Избранные произведения - Пауль Хейзе
Конрад остался, но только из вежливости. Юкунда была права. Что-то тянуло его домой. Многое не давало ему покоя. Любопытство насчет того, что там происходит, оживленное движение на террасе, которое он видел, потребность во всем участвовать и помогать, желание снова общаться с Катри. Это и еще многое другое, хотя и не целиком осознанное, пробудилось в нем, пока Юкунда испуганно следила за каждой переменой в выражении его лица.
Со стороны «Павлинов» послышались первые звуки танцевальной музыки, взволнованной польки — пока, правда, без должной уверенности, слабовато и безрадостно, отдаваясь эхом в пустом зале. И тут же Юкунда начала в нос подпевать — просто так, по привычке. Конрад, прежде только наслышанный о ее глупости, теперь сам мог во всем убедиться.
Между тем в садике опять стало людно. Уже при первом движении скрипичного смычка взгляды посетителей устремились к окнам, откуда исходил звук. Из-за этого все разговоры как-то сразу смолкли, слышались только обрывки фраз, произносимые приглушенными голосами, словно люди боялись помешать музыке. Когда ритм понемногу наладился, беседа за столиками вновь ожила. Однако все мысли людей были прикованы к танцплощадке, а застольные разговоры, будто кони в школе верховой езды, крутились на длинном поводке вокруг «Павлинов».
Кто-то из крестьян осторожно и назидательно произнес:
— Да, разве можно сравнить «Павлины» лет этак двадцать — тридцать назад, до того как они достались старому Реберу, с теми, какими они стали теперь! Все добро создано собственными силами, без посторонней помощи — только двумя трудолюбивыми руками, разумной головой и честным сердцем. Он постоянно прикупал землю — в одном году пашню, через год луг на сэкономленные деньги, если дела шли хорошо; потом постепенно расширял свое хозяйство.
— А вон тот луг ниже террасы тоже относится к «Павлинам»?
— Все сверху донизу, от террасы до железнодорожной линии, межа, выпас и в придачу часть виноградника.
— А что с хозяйкой «Павлинов»? Она всегда такой была?
— Хозяйка «Павлинов», госпожа Ребер? Которая из Херрлисдорфа? Она, доложу я вам, в мое время была самой веселой, самой жизнерадостной женщиной во всем кантоне. Всегда приветливая, бодрая, в добром здравии. А какая трудолюбивая и работящая! Да, старик многим ей обязан.
— Жизнерадостная? Кто? Хозяйка «Павлинов»? Неужто жизнерадостная? А что же с ней стало?
— Ах, она затосковала после рождения сына, его зовут, кажется, Конрадом. Сначала ее лечили в одном заведении, а потом, когда ей стало немного лучше, каждый год возили на воды. Теперь, насколько мне известно, она уже несколько лет не покидает дома. Но тоска так и осталась при ней, она целый день вздыхает, создает проблемы по всяким пустякам, отравляет жизнь себе и ближним, постоянно только и говорит о смерти. Боже милосердный, кто бы мог тридцать лет назад подумать, что так может случиться! Как сильно может измениться человек! К счастью, старик все терпеливо сносит, хотя вообще-то он сущий изверг. Просто растрогаешься до слез, когда видишь, как нежно он с ней обращается, хотя сам болен и стар.
Конрад, погруженный в глубокие раздумья, побледнел и наклонился вперед, чтобы не пропустить ни слова. Это пробудило ревность Юкунды.
— Не поискать ли нам лучше другое местечко, где никто не будет мешать? — недовольно спросила она.
Он с раздражением сделал знак рукой — помолчи. Другой голос вновь спросил:
— А парень? Сын? Что о нем слышно? Как у него дела?
— Пока неясно, что из него выйдет. Говорят, что на военной службе у него все шло хорошо, все его любят, и начальники, и подчиненные. Зато дома…
Тут уж Юкунда потеряла терпение.
— Да замолчите же, глупые головы! — выпалила она с нескрываемой злостью. — Разве не видите, что он сидит рядом?
В садике воцарились мертвая тишина и величайшее смущение.
— Ну вот, теперь хоть можно снова расслышать собственные слова, — пробормотала Юкунда.
Только Конрад больше не слушал ее. Им овладело неудержимое желание вырваться отсюда, уйти домой.
— Мне пора, надо отправляться, — осторожно сказал он, поднимаясь со стула. — Юкунда, сколько же я должен?
Она скривила рот, бросая враждебные взгляды на кошелек, который достал Конрад.
— Я еще должна вам сообщить нечто важное, — серьезно ответила она заговорщическим тоном. — Но для этого вам нужно снова сесть.
Когда он неохотно сел, она вдруг обратила к нему свое лицо с огромными глазищами, глядевшими угрожающе, словно дула мощного двуствольного орудия, внутри которых обитают огонь и сера. И пока он смущенно раздумывал, что бы все это значило, Юкунда незаметно положила свою ногу на его ногу.
— Останьтесь сегодня у меня! — прошептала она.
Кровь его взволновалась, но он сделал усилие над собой, отвел взгляд и отрицательно покачал головой.
— Но я хочу, чтобы вы остались. Я просто хочу этого! — еще настойчивее прошептала Юкунда, прижимаясь к нему.
Теперь уж он начал сопротивляться, однако его собственные чувства хотели изменить ему в этой борьбе. И тут он вспомнил о том, что пообещал пожарной команде. Не зная, как иначе избавиться от Юкунды, он молниеносно обеими руками грубо оттолкнул ее от себя.
Тогда Юкунда в мгновение ока переменилась: она спокойно встала, ее лицо приняло невинное выражение, словно ровнешенько ничего не произошло, и сказала сухо, деловито и холодно:
— Один франк сорок сантимов.
Он уплатил по счету и дал приличные чаевые, за которые Юкунда скромно поблагодарила. Потом они вместе довольно поспешно вышли из сада, ибо ему стало душно, он жаждал избавления. Конечно, если бы он мог догадываться, как сильно заблуждается насчет Юкунды, то никогда бы не заглянул на станцию. Когда подошли к дому, она еще раз бросилась к нему, нимало не обращая внимания на присутствующих.
— Приходите как-нибудь вечером, когда стемнеет, между десятью и одиннадцатью часами, после отхода последнего поезда. Например, завтра.
Он снова отрицательно покачал головой.
Тут Юкунда окончательно потеряла всякую надежду и покорилась.
— Стало быть, все совершенно напрасно? — в угрюмом отчаянии спросила она. — Неужели я действительно должна вас отпустить? Но все равно, ваш приход сердечно порадовал меня. Этими воспоминаниями я буду жить еще долго-долго, целые недели, месяцы, быть может, еще дольше. — После этого она обеими руками схватила его правую руку и, нежно, но крепко прижав ее к сердцу, не хотела отпускать.
Так они прошли по коридору до самого выхода. Идти было неловко, так как оба мешали друг другу.
— Будь здорова, Юкунда! — попрощался Конрад. Она не ответила и не отпустила его руку.
— Будь здорова, — повторил он почти умоляюще и немного раздраженно. — Отпусти
