Пэлем Вудхауз - Том 11. Монти Бодкин и другие
— Э-э, в общем… — сказал он.
— В тот раз, — подытожила мисс Флокс, изучая в зеркале свой нос и припудривая его в последний раз, — казалось, что все очень серьезно. Да. А то, что сейчас, — полная чепуха. Через полчаса он будет обнимать меня и просить прощения, а я скажу: «О, Амброз!» — а он скажет, что страдает не только потому, что заставил меня страдать, хотя от этого он тоже страдает, а еще оттого, что знает, как я страдаю, зная, что он страдает оттого, что заставил меня страдать. А каков он был в коридоре — вот умора! Он смешной, честное слово, и я очень люблю его. Гордый такой. Сказал «доброе утро», глянул на меня, нос задрал и испарился. Все-таки мужчины — ненормальные. Ничего не поделаешь. Монти вновь кашлянул.
— Ну да, — сказал он. — А сейчас, поскольку, как я полагаю, у вас на утро столько дел…
— Вы правы.
— Помолвка там, помолвка здесь…
— Нет, у меня больше женихов нет.
Монти очень не хотелось, но он вынужден был пояснить:
— Не кажется ли вам, — вежливо заметил он, — что вам пора идти?
— Пора идти?
— И поскорее, — пояснил Монти.
Фуксия Флокс в немом изумлении уставилась на него. Это было что-то новенькое. Мужчины, как класс, обычно искали ее общества. Взять хотя бы испанцев — их надо было палкой отгонять!
— Но мы ведь еще не поболтали как следует. Посидим рядком, поговорим ладком. Или я вам надоела, соседушка Бодкин?
— Нет-нет.
— Тогда какая муха вас укусила? Монти ухватился за покрывало:
— Тут… дело в том… мне кажется… я подумал… а вдруг случайно, знаете ли… Гертруда…
— Какая Гертруда?
— Моя невеста… Мне подумалось, что вдруг Гертруде придет в голову зайти ко мне посмотреть, проснулся ли я… В таком случае…
— Вот уж не знала, что у вас есть невеста!
— Да. Честно говоря, есть.
— Это та самая девушка, которую я видела здесь в самый первый день?
— Да.
— Милая.
— Да, очень.
— Вы сказали: Гертруда?
— Точно, Гертруда. Мисс Флокс задумалась.
— Гертруда? Звучит не слишком благозвучно. Конечно, есть Гертруда Лоуренс…
— Да, — прервал ее Монти. — Но не о ней сейчас речь. Понимаете, именно сейчас я не хотел бы расстраивать другую Гертруду — Баттервик.
Мисс Флокс рассмеялась:
— Как-как ее фамилия? Баттервик?
— Да.
— Ужас!
— Мне и самому не очень нравится, — согласился Монти. — Напоминает о ее отце, торговая фирма «Баттервик, Прайс и Мандельбаум». Но это не важно. Важно…
— Вы думаете, ей будет неприятно, если она увидит меня здесь?
— Думаю, сильно не обрадуется. В прошлый раз не обрадовалась. Из-за вас мне пришлось с ней объясняться.
Мисс Флокс прикусила губу. Ей все это явно не нравилось.
— Примитивно мыслит эта ваша мисс Баттеркрик.
— Ну, что вы! — улыбнулся Монти. — Она умная и благородная. И фамилия ее не Баттеркрик, а Баттервик.
— Все равно звучит кошмарно, — скривилась мисс Флокс.
— Не так уж и кошмарно. И в конце концов, дело не в фамилии, а в том, что она подумает, если застанет вас здесь, можно сказать, на моих ногах. Она в обморок упадет. Знаете, везде есть тайные пружины. Реджи Теннисон, осел, пошел и наговорил ей про меня, что я вроде Дон-Жуана. И это после истории с татуировкой…
— Какой татуировкой?
— Долго рассказывать. Если коротко, то у меня была невеста по имени Сью Браун, и я сделал на груди татуировку: сердце, а в нем — ее имя.
— Вот это да! — воскликнула мисс Флокс. Ей стало любопытно:
— А дайте посмотреть!
Монти сидел, откинувшись на спинку кровати, и не мог отпрянуть. Но попытался.
— Нет, ни за что!
— Да ладно, покажите.
— Сказано вам, нет.
— Да что с вами? Какие у друзей секреты? Тем более на груди. За меня не беспокойтесь, я однажды играла в сцене соблазнения, фильм «Бозо, мужчина-обезьяна».
— Но я бы не…
— Да ладно, давайте.
— Нет, не могу.
— Ну и ладно. Ну и любуйтесь сами на свою дурацкую грудь.
Разобиженная, мисс Флокс подобрала крокодила, поправила на его шее розовый бантик и вышла из комнаты. Когда она закрыла за собой дверь и шагнула к своей каюте, чтобы положить Уилфреда в корзинку, в коридоре появилась Гертруда.
Гертруда хотела постучать в дверь Монти и сказать, что солнышко сияет и пора вставать. Теперь она передумала. Она постояла, посмотрела, развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла обратно на палубу.
Над головой в тот день сияло безоблачное небо, дул легкий ветерок, но время от времени Монти замечал, что любимая девушка ведет себя как-то странно. Вроде ничего особенного, но как-то не так… Она неожиданно умолкала. Порой он ловил на себе ее задумчивый взгляд. Не столько задумчивый, сколько… ну да, странный. Вроде как оценивающий.
К вечеру, однако, настроение его улучшилось. Будучи по природе человеком жизнерадостным, после великолепного обеда он и вовсе развеселился.
Составители меню, знатоки своего дела, понимали: ничто так не поднимает дух, как вкусная и здоровая пища, и предложили на выбор пять видов супа, шесть вариантов рыбных блюд и вдобавок к этому запеченную курицу, ростбиф, бычьи хвосты, свиные отбивные, бараньи котлетки, сосиски, бифштекс, оленину под соусом, говяжье филе, фрикадельки, телячью печенку, зельц, три вида ветчины, рагу из утки под острым соусом и кабанью голову, затем шесть видов пудинга, несколько сортов сыра, мороженое и фрукты, чтобы уж совсем пустого места в желудке не осталось. Монти попробовал не все, но вполне достаточно, так что на шлюпочную палубу он вышел бодрым, свежим и настроенным на сентиментальный лад, как влюбленный питон.
Атмосфера на шлюпочной палубе также располагала к сентиментальности. Был тихий теплый вечер со звездами и закатом, и если бы у Монти не кончились сигареты, он так бы и стоял там и даже, глядишь, сочинил бы какие-нибудь стихи.
Но примерно через час, открыв портсигар и убедившись, что он пуст, Монти решил сходить в каюту и пополнить запас сигарет. Если бы Гертруда в этот момент была рядом, мысль о сигаретах ему бы и в голову не пришла, но Гертруда ушла играть в бридж с Джейн Пассенджер и двумя другими хоккеистками. Поэтому Монти спустился в каюту и стал открывать дверь, как вдруг услышал за спиной приглушенный вскрик. Обернувшись, он увидел Альберта Пизмарча.
Взгляд стюарда был суров и непроницаем.
— Туда нельзя, сэр, — сказал он.
Монти смотрел на него и ничего не понимал. С каждой новой встречей вассал все больше его озадачивал.
— Что вы хотите этим сказать?
Альберт Пизмарч, казалось, был удивлен такой постановкой вопроса:
— Разве молодая дама не поставила вас в известность?
— О чем?
— О том, что произошло. Я имею в виду не даму из соседней каюты, а другую, мисс Баттервик. Разве она не сказала вам, что поменялась с вами каютами, и вы теперь в номере В-36?
Монти стал тихо сползать по стене. Как и в прошлый раз, стюард раздвоился и заколыхался в воздухе.
— Да, сэр, именно так. Она поменялась с вами каютами. В этом плавании с вами обращаются как с посылкой, сэр, — сочувственно проговорил Пизмарч. — Как в песне поется, «нынче здесь, завтра там», и никогда заранее не знаешь где. Сперва тот джентльмен меняется с вами, теперь эта дама. Скоро вам придется памятку себе составлять, чтобы точно знать, где сегодня ваш угол.
Он фыркнул от смеха, потом помолчал, подумал над тем, что сказал, и, чувствуя, что сказано неплохо, решил повторить:
— Скоро вам придется памятку себе составлять, чтобы точно знать, где сегодня ваш угол. Но не думайте, сэр, — продолжал Альберт Пизмарч уже вполне серьезно, — что я одобряю все эти перемещения. Я осмелился заметить мисс Баттервик, что этого не следует делать, не спросив разрешения у судового казначея, но она сказала только: «Да бросьте вы, стюард» или что-то в этом роде, «делайте, что велят и поменьше болтайте». Я и перенес ваши вещи, как было велено. Но я, естественно, полагал, что она вас поставила в известность.
— Стюард, — тихо позвал Монти.
— Сэр?
— Пизмарч… Вы случайно не знаете, Пизмарч, мисс Баттервик входила… входила в ванную?
— Да, сэр, — бодро отвечал Пизмарч. — Первым делом вошла.
— И что?
— Да, сэр, она видела эту несмываемую надпись. Ее трудно не заметить, не так ли? И, судя по всему, очень ею заинтересовалась. Какое-то время она ее рассматривала, а затем повернулась ко мне и говорит: «Что это, стюард?» А я ответил: «Надпись помадой, мисс». А она сказала: «Ой!»
Монти схватился за стенку — единственное, что оставалось незыблемым в этом рушащемся мире.
— Ой?
— Ну да, сэр, так и сказала: «Ой!». Потом она меня отпустила и прикрыла дверь. А через некоторое время позвонила старой сплетнице — стюардессе, и попросила отнести вам записку в каюту В-36 — если помните, сэр, это на палубе, которая прямо над нами, ибо мы с вами находимся на палубе «С». Там она и лежит.
