На вашем месте. Веселящий газ. Летняя блажь - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
Кстати, если уж говорить о душах, я решительно не понимал, как Джо Кули угораздило заполучить такой завалящий товар. При нашей первой встрече, если вы помните, он упоминал о своей матери, которая обитала в Чилликоте, штат Огайо. Как же вышло, что она не удосужилась вложить в его младенческие мозги хотя бы зачатки благородства? Ведь это, на мой взгляд, просто азбука материнства. Будь я матерью, то первым делом внушил бы своему отпрыску необходимость почтительного, рыцарского отношения к слабому полу и растолковал, насколько отвратительны выходки, достойные персонажей Джимми Кэгни в гангстерских фильмах.
Впрочем, очень скоро я решительно прервал эту линию размышлений. Не время рассиживаться на кровати, рассуждая о проблемах материнства, когда Эйприл в опасности. Ее надо поставить в известность, не теряя ни минуты. Предупредить, что, если лорд Хавершот, к которому она питает чувства куда более глубокие и теплые, чем обыкновенная дружба, явится с визитом и попытается приблизиться на сколько-нибудь интимное расстояние, нужно тут же отступить и принять защитную стойку. Ей следует преподать хотя бы азы маневрирования и ухода от удара. Только так прекраснейший нос Голливуда может быть спасен от зверского насилия, в результате которого он рискует остаться непоправимо перекошенным.
Через две минуты я уже стоял в телефонной будке, лихорадочно перелистывая страницы с фамилиями на «Дж».
Эйприл Джун в справочнике не оказалось. У меня совсем вылетело из головы, что имена знаменитостей туда вообще редко включают. Ну что ж, придется идти к ней домой… Я выскочил из кабинки, готовый тут же отправиться в путь, но наткнулся в холле на мистера Бринкмайера.
Президент кинокомпании «Бринкмайер-Магнифико» явно постарался дезавуировать фрачно-воротничковую программу по максимуму. Он был привычно и удобно облачен в мешковатый твидовый костюм, а на шее свободно болтался мягкий фланелевый галстук. Ни малейших признаков гетр над растоптанными туфлями, никаких цветов в петлице. Тем не менее в руках он держал цветы и тут же протянул их мне.
– Привет, я думал, ты в своей комнате. Нам вот-вот выходить. Держи.
Занятый своими мыслями, я с удивлением взглянул на него.
– Букет, – объяснил он.
Я взял цветы с отсутствующим видом. Бринкмайер весело рассмеялся. Мне не приходилось видеть более жизнерадостного президента кинокомпании.
– Черт возьми, ты с ними смотришься, как труп гангстера на похоронах! Или как поклонник, поджидающий за кулисами. Эх, старые добрые времена… В бытность мою в бизнесе плаща и костюма мне случалось стоять вот так с букетом у входа в театр. Помню, однажды…
– Если не возражаете, Бринкмайер, истории из вашей жизни я выслушаю потом, – перебил я. – Мне сейчас нужно бежать.
– Э? – вытаращил он глаза.
– Очень важная встреча, – пояснил я. – Дело жизни и смерти.
Толстяк продолжал таращиться с явно озадаченным видом. Вид у него был, как у человека, которому требуются дополнительные объяснения.
– Э? – повторил он.
От нетерпения я приплясывал на месте, словно стоял на горячих углях. Само его «Э?» вкупе с озадаченным взглядом меня нисколько не смущали, но дело в том, что, пока он так стоял, я не мог выскочить на улицу. Бринкмайер был не из тех людей, мимо которых легко проскользнуть, а медлить я не имел права, иначе на носе Эйприл Джун можно было смело поставить крест.
Не знаю, сколько бы мы так простояли, но тут случилось неожиданное. Со второго этажа, сотрясая небеса и заставляя звенеть стекла, донесся душераздирающий женский вопль. Я без труда распознал его – это был вопль женщины, обнаружившей в своей спальне живую лягушку.
– О боже! – воскликнул мистер Бринкмайер, дрожа так, будто услышал трубный глас Страшного суда.
Он потрусил к лестнице и стал поспешно подниматься. Не скажу, что перепрыгивая через ступеньки, ибо с тех пор, как Бринкмайер через что-либо мог перепрыгнуть, прошло по меньшей мере лет тридцать, но для человека с его обхватом талии старт он взял весьма неплохо. Поскольку, таким образом, препятствие, отделявшее меня от входной двери, оказалось устранено, я тоже рванул с места – в противоположном направлении – и прежде чем вы успели бы досчитать до трех, выскочил на улицу.
Машина стояла в полной готовности, шофер застыл за рулем, как деревянный. Я тронул его за локоть.
– Едем скорее к дому мисс Эйприл Джун!
Это был коренастый широкоплечий мужчина с массивным лицом, бледным, как пудинг с салом. Поглядев на такое лицо, не ошибется самый неискушенный наблюдатель. Его выражение свидетельствовало о том, что хозяин лица туго соображает, и он на самом деле туго соображал.
Шофер выпучил на меня мутные глаза.
– Что?
– Отвезите меня к дому мисс Эйприл Джун, – повторил я. – Скорее!
– К какому дому?
– Эйприл Джун!
– Ты хочешь ехать к мисс Эйприл Джун?
– Да, и поскорее.
Он задумчиво пожевал губами.
– Мы должны ехать на студию.
– Да, но…
– Мне велели подать машину, чтобы везти вас с мистером Бринкмайером на студию.
– Да, я знаю. Но…
– Мы не можем ехать на студию без мистера Бринкмайера, – перебил он, слезая с сиденья. – Знаешь что? Пока мы ждем, я прочитаю тебе «Ганга Дин», хорошо? А ты потом как-нибудь скажешь боссу: «У вас такой замечательный шофер, мистер Бринкмайер! Грех такому зря тратить время за рулем, надо взять его на какую-нибудь роль…» Ладно, слушай! «Ганга Дин», стихотворение Редьярда Киплинга…
Я попытался жестом остановить его, но помешанных на «Ганга Дин» нечего и надеяться остановить одним лишь жестом. Шофер набрал в грудь воздуха и торжественно поднял руку. Другую он поместил на живот, очевидно, в целях самозащиты. Бледное лоснящееся лицо еще более, чем прежде, походило на пудинг с салом.
– «Выбирай хоть джин, хоть пиво…»
– Я не хочу джин и пиво! – завопил я.
– «Там, где жизнь течет лениво…»
– Мне надо спешить!
– «Олдершоты и маневры – не граница».
– Послушайте…
– «Но в бою, такая мука, без воды не жизнь, а штука…» – то есть, наоборот – «не жизнь, а мука. Сапоги целуй тому, кто даст напиться».
Теперь он поднял руку, которая лежала на животе, не забыв аккуратно опустить другую, которую, в свою очередь, водрузил на живот. Очевидно, таким предосторожностям обучают всех декламаторов.
– «Южным солнышком индийским…» – Тут он, по-видимому, заметил, что внимание аудитории рассеивается, и зачастил: – В общем, и так далее… «Полковой был водонос наш Ганга Дин».
Он
