Ба Цзинь - Осень
Эти слова как громом поразили Чжоу-Бо-тао. Лицо его потемнело еще больше, он незаметно подался в сторону и, поглядывая на дверь, думал о том, как бы ускользнуть.
Но как раз в этот момент взгляд матери упал на него, и его почти незаметное движение не укрылось от нее. Снова закипая гневом против сына, она взмахнула метелкой и повысила голос:
— Хочешь уйти? Ну и иди себе. Кому ты тут нужен? Только злишь меня своим присутствием.
Но Чжоу Бо-тао не обратил на ее слова внимания. Поспешно пробормотав что-то, он вышел с таким видом, словно получил полное прощение. Все (за исключением старой госпожи Чжоу и Мэя) с облегчением вздохнули.
Гнев старой госпожи Чжоу еще не улегся окончательно. Видя, что Мэй, съежившись от страха, все еще стоит перед ней, она бросила метелку и махнула рукой:
— И ты уходи с глаз моих. Отправляйся к своей жене.
Когда он ушел, старая госпожа Чжоу устало закрыла глаза и долго сидела не двигаясь. Теперь настала очередь госпожи Чэнь и госпожи Сюй успокаивать старуху. Цзюе-синь понял, что момент для разговора о Хой неподходящий: дальнейшее пребывание здесь лишь увеличило бы его страдания. Поэтому он распрощался. Его оставляли обедать, но он ушел под каким-то благовидным предлогом.
Вернувшись домой, он у дверей комнаты Цзюе-миня столкнулся с ним самим. Тот как раз выходил из комнаты и, увидев выражение печали на лице Цзюе-синя, спросил испуганно:
— Цзюе-синь, где ты был? Я ходил в контору, но тебя не застал.
— У бабушки, — коротко бросил Цзюе-синь.
Цзюе-миню все стало понятно. Сочувственно взглянув на брата, он мягко спросил:
— Опять по поводу Хой?
Цзюе-синь кивнул.
— Решили что-нибудь?
— Го-гуан уклоняется от встречи. Он снова женится. Послезавтра сговор. Разве ему теперь до Хой? — с горечью отвечал Цзюе-синь.
— А что говорит дядя? У него же всегда есть выход.
Цзюе-синь нахмурился и закусил губу. Он хотел было промолчать, так как не мог высказать словами обуревавшие его сложные чувства, но что-то подтолкнуло его, и он, помедлив, ответил:
— Не говори мне о дяде. Он только все испортил. Если бы не он, давно бы все уладили. Ведь это, по сути дела, пустяк. А сейчас они не знают, что делать. Бабушка только сердится — и все.
— А по-твоему, что следует предпринять? Неужели так и допустим, чтобы Го-гуан продолжал увиливать? — Цзюе-минь был обескуражен бессилием стольких людей, но продолжал спрашивать.
— А что я могу? У них весь дом в таком же положении, — развел руками Цзюе-синь, словно оправдываясь. Но на самом деле он просто дал выход своему гневу. Он все время бился именно над разрешением этого вопроса и до сих пор не верил, что не найдет выхода.
Братья стояли на ступеньках у входа. Кругом была полная тишина, и только с крыши доносился однообразный писк ласточек. Солнечные лучи подбирались под карниз. Из противоположного флигеля вышла госпожа Шэнь с Цзюе-хуа, сыном Си-эр, на руках и, с довольным видом усевшись в пустое плетеное кресло, стоявшее под окном комнаты Шу-чжэнь, принялась играть с ребенком.
— Выход-то есть и очень легкий. Не знаю только, согласитесь ли вы на это, — вдруг решился Цзюе-минь.
— Что же ты предлагаешь? — удивленно повернулся к нему Цзюе-синь.
— Мы найдем Го-гуана и заставим его написать расписку. Тогда посмотрим, сумеет ли он увильнуть! — уверенно произнес Цзюе-минь.
— Все можно будет уладить, если он согласится прийти, — без особого энтузиазма сказал Цзюе-синь, которому казалось, что из предложения брата ничего не выйдет, кроме бесполезного разговора.
— Он-то, конечно, не захочет прийти. Мы пошлем ему приглашение. Я знаю, что у них в доме паланкина нет и Го-гуан всегда нанимает его у перекрестка. Сделаем так: мы посылаем человека, который поджидает поблизости. Го-гуан выходит, этот человек его останавливает и сообщает, что дядя хочет видеть его по важному делу. Посмотрим, как он вывернется, — выкладывал свой план Цзюе-минь.
— Но если не удастся встретить его? Опять зря потратим время, — раздумывал вслух Цзюе-синь.
— Обязательно встретим. Он мне и вчера и сегодня попадался, — настаивал Цзюе-минь.
— Неужели? Где же ты его видел? — удивился Цзюе-синь.
— А я специально ходил к тому перекрестку, чтобы убедиться в правильности своего плана, — улыбнулся младший брат.
Цзюе-синь задумался на момент, затем сказал, словно размышляя вслух:
— Ну что ж, пожалуй, попробуем сделать по-твоему. Я сейчас пошлю человека.
25
Но восьмого числа поймать Го-гуана не удалось. Когда Цзюе-синь вернулся из конторы, Цзюе-миня еще не было дома; госпожа Чжоу ушла к кому-то из родственников на званый ужин, Шу-хуа и Шу-чжэнь играли в саду, и поговорить Цзюе-синю было не с кем. Сегодня на душе у него было еще более тоскливо и грустно. Походив немного по комнате, он отправился в комнату госпожи Чжоу, затем — к Цзюе-миню, в надежде кого-нибудь застать, хотя прекрасно знал, что там никого нет. Расстроенный, он вернулся к себе. Читать не тянуло, так как он чувствовал, что книги только усугубят его плохое настроение. Он сбросил халат, но было все равно душно. Тогда он расстегнул ворот сорочки и, усевшись на вертящийся стул, стал обмахиваться веером. Взгляд его бесцельно скользил по стенам комнаты. Он ничего не искал. В голове была путаница — мысль перескакивала с одного предмета на другой.
Вдруг взгляд его упал на фотографию, висящую на стене, и остановился. Мысли были еще далеко отсюда, но мало-помалу сконцентрировались на фотографии. Знакомое пухлое личико ободряюще и ласково улыбалось ему с фотографии, очень выразительно глаза смотрели на него сверху вниз. Он задержал свой взгляд на этом лице и, чувствуя угрызения совести, произнес:
— Прости меня, Жуй-цзюе.
Постепенно лицо на фотографии оживало, рот приоткрылся, как будто собираясь сказать что-то. Цзюе-синь испуганно заморгал — губы на фотографии были все так же плотно сжаты.
— У меня галлюцинации начинаются, — пробормотал Цзюе-синь.
Он поднялся и поспешно прошел в кабинет, где взял со стола фотографию, на которой он был снят вместе с Жуй-цзюе в первые месяцы после женитьбы, и, стоя у стола, молча смотрел на нее. Чуть-чуть наклонившись, он оперся одной рукой о стол. Перед глазами опять все поплыло. Чья-то тень возникла в пространстве комнаты и, улыбаясь, глядела на него. Но тут же пропала. Он удрученно вздохнул, взял рамку с карточкой и вышел из кабинета.
Усевшись снова перед письменным столом, он не сводил глаз с карточки. На стекло капали слезы, и он чуть не потерял сознания. Не выдержав, прошептал:
— Ты должна простить меня, Жуй-цзюе.
Кто-то вошел к нему и вежливо позвал:
— Молодой барин!
Услышав знакомый голос, Цзюе-синь быстро сунул фотографию в ящик стола, поднялся и повернулся, чтобы поздороваться с вошедшей. Это была Чэнь итай. Цзюе-синь несколько удивился ее приходу: что привело ее сюда? Ведь прежде она очень редко заходила к нему в комнату.
— Молодой барин, я хотела бы поговорить с вами об одном деле, — улыбнулась женщина.
— Садитесь, какие же у вас дела? — небрежно пригласил ее Цзюе-синь. Ожидая, пока она усядется и глядя на густо набеленное, узкоскулое лицо женщины, он думал: «Вряд ли она пришла наговаривать на кого-нибудь». Но тут же, вспомнив, что говорил ему Кэ-мин, понял цель ее прихода.
— Так вот, я хотела бы поговорить с вами об одном деле, — повторила она, отчеканивая каждое слово, глядя прямо ему в лицо. — Я уже говорила с господином Кэ-мином… Когда был жив старый господин, он разрешил мне воспитать одного из его внучат, чтобы иметь поддержку в будущем. Умру я — так хоть будет кому раз в год весной и осенью приходить на могилу и сжигать деньги[24], — говорила она без тени грусти в голосе. — Сначала я хотела было взять на воспитание седьмого внука, но, поговорив с господином Кэ-мином, убедилась, что он не очень хочет этого. Обещал снова поговорить со мной дня через два. А сегодня утром прибежала госпожа Шэнь, уговаривала меня, уговаривала — хочет отдать мне на воспитание десятого внука, Цзюе-хуа. А я не хочу — он слишком мал. Она прямо рекой разливалась. Потом пришла госпожа Ван и потребовала, чтобы я взяла шестого внука, Цзюе-ши. Я не знаю, как быть. Так, может быть, барин, вы мне поможете решить, какого лучше взять. — Она, видно, пришла не потому, что ей нужно было срочно разрешить эту проблему, а скорее затем, чтобы похвастаться своей победой.
Цзюе-синь слушал ее невнимательно, но, уловив общий смысл, ответил с некоторым раздражением (которого она не заметила):
— Это ваше личное дело, Чэнь итай, вам и решать. Зачем же я буду вам навязывать что-то? Но, по-моему, дядя Кэ-мин не будет спорить с госпожой Ван и госпожой Шэнь. Он говорил мне, что Цзюе-жэнь слишком мал и слаб здоровьем, отдавать на воспитание его он не хочет.
