Герман Мелвилл - Ому
Внутри было темно и пахло затхлостью. В одном углу на старых циновках, словно кучка цыган в развалинах, ютилось несколько бездомных туземцев. Здесь было их постоянное жилище.
Заинтересовавшись, кому это в Партувае взбрело в голову вложить капитал в недвижимость, мы стали расспрашивать и узнали, что дома были построены несколько лет назад каким-то настоящим янки (так и следовало предполагать), плотником по профессии и смелым предприимчивым парнем по натуре.
Его больного списали с судна; он сразу начал работать и, поправившись, стал переходить с места на место с топором и рубанком, всюду сумев оказаться полезным. Трезвый, степенный человек, он в конце концов завоевал доверие нескольких вождей и вскоре внушил им различные идеи по поводу прискорбного отсутствия у жителей Эймео заботы об общем благе. Особенно настойчиво он указывал на унизительность того, что они живут в бамбуковых курятниках, между тем как ничего не стоит соорудить из досок великолепные дворцы.
Кончилось тем, что один старый вождь внял доводам плотника и предложил ему построить несколько таких чудесных дворцов. Получив в свое распоряжение достаточно людей, тот сразу же принялся за работу: поставил лесопилку в горах, стал валить деревья и послал в Папеэте за гвоздями.
Строительство быстро подвигалось; но, увы, едва успели подвести здания под крышу, как покровитель янки, не рассчитавший своих возможностей, разорился дотла и не смог оплатить своих обязательств даже по плитке табаку за фунт. Его банкротство отразилось и на плотнике, и тот убежал от своих кредиторов на первом судне, зашедшем в гавань.
Туземцы относились с презрением к шаткому дворцу из досок и, проходя мимо, покачивали головой и хихикали.
Нам сообщили, что резиденция королевы находится на краю поселка. И вот, не дожидаясь, пока доктор раздобудет скрипку, мы внезапно решили отправиться туда немедленно и узнать, нет ли вакантных должностей членов тайного совета.
Хотя в моем рассказе о наших надеждах на придворную карьеру много чепухи, придуманной весельчаком доктором, все же мы действительно рассчитывали, что дело может обернуться для нас удачно.
Мы приблизились к дворцовой территории, и перед нами предстало несколько необычное зрелище. Широкий мол из обтесанных коралловых глыб тянулся прямо в море, а на нем и в прилегающей роще стоял десяток очень больших туземных домов, построенных в самом изысканном стиле и окруженных общим низким частоколом из бамбука, отгораживавшим довольно обширный участок.
На островах Товарищества резиденции вождей большей частью находятся в непосредственной близости к морю; такое местоположение дает возможность полностью наслаждаться прохладным ветерком, и живущие там меньше страдают от назойливых насекомых, а, кроме того, при желании могут укрываться в прекрасной тени соседних рощ, всегда особенно пышных у воды.
За оградой мы увидели человек шестьдесят или восемьдесят нарядно одетых туземцев, мужчин и женщин; одни полулежали в тени домов, другие — под деревьями, небольшая группа разговаривала у самого частокола против нас.
Мы подошли к ней и после обычного приветствия собрались уже перепрыгнуть через бамбуковую ограду, но тут туземцы с сердитым видом заявили нам, что вход запрещен. Мы выразили свое горячее желание повидать королеву, намекнув, что имеем сообщить нечто важное. Но это ни к чему не повело, и, немало раздосадованные, мы вынуждены были вернуться в дом По-По, ничего не добившись.
Глава LXXVI
КОКЕТКА С ЭЙМЕО. МЫ ПОСЕЩАЕМ СУДНО
Вернувшись домой, мы откровенно изложили По-По цель нашего посещения Талу и попросили его дружеского совета. На своем ломаном английском языке он охотно сообщил нам все сведения, в которых мы нуждались.
По его словам, королева действительно замышляла оказать сопротивление французам; недавно стало известно также, что некоторые вожди с Бораборы, Хуахине, Раиатеи и Тахара, группы подветренных островов, как раз теперь совещаются с ней относительно целесообразности организации восстания на всем архипелаге, чтобы предотвратить дальнейшее проникновение захватчиков. Если действительно решат прибегнуть к военным мерам, тогда Помаре несомненно будет рада завербовать на свою сторону всех иностранцев, каких только удастся. Однако о том, чтобы она произвела доктора или меня в офицеры, не могло быть и речи, так как множество европейцев, хорошо ей известных, уже выразило желание стать таковыми. Что касается получения нами немедленного доступа к королеве, то По-По считал такую возможность довольно сомнительной, потому что она жила в это время очень уединенно, больная и удрученная, и не склонна была принимать посетителей. Однако до постигших ее несчастий ни одному человеку, какое бы скромное положение он ни занимал, никогда не отказывали в аудиенции; морякам даже разрешали присутствовать при ее утреннем туалете.
Но мы и не думали так легко отказаться от своих планов. Мы просто решили провести некоторое время в Партувае, пока какое-нибудь событие не создаст более благоприятных условий для их осуществления. В тот же день мы совершили прогулку к судну, которое стояло на якоре на закрытом рейде далеко в глубине бухты и которое мы давно хотели посетить.
Проходя по дороге мимо длинного низкого навеса, мы услышали голос, окликнувший нас: «Эй, белые!» — Оглянувшись, мы увидели розовощекого англичанина (его национальность можно было определить с первого взгляда), стоявшего по колено в стружках и что-то строгавшего на верстаке. Он оказался сбежавшим с корабля плотником, недавно прибыл с Таити и теперь занимался очень выгодной работой: делал буфеты и другую мебель для богатых вождей, а изредка пробовал свои силы в изготовлении дамских рабочих шкатулок. Он жил в поселке всего несколько месяцев и уже стал владельцем домов и земельных участков.
Все у него было — большое состояние и крепкое здоровье, не хватало только одного — жены. Заговорив на эту тему, англичанин помрачнел и уныло облокотился на свой верстак.
— Как тяжело, — со вздохом произнес он, — ждать долгих три года, а тем временем милая крошка Лулли живет в одном доме с этим чертовым вождем с Тахара!
В нас разгорелось любопытство; стало быть, бедный плотник влюбился в какую-то здешнюю кокетку, которая водит его за нос?
Но это было вовсе не так. Существовал закон, запрещавший под страхом тяжелого наказания брак между туземкой и иностранцем, если только последний, прожив три года на острове, не заявит о своем твердом намерении остаться на нем на всю жизнь.
Уильям очутился, таким образом, в печальном положении. Он сказал нам, что мог бы уже давно жениться на этой девушке, если бы не проклятый закон; однако в последнее время она стала относиться к нему менее нежно и кокетничала с другими, в частности с приезжими тахарцами. Уязвленный в самое сердце и желая во что бы то ни стало жениться на девушке, он предложил ее родственникам обойтись пока что предварительным соглашением о браке, но те не пожелали об этом и слышать; к тому же, если бы обнаружили, что Уильям и Лулли живут вместе в нарушение закона, то им обоим грозило бы унизительное наказание; их послали бы строить каменные стены и прокладывать дороги для королевы.
Доктор Долговязый Дух преисполнился сочувствием.
— Билл, дружище, — сказал он с дрожью в голосе, — что, если я пойду и поговорю с ней?
Но Билл отклонил это предложение и даже не сообщил нам, где жила его прелестница.
Расставшись с безутешным Уилли, снова принявшимся строгать доску из новозеландской сосны (привезенную из Бей-оф-Айлендс) и мечтать о Лулли, мы продолжали путь. Чем кончились его ухаживания, мы так никогда и не узнали.
Направляясь от дома По-По к якорной стоянке в гавани Талу, вы не видите моря до тех пор, пока, выйдя из густой рощи, неожиданно не очутитесь на самом берегу. Тогда перед вашим взором предстанет бухта, которую многие путешественники считают самой красивой в Южных морях. Вы стоите на берегу как бы глубокой зеленой реки, текущей по горному ущелью к морю. Прямо напротив величественный мыс отделяет этот глубокий морской залив от другого, названного по имени открывшего его капитана Кука. Склон мыса, обращенный к Талу, представляет собой сплошную стену зелени, а у его подножия лежит бездонная морская гладь. Слева вы едва различаете расширяющееся устье бухты — проход среди рифов, через который входят корабли, а за ним открытый океан. Справа залив круто огибает мыс и глубоко вдается в сушу, где к нему со всех сторон подступают холмы, поросшие травой по колено и вздымающие вверх причудливые вершины. Лишь в одном месте в глубине бухты между холмами имеется открытое пространство; вдали оно переходит в широкую, подернутую дымкой долину, расположенную у подножия амфитеатра гор. Там находится большая плантация сахарного тростника, упомянутая мною раньше. За первой цепью гор вы видите острые вершины, поднимающиеся над внутренней частью страны, и среди них ту самую безмолвную Свайку, которой мы так часто любовались с противоположной стороны острова.
