенно окрасив серый мундир в красный цвет. Над телом стоял губернатор с дымящимся револьвером в руке.
— Господа, — произнес он, — позвольте представить, перед вами Джон Уилкс Бут — убийца Авраама Линкольна.
III
— Надеюсь, вы нам все объясните, мистер Кармейтл.
— Разумеется. — Губернатор подвинул к себе стул и начал рассказ: — Мы с сыном во время Гражданской войны служили в кавалерии под командованием Форреста.[75] Находясь в разведывательной экспедиции, мы только через три месяца узнали о капитуляции Ли в Аппоматоксе. Двигаясь на юг в предгорье Камберленд, мы встретили на дороге всадника. Мы познакомились и заночевали вместе, как всякие попутчики, а наутро наш новый знакомый исчез, прихватив с собой старую лошадь моего сына и его старый мундир, но оставил взамен своего молодого коня и новую гражданскую одежду. Мы не знали, что и думать, и даже не подозревали, кем был наш случайный попутчик. Мы с сыном разделились, и с тех пор я никогда больше его не видел. Сын отправился к дому своей тетки в Западном Мэриленде и однажды утром, когда он улучил минутку, чтобы отдохнуть от долгого пути в каком-то овине, его застрелил солдат-федерал. Пошли слухи, что застреленный был не кто иной, как Бут, но я знал, и правительство знало, что мой ни в чем не повинный сын был убит по ошибке, а Джон Уилкс Бут, человек, надевший форму сына и укравший его лошадь, сбежал. Четыре года я выслеживал Бута, но пока вы не упомянули инициалы Д. У. Б., я о нем ничего не слышал. Конечно, он выстрелил первым, когда я до него добрался. Думаю, что, явившись вам ночью, он просто пытался вас испугать и заставить убраться из этого дома. Возможно, благодаря тому, что ваш дед поддерживал южан, Буту удавалось скрываться все эти годы. Но теперь, джентльмены, вам известна моя история, и от вас зависит, останется она между нами троими и правительством или я буду объявлен убийцей и привлечен к суду.
— Вы настолько же невиновны, насколько виновен Бут, — сказал я. — Я буду нем до конца жизни.
Мы оба подошли к губернатору и крепко пожали ему руку.
Невезучий Санта-Клаус[76]
Во всем виновата мисс Хармон. Если бы не ее дурацкий каприз, Тальбот не свалял бы такого дурака, и… впрочем, я забегаю вперед.
Настал сочельник. Красноносые до чрезвычайности Санта-Клаусы из Армии спасения возвещали его, постукивая оловянными ложками по хлипким каминным трубам из картона. Нагруженные свертками старые холостяки перестали тревожиться о том, сколько еще халатов и шлепанцев им нужно для завтрашних подарков, и прониклись общим приподнятым настроением, царившим на хлопотливом Манхэттене.
В гостиной дома, расположенного на тускло освещенной улице где-то к востоку от Бродвея, сидела та самая леди, с которой, как я уже сказал, все и началось. Она вела полуфривольную, полусентиментальную беседу с безукоризненно одетым молодым человеком, расположившимся с ней рядышком на диване. Впрочем, игривость и чувственность были вполне законны и приличны, ибо молодые люди были помолвлены и в июне собирались пожениться.
— Гарри Тальбот, — сказала Дороти Хармон, поднялась с дивана и встала, смеясь, рядом с молодым джентльменом, пребывавшим в отличном настроении, — вы самый глупый мальчишка на свете, если думаете, что я стану есть те кошмарные конфеты, которые вы подарили мне на прошлой неделе!
— Дороти, — сказал молодой человек с укором, — дареному коню в зубы не смотрят. Эта коробка стоила мне изрядную толику кровно заработанных денег.
— Кровно заработанных, как же! — глумилась Дороти. — Мне ли не знать, что ты за всю свою жизнь не заработал ни цента. Гольф и танцы — вот и все твои труды. Да ты и потратить-то с умом не можешь, а уж тем более — заработать.
— Дорогая моя Дороти, в прошлом месяце мне удалось оплатить несколько очень взыскательных счетов, можешь справиться у моего отца.
— Это совершенно бессмысленные траты. Да, думаю, что ты не способен правильно расстаться с двадцатью пятью долларами ни за какие коврижки.
— Но почему, черт возьми, — запротестовал Гарри, — я должен расставаться с двадцатью пятью долларами?
— Потому что, — втолковывала Дороти, — это была бы настоящая благотворительность. Стоит ли просиживать штаны в конторе у отца, чтобы купить мне вот это? Зато отдать деньги тем людям, которых даже не знаешь, — это уже что-то!
— Ну почему, любой способен сделать пожертвование, — возразил Гарри.
— Вот! — воскликнула Дороти. — Вот мы и посмотрим, способен ли ты! Не думаю, что ты смог бы за вечер потратить двадцать пять долларов на доброе дело, как бы ни старался.
— Не сомневаюсь, что смог бы.
— Так попытайся! — Дороти сбегала в коридор и протянула ему пальто и шляпу, которые он взял с явной неохотой. — Сейчас половина восьмого. Возвращайся сюда к десяти.
— Но, но… — заикнулся было Гарри.
Дороти указала ему на дверь и спросила требовательно:
— Сколько у тебя наличных?
Гарри угрюмо порылся в карманах и вытащил пригоршню купюр.
— Как раз двадцать пять долларов и пять центов.
— Прекрасно! Итак, вот тебе мои условия. Ты выходишь на улицу и даешь эти деньги любому, но только тому, с кем раньше никогда не встречался. Нельзя давать более двух долларов одному человеку. К десяти часам, когда ты вернешься сюда, у тебя должно быть в кармане ровно пять центов.
— Но… — промолвил Гарри, пятясь к двери, — мне самому нужны эти двадцать пять долларов.
— Гарри, — промурлыкала Дороти, — ты меня удивляешь! — И с этими словами она захлопнула дверь у него перед носом.
— Я настаиваю, — пробормотал Гарри, — что это более чем странно!
Весь в сомнениях он брел вниз по лестнице. «Ну вот, — думал он, — куда теперь податься?»
Поразмыслив минутку, Гарри наконец отправился в сторону Бродвея. Пройдя этак с полквартала, он увидел джентльмена в цилиндре. Гарри замешкался. Затем собрался с духом и, направившись прямо к нему, изобразил, как ему казалось, приветливый смех, который больше походил на бульканье, и загорланил что есть мочи:
— Веселого Рождества, дружище!
