Чарльз Диккенс - Оливер Твист
Надо замѣтить, что отнынѣ Оливеръ совершалъ свои утреннія экскурсіи не одинъ. Съ перваго же утра Гарри Мэйли, повстрѣчавъ Оливера, нагруженнаго цвѣтами, почувствовалъ такую страсть къ цвѣтамъ и обнаружилъ столько вкуса, подбирая ихъ въ букеты, что оставилъ своего юнаго товарища далеко позади. Зато Оливеръ зналъ, гдѣ лучшіе цвѣты найти. Каждое утро они бродили по окрестностямъ, принося домой прелестнѣйшіе букеты. Окно молодой дѣвушки было теперь открыто. Ей нравилось, когда къ ней въ комнату вливался богатый потокъ лѣтняго воздуха и приносилъ ей бодрость и свѣжесть. За переплетомъ окна всегда стоялъ въ водѣ отдѣльный маленькій букетикъ; Оливеръ замѣтилъ, что эти завядшіе цвѣты не выбрасываются, хотя каждое утро въ вазочкѣ перемѣняется вода, и что всякій разъ, когда докторъ появлялся въ саду, онъ обязательно взглядывалъ на этотъ уголокъ подоконника и, многозначительно кивалъ въ головой, продолжалъ свою утреннюю прогулку. Такъ летѣлъ день за днемъ. Роза быстро выздоравливала.
Оливеру не приходилось скучать, хотя молодая дѣвушка не покидала комнаты и вечернія прогулки не возобновились еще; развѣ только иногда выходила немного пройтись съ нимъ мистриссъ Мэйли. Онъ съ удвоеннымъ усердіемъ предавался занятіямъ у сѣдого господина и учился такъ прилежно, что даже самъ удивлялся своимъ быстрымъ успѣхамъ. Какъ разъ во время этихъ занятій случилось нѣчто такое, что сильно его испугало и встревожило.
Маленькая комната, въ которой онъ занимался своими уроками, была въ нижнемъ этажѣ въ задней части дома. Это была настоящая дачная комнатка съ рѣшетчатымъ переплетомъ окна; кругомъ росли жасминъ и жимолость, вѣтви которыхъ тянулись по оконницѣ, наполняя комнату сладкимъ ароматомъ. Окно выходило въ садъ, сообщавшійся калиткою съ небольшимъ пастбищемъ, а дальше находились красивый лугъ и лѣсъ. Въ этомъ направленіи по близости не было видно никакихъ построекъ, и открывавшійся взору ландшафтъ широко раскидывался во всѣ стороны.
Былъ чудный вечеръ и первыя тѣни сумерекъ начинали ложиться на землю, когда Оливеръ сидѣлъ надъ своими книгами. Онъ внимательно читалъ въ теченіи нѣкотораго времени, но такъ какъ день былъ необычайно длинный и онъ вдобавокъ немало занимался передъ тѣмъ, то для авторовъ, кто бы они ни были, нѣтъ ничего обиднаго въ томъ, что мало по малу онъ заснулъ.
На насъ находитъ иногда особаго рода дремота, которая, сковывая тѣло, не лишаетъ нашъ умъ сознанія окружающихъ предметовъ и позволяетъ ему свободно блуждать кругомъ. Такое состояніе постольку лишь является сномъ, поскольку сномъ можно назвать отягчающую слабость, онѣмѣніе силъ и полную неспособность контролировать наши мысли и движенія; и въ то же время мы сознаемъ все, что происходитъ вокругъ, и если мы видимъ сонъ, то слова, дѣйствительно произносимыя, и звуки, дѣйствительно существующіе въ подобный моментъ, съ удивительной быстротой приспособляются къ нашему сновидѣнію, пока дѣйствительность и воображеніе не образуютъ такого страннаго сплѣтенія, что потомъ бываетъ почти невозможно раздѣлить ихъ. Не это еще не самое поразительное свойство подобнаго состоянія. Несомнѣненъ фактъ, что, хотя наши чувства осязанія и зрѣнія временно умираютъ, однако наши дремлющія мысли и представляющіяся намъ видѣнія находятся подъ вліяніемъ — и при томъ подъ вещественнымъ вліяніемъ — безмолвнаго присутствія, какого нибудь внѣшняго предмета, который быть можетъ не былъ около насъ, когда мы сомкнули глаза и близость котораго мы не воспріятели бодрствующимъ сознаніемъ.
Оливерь очень хорошо зналъ, что онъ находится въ своей маленькой комнатѣ, что его книги лежатъ передъ нимъ на столѣ, что благоуханный вѣтерокъ блуждаетъ среди вьющихся растеній за окномъ. И въ то же время онъ спалъ. Вдругъ сцена перемѣнилась. Воздухъ сдѣлался душнымъ и спертымъ и его обожгла ужасная мысль, что онъ опять въ домѣ еврея. Вотъ въ своемъ обычномъ углу сидитъ отвратительный старикъ и, указывая на него, шепчетъ другому человѣку, сидящему рядомъ съ нимъ, и лица котораго ему не видно:
— Тише, другъ мой! — будто бы произноситъ еврей:- это онъ, я въ этомъ теперь увѣренъ. Уйдемъ!
— Э! — послышался Оливеру голосъ другого:- вы думаете, я бы его не узналъ? Да если бы толпа дьяволовъ точь въ точь приняла его образъ, а онъ стоялъ бы среди нихъ, въ немъ есть что-то такое, что я сразу распозналъ бы его. Если бы вы закопали его на пятьдесятъ футовъ подъ землей и провели бы меня надъ могилой, я думаю, мнѣ удалось бы узнать, что онъ на этомъ мѣстѣ похороненъ, не будь тамъ никакого знака!
Въ этихъ словахъ звучало столько страшной ненависти, что Оливеръ, испуганный, проснулся и вскочилъ.
Боже! что заставило его кровь подступить къ сердцу, что лишило его голоса и власти движенія? Тамъ… тамъ… у самаго окна… какъ разъ передъ нимъ… такъ близко, что онъ могъ бы достать рукой, стоялъ еврей, смотрѣвшій въ комнату и встрѣтившійся взглядомъ съ нимъ! А рядомъ съ евреемъ, нахмуренный и блѣдный отъ ярости или страха, или отъ того и другого, былъ тотъ самый человѣкъ, съ которымъ онъ встрѣтился у трактира!
То было мгновеніе, быстрый какъ молнія проблескъ. И вслѣдъ затѣмъ они оба исчезли. Но они узнали его и онъ ихъ: и ихъ лица такъ запечатлѣлись въ его памяти, какъ будто они были высѣчены на камнѣ и съ самаго рожденія стояли передъ его взоромъ. Одинъ моментъ онъ былъ прикованъ къ мѣсту; затѣмъ, выпрыгнувъ черезъ окно въ садъ, громко позвалъ на помощь.
XXXV. Глава, содержащая неудачный исходъ приключенія и довольно важный разговоръ между Гарри Мэйли и Розой
Когда обитатели дома, привлеченные криками Оливера, поспѣшили къ нему, то застали его блѣднымъ и въ волненіи указывавшимъ по направленію къ лугамъ, начинавшимся за домомъ; онъ едва могъ пробормотать:- «Еврей! еврей!»
Мистеръ Джайльсъ недоумѣвалъ. что возгласъ обозначаетъ. Но Гарри Мэйли, отличавшійся большей проницательностью и знакомый съ исторіей Оливера, понялъ сразу въ чемъ дѣло.
— Куда онъ направился? — спросилъ онъ, схватывая трость, стоявшую въ углу.
— Вонъ туда, — отвѣтилъ Оливеръ, указывая рукой. — Они скрылись въ одно мгновеніе.
— Значитъ, они въ канавѣ! — сказалъ Гарри. — Идите за мной и старайтесь не отставать.
Съ этими словами онъ перепрыгнулъ черезъ ограду и побѣжалъ съ такой быстротой, что остальнымъ чрезвычайно трудно было поспѣвать за нимъ.
Джайльсъ бѣжалъ, какъ могъ, Оливеръ слѣдовалъ за нимъ. А черезъ минуту или двѣ мистеръ Лосбернъ, только что вернувшійся съ прогулки, перевалился черезъ заборъ и, вскочивъ на ноги съ большимъ проворствомъ, чѣмъ можно было ожидать отъ него, помчался въ томъ же направленіи, не переставая во все горло кричать, спрашивая, въ чемъ дѣло.
Такъ они летѣли впередъ, не переводя дыханія, пока предводитель не повернулъ въ указанный Оливеромъ уголъ поля и, начавъ тщательно осматривать канаву и прилегавшій плетень, далъ этимъ возможность остальнымъ подоспѣть къ нему, а Оливеру — посвятить мистера Лосберна въ обстоятельства, вызвавшія такую усердную погоню.
Поиски были безуспѣшны. Не видно даже было недавнихъ отпечатковъ подошвъ. Преслѣдователи стояли теперь на верхушкѣ небольшого холма, съ котораго во всѣ стороны кругомъ было видно открытое поле на три или четыре мили. Налѣво въ котловинѣ виднѣлись деревья, но чтобы добраться до нея, совершивъ путь, указанный Оливеромъ, бѣглецы должны были пробѣжать крюкъ по открытому мѣсту. Нельзя было предположить, что они въ такое короткое время успѣли это сдѣлать. Густой лѣсъ начинался за лугами съ другой стороны; но по тѣмъ-же причинамъ они не могли бы достигнуть и этого прикрытія.
— Тебѣ, должно быть, приснилось, Оливеръ, — сказалъ Гарри Мэйли.
— Ахъ, нѣтъ, сэръ, — возразилъ Оливеръ, содрогаясь при одномъ воспоминаніи о выраженіи лица стараго негодяя. — Я слишкомъ ясно видѣлъ его. Я ихъ обоихъ видѣлъ такъ же отчетливо, какъ вижу васъ сейчасъ.
— А кто былъ другой? — спросили Гарри и докторъ въ одинъ голосъ.
— Тотъ самый человѣкъ, который, какъ я разсказывалъ вамъ, хотѣлъ меня ударить около гостинницы. Я прямо встрѣтился съ нимъ глазами.
— Ты увѣренъ, что они направились именно сюда? — спросилъ Гарри.
— Увѣренъ, какъ и въ томъ, что они стояли у окна, — отвѣтилъ Оливеръ, указывая на ограду отдѣлявшую садъ коттэджа отъ луга. — Высокій человѣкъ перепрыгнулъ вонъ тамъ, а еврей, пробѣжавъ нѣсколько шаговъ вправо, пробрался сквозь тотъ проломъ.
Оба джентльмена всматривались въ серьезное лицо Оливера, пока онъ говорилъ это, и, обмѣнявшись взглядомъ, повидимому, были удовлетворены точностью его показанія. Но ни въ какомъ направленіи не было видно отпечатковъ быстро бѣгущихъ ногъ. Трава была высока — но нигдѣ она не была смята, кромѣ тѣхъ мѣстъ, гдѣ они сами прошли. Края и берега канавы были сырые и глинистые, но не видно было ни одного слѣда подошвы, никакого признака, что здѣсь кто либо проходилъ, даже нѣсколько часовъ назадъ.
