Ба Цзинь - Осень
— Может быть, это недоразумение, тетя? Тетя, Ван, наверное, сказала, не подумав. Мы же знаем, что у вас нет этого в мыслях. Никто вас не обвиняет. Не принимайте это близко к сердцу.
— Я знаю, что она нарочно обманула меня, знаю, на что она способна. Это — человек коварный. Сколько раз она меня в дураках оставляла, всегда науськивает меня на вас. Это все — ее работа. — Лицо ее раскраснелось — казалось, она говорит все это стоящей перед ней госпоже Ван, чтобы хоть словами отплатить этой, по ее мнению, гнусной женщине.
Цзюе-синь с состраданием смотрел на нее: наконец-то она высказалась откровенно. Он верил, что это — не притворство. Но что толку от этих слов? Разве могут они снять груз с его души? Не доказывают ли они по-прежнему, какое мрачное царство — эта семья, которую он любит, — сколько здесь коварства, интриг, борьбы, предательства? Своими словами тетка реабилитировала себя лишь перед Цзюе-синем. Но на его настроении это не отразилось. Он уже забыл свое прежнее отвращение к ней. Сейчас он про себя умолял ее только об одном, — чтобы она замолчала.
— Я отомщу, обязательно отомщу, — произнесла она с неожиданной энергией и злостью. — Меня так легко не проведешь. — Но это было пустым бахвальством: чтобы спасти положение, ей пришлось прибегнуть к этим громким словам; по сути же дела, у нее не было никакого определенного плана мести. Да она и сама знала, что не может противостоять госпоже Ван.
Цзюе-синь молчал, не зная, что сказать. Он не понимал ее. Он сам оказался в плену своих сложных, запутанных переживаний. Ему хотелось, чтобы она поскорее ушла, оставив его в покое на какое-то время.
Но уходить она не собиралась. Она тоже молчала, медленно вытирая платком слезы. Гнев ее понемногу стихал.
За окном снова послышались звуки шагов и голоса. До Цзюе-синя донеслись последние слова Шу-хуа и затем голос Шу-чжэнь:
— Мне пора возвращаться. Мать разозлится, если меня долго не будет.
Цзюе-синь настороженно взглянул в сторону госпожи Шэнь, но она уже услышала слова дочери и громко позвала:
— Шу-чжэнь!
За окном не отвечали. Но шаги приблизились.
— Шу-чжэнь! — повелительно крикнула госпожа Шэнь.
— Барышня, вас мать зовет, — услышал Цзюе-синь звонкий голос Цуй-хуань.
— Где она? — всполошилась Шу-чжэнь.
— В комнате Цзюе-синя, — ответила ей Шу-хуа.
Госпожа Шэнь снова нетерпеливо крикнула:
— Шу-чжэнь!
Шу-чжэнь быстро откликнулась и вскоре появилась в комнате. За ней следовали Шу-хуа и Ци-ся.
— Так, так. Я тебя зову, а ты не откликаешься. И ты меня ни во что не ставишь? — накинулась на нее госпожа Шэнь.
— Мама, я, правда, не слышала, — испуганно оправдывалась Шу-чжэнь.
— Не слышала? Гм, а на что же у тебя уши?
— У ней, тетя, за последнее время с ушами плохо. Если мы иногда тихо разговариваем с ней, то она слышит не очень хорошо, — пришла Шу-хуа на помощь сестре, видя, что ее несправедливо обидели.
Цзюе-синь смотрел на Шу-чжэнь со смешанным чувством удивления и сожаления.
— Уши — как уши, никогда глухой не была. С чего это вдруг стала плохо слышать? — недоверчиво покачала головой госпожа Шэнь. — А ты бы, Шу-хуа, поменьше ей верила.
— Тетя, но у нее действительно болят уши; иногда даже течет из них, — старалась втолковать ей Шу-хуа; ей просто не верилось, что это сидит мать Шу-чжэнь — так зло та разговаривала с дочерью.
— Ладно, ладно. Небось притворяешься, — не унималась госпожа Шэнь, глядя на дочь и не обращая никакого внимания на Шу-хуа. Глазами она была готова испепелить дочь — такие молнии сверкали в них. — Я сейчас не в настроении долго разговаривать с тобой. Пошли домой, — приказала она, внезапно поднявшись.
Шу-чжэнь умоляюще посмотрела на Цзюе-синя и Шу-хуа; ниточки слез протянулись по ее лицу.
— Ничего, ничего. Подумаешь! Еще и не ругали ее как следует, а она в слезы. Слез-то — как у хорошей кобылы… — грубо выругалась госпожа Шэнь, подталкивая дочь к выходу.
Шу-чжэнь думала лишь о том, как бы остаться в этой комнате, но, видя, что Цзюе-синь и Шу-хуа ничем не могут помочь ей, покорилась своей участи и молча последовала за матерью.
Прошло немало времени, прежде чем Шу-хуа нашла выход душившему ее гневу:
— Ну и ведьма! Я не верю, что у неё вообще есть сердце. Она когда-нибудь уморит Шу-чжэнь. — Но вышедшая уже в проход между флигелями госпожа Шэнь не слышала ее гневной реплики.
Цзюе-синь вздохнул и покачал головой.
Шу-хуа сначала изумилась, а потом накинулась на него:
— Даже ты не помог хоть словом! Так и дашь ей погубить Шу-чжэнь?
— А что я могу сделать? Ведь говорить с тетей сейчас — все равно что прошибить лбом стену. Ты не знаешь — ее довели госпожа Ван и другие. Она только что жаловалась мне. — И Цзюе-синь вздохнул снова.
— Ее обидели, а при чем же тут Шу-чжэнь? — возразила Шу-хуа. Она внимательно оглядела Цзюе-синя и неожиданно с раздражением упрекнула его: — Ты всегда говоришь, что не можешь! Ты ни в чем не можешь помочь! Да ты никогда и не думал об этом!
26
Утром девятого числа Юань-Чэну, наконец, удалось привести Го-гуана в дом Гао.
Для Цзюе-синя, уже потерявшего всякую надежду, это было настолько неожиданно, что он ограничился несколькими ничего не значащими любезностями, как будто приход Го-гуана не имел к нему никакого отношения. Го-гуан же при виде Цзюе-синя почти потерял дар речи, на его квадратном лице появилась краска, а голова с трудом поворачивалась на короткой шее.
— Вопрос с похоронами уже улажен. Землю я купил. Можете не беспокоиться, — выдавил извиняющимся тоном Го-гуан.
— Это неважно, — великодушно отвечал Цзюе-синь. — Я же знаю, сколько времени нужно, чтобы уладить это дело. Вот только дядя хотел о чем-то поговорить с тобой.
— Я собираюсь на днях зайти к нему, сегодня уже не успею, — попробовал отвертеться Го-гуан, не желавший появляться в доме Чжоу. — Меня отец послал по делам.
В это время в комнату зашел Цзюе-минь. Поздоровавшись с Го-гуаном, он обратился к Цзюе-синю:
— Паланкин готов. Можно отправляться?
— У дяди к тебе совсем маленькое дело, это не займет много времени. Лучше, если ты сейчас отправишься к нему и не заставишь его ждать, — настойчиво приглашал Цзюе-синь, поднимаясь с места.
— Я могу сопровождать вас, — сказал, улыбаясь, Цзюе-минь, в душе торжествуя при виде замешательства Го-гуана.
Го-гуан попытался было еще раз отказаться, но от волнения так заикался, что не мог сказать ничего вразумительного. В конце концов он последовал за братьями.
Три паланкина доставили их в особняк Чжоу. Там уже знали о случившемся от Юань-чэна. Старая госпожа Чжоу и госпожа Чэнь пребывали в ожидании, а Чжоу Бо-тао заперся в своем кабинете и нервно перелистывал «Ли Цзи» — к этой книге он обращался во всех случаях жизни.
Гости прошли к старой госпоже Чжоу. Тут же была и госпожа Чэнь. Го-гуану пришлось изобразить на своем лице улыбку и справиться о здоровье. Затем немного поболтали о том о сем. Чжоу Бо-тао все еще отсиживался в своей комнате, и старая госпожа Чжоу послала за ним Цуй-фэн.
— Гроб Хой уже больше полугода стоит в монастыре «Ляньхуаянь». — Старая госпожа Чжоу надеялась, что Чжоу Бо-тао сам заговорит об этом с Го-гуаном. Но, видя, что тот занялся светской болтовней, она не выдержала и, махнув рукой на своего упрямого сына, начала первой. — Там не очень чисто, и я беспокоюсь. Прошлый раз ты согласился произвести захоронение пятого числа… — Она не успела закончить — Го-гуан перебил ее, стараясь говорить как можно вежливее:
— Отец сказал, что это слишком скоро, что мы не успеем хорошо подготовиться. Поэтому мы перенесли срок на конец года.
— Это ничего. В таком случае, мы спокойны, — довольно произнес Чжоу Бо-тао, намереваясь этим закончить разговор.
— Спокойны? — Старая госпожа Чжоу даже переменилась в лице. — Я хочу только, чтобы гроб Хой как можно скорее был в земле. Беспокоиться о какой-то там «подготовке» твоему родителю не к чему. Это была бы слишком большая честь для Хой!
— Не надо понимать его слов превратно, мама! — с сознанием собственного превосходства пояснил Чжоу Бо-тао. — Ведь сват Чжэн хочет сделать как лучше.
— Я все понимаю! И разговариваю я не с тобой! — рассвирепела старуха. Чжоу Бо-тао, не ожидавший, что мать накричит на него в присутствии Го-гуана, стушевался и испуганно замолчал, опустив голову.
Оробел и Го-гуан. Он побледнел и весь раскис — видно было, что он чувствует себя не очень хорошо. Кое-как он попытался оправдаться:
— Не надо так меня понимать. Я ни на один день не забываю о Хой, и я не успокоюсь, пока не улажу это дело.
— Ты, затюшка, конечно, человек добрый, только Хой от твоей доброты толку мало, — холодно усмехнулась госпожа Чэнь. — Я вот слышала, что гроб-то ее в «Ляньхуаянь», что там уж пыли на вершок, что все паутиной затянуло и что приглядеть некому. Ты сейчас очень занят а после женитьбы, пожалуй, вообще не найдешь времени подумать о Хой. Скажу тебе прямо — мы беспокоимся. Она у меня единственная дочь была, а я ей при жизни ничего хорошего не сделала. Так я хоть после ее смерти не позволю обращаться с ней подобным образом. — При последних словах она не могла удержаться от волнения, голос ее задрожал, и она умолкла.
