Джон Пристли - Добрые друзья
— Зачем мистер Брандит вообще это поет? — спросила она потом у Сюзи. — Конечно, я не против его пения, но он ни капли не похож на томящегося от любви юнца.
Сюзи рассмеялась:
— Знаю. Бедный Джо! Он будто не поет, а требует подать ему мяса с луком, верно? Это наша Стелла заставляет его петь о любви. Впрочем, даже эти номера пользуются успехом у публики. Люди, верно, думают, что ему еще хуже, чем им, вот и хлопают от жалости. А все равно я души в нем не чаю. Он куда лучше большинства мужчин, которые умеют петь о любви. Знавала я таких, фу!
Потом репетировать пришли две девушки, мисс Сюзи Дин и мисс Элси Лонгстаф. Иниго ждал неприятный сюрприз: он обнаружил, что играть для последней куда легче, чем для первой. Сначала репетировала Элси — она исполнила полдюжины песенок, главным образом американских — одновременно жалостных и беспардонных, у автора которых либо никогда не было «любимой», либо он ее только что потерял. Элси пела их тоненьким гнусавым голоском, будто бы специально завезенным из Штатов, а в конце исполнила несколько забавных и изящных танцев, выигравших за счет ее чудесной фигурки. Когда Иниго удавалось сыграть несколько одинаковых тактов, сопровождавших танцевальные па, он время от времени поглядывал на Элси через рояль — и нашел ее весьма привлекательной, хотя поначалу она казалась ему чересчур беленькой и пушистенькой, чересчур большеглазой, надушенной, чересчур застенчивой и одновременно показной — словом, похожей на стареющего котенка. К тому же ему ни разу не удалось ее разговорить. До сих пор Элси была в его представлении глупой пустышкой, и мысленно он назвал ее «претенциозной вульгарной особой с подловатой душой». Но теперь, когда она кружилась на сцене, улыбалась ему, кричала: «Быстрей, пожалуйста!» и снова улыбалась уже вместе с ним, Иниго подумал, что в ней есть определенное очарование и публике ее номера точно придутся по вкусу, какими бы плоскими и заурядными они ни были. А потом она подлетела к роялю, хлопая в ладоши, розовая и запыхавшаяся, и воскликнула: «Ах, огромное вам спасибо! Это было незабываемо! Вы прекрасно играете, честное слово!» На что Иниго ответил: «Отлично мы повеселились, верно, мисс Лонгстаф?», а она заявила, что теперь никак не может быть мисс Лонгстаф, теперь она Элси, а он Иниго, и отныне они друзья.
То был приятный сюрприз. Неприятно же удивила его Сюзи. Во-первых, ее выступление никуда не годилось. Джимми Нанн, Брандиты и даже Джернингем хором уверяли его, что она — восходящая звезда и лучшей юной комедиантки ни в одной труппе не сыщешь. Что в ней не просто есть изюминка, она не просто трудолюбива и талантлива, а… ну, вы понимаете. Иниго в самом деле понимал. Он внимательно наблюдал за ней с самого знакомства (которое состоялось только в минувший четверг, но, по его ощущениям, с тех пор прошло несколько месяцев) и охотно верил всему, что о ней говорили. Он живо представлял Сюзи на сцене — юркую и одновременно крепкую, ее игривое, сияющее радостью лицо и сами номера — вихрь приподнятых настроений, шарма и шутовства, с тончайшей, едва уловимой ноткой пафоса. Но вот Сюзи пришла на репетицию, и ее выступление даже близко не походило на то, что нарисовал себе Иниго. Осипшим голосом она исполнила несколько песен — никчемных и скучных, у Элси и то были лучше, — да и пела она вяло, без огонька. Затем последовала чечетка — такая же вялая и безрадостная. То и дело Сюзи останавливала Иниго и говорила, что тот играет слишком медленно, слишком быстро или что в такие моменты надо замолкать. Его разочарованию не было предела.
— Слушайте… — начал он, когда Сюзи закончила и принялась собирать ноты.
— Да, профессор?
— Эти ваши песенки… они не больно-то хороши, а? — Сюзи вытаращила глаза. — Ну, в смысле… они довольно слабые, не находите?
— Да неужели? — В ее голосе зазвучали опасные ноты.
— Ну да! Плоские, как бумага. Вам, верно, ужасно надоело их петь. Даже если не брать в расчет слова, одни мелодии чего стоят! Разве это музыка? Господи, да я за утро сочинил бы десяток песен куда лучше ваших.
— Правда?
— Легко! — с жаром ответил молодой человек. — Конечно, и мои сочинения — требуха, но требуха требухе рознь, верно?
— Пожалуй, — тихо ответила Сюзи. — Я эту гадость не пробовала. Но вы продолжайте, продолжайте.
— Я только хотел сказать, — Иниго немного оробел, — что если у вас нет песен получше, мы могли бы отправить их на заслуженный покой и сочинить что-нибудь новенькое. Как думаете?
— Сейчас я вам скажу, что я думаю! — в гневе воскликнула она. — Я думаю, что вы — ужасный нахал, так-то! Сидите себе за роялем, как король, и говорите, будто я пою дрянь, а сами и пяти минут в труппе не проработали! Публику в глаза не видели! Думаете, я еще маленькая и можно мной командовать? О да-а… — она вздернула подбородок и заговорила гортанным голосом, хлестко пародируя Иниго. — Требуха-а требухе-е рознь, верно? Да-а, определенно! — Яростно взмахнув юбкой, она развернулась и приметила в зрительном зале Джимми Нанна, который с кем-то совещался.
— Джимми! — позвала она. — На минуточку, Джимми! Не хочу тебя огорчать, но моих номеров в программе не будет. Это невозможно. Мистер Джоллифант, столь любезно согласившийся нам подыграть, говорит, что мои песни не стоят его трудов.
— Я такого не говорил! — запротестовал Иниго.
— Говорили, еще как! — огрызнулась Сюзи. — Хотела бы я знать, кем вы себя возомнили? Последняя наша пианистка никуда не годилась, но она по крайней мере не решала, что нам петь, а что нет!
— Тише, тише, детки, — сказал Джимми. — Не забывайте, у вас на чай будет вкусненькое, а у меня нет. Бедный, бедный Джеймс! Не кипятись, Сюзи. А вы извинитесь, Джоллифант. Все равно, виноваты вы или нет, извинитесь. С ними только так и можно. Успокойтесь, пожалуйста.
— Умоляю меня простить, Сюзи…
— Мисс Дин. Спасибо.
— А… ну хорошо, мисс Дин, — с достоинством ответил Иниго. — Повторяю: примите мои извинения, я не хотел вас обидеть.
— Значит, только так с нами и можно, да? — воскликнула Сюзи. — Ну а со мной нельзя! — Она собрала ноты. — Жаль, что мои номера пришлись вам не по нраву, потому что отныне вам придется часто их слушать. Я буду их петь, что бы вы ни думали. И даже если вы прямо сейчас напишете лучшую партию для субретки на свете, я не стану ее петь — ни за какие деньги! Я все сказала. — И она, гордо вскинув голову, ушла.
Через несколько минут вернулся Джимми, и Иниго рассказал ему, как было дело. Минуту-другую тот задумчиво свистел, а потом сморщил нос и уморительно глянул на своего собеседника.
— Кое-чему в Кембридже не учат, мой мальчик, — наконец произнес он, — но в театре вы быстро этому обучитесь. Я говорю о такте. Нельзя так разговаривать с артистами. Думайте что угодно, но вслух не говорите. В нашем ремесле мужчины еще куда ни шло, но женщины!.. Обидчивые, вспыльчивые! Прямо динамит, мой мальчик. Одно слово — и взрываются! К тому же номера у Сюзи вовсе не дурны. Я не говорю, что лучше не бывает, но на сцене она просто чудо, скоро сами убедитесь. Публика души в ней не чает.
— Но в том-то и дело! — сказал Иниго. — Я бы и слова не сказал — пусть это останется между нами, хорошо? — если бы так не разочаровался. Я думал, она творит чудеса, но ничего подобного не увидел. Одна скукотища.
Услышав такое, Джимми блестяще изобразил авторитетного астронома, которому сказали, что Земля — плоская. Он застонал; он устремил взор к небу; он ударил себя по лбу.
— Что это такое, по-вашему? — возгласил он, обводя рукой пустой зал. — Королевский театр? А эти сиденья с дырявой обивкой — королевская семья? Та колонна — сэр Освальд Столл[46] с полными карманами новых контрактов?
— Позвольте я продолжу! — добродушно воскликнул Иниго, хотя слова Джимми задели его за живое. — А этот рояль — касса «Друри-Лейн»[47]? Ответ — нет, нет и нет! Но что с того?
Джимми рассмеялся.
— А вот что: Сюзи просто не старалась. Скоро вы увидите, как она преображается перед зрителями. Уверяю, она из самого безнадежного номера сделает конфетку. Положитесь на нее, мой мальчик. Сюзи — умница.
— Понятно. — Иниго сыграл небольшой задумчивый пассаж и в конце вдруг грохнул по клавишам. — Джимми, я напишу вам несколько песен. Главное — сочинить слова. Мелодии мне запросто даются, а вот подходящие стишки я писать не умею.
— Если мой желудок на пару дней оставит меня в покое, — сказал Джимми, — я и сам могу посочинять. Напишите мелодию, а я что-нибудь придумаю. Или наоборот, я покажу вам стихи, а вы подберете музыку. И не забудьте проиграть то вступление, которое я вам дал.
— Конечно. Я докажу мисс Сюзи, что не просто хвастался. Она заявила, что никогда не будет петь мои песни. Это мы еще посмотрим. Я сочиню такое, что она возьмет свои слова обратно — или провалиться мне на этом месте!
