Алан Милн - Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник)
– Вы правда хотите меня пригласить?
– Несомненно.
– С радостью пойду. Большое спасибо.
– Хорошо. Начало в восемь, так что у нас не будет времени на обед. Я бы предложил коктейль, но вы не пьете. Давайте тогда после поужинаем?
– Может быть, в каком-нибудь недорогом месте, где каждый мог бы сам за себя заплатить?
– Если хотите. Я попробую что-нибудь придумать. Мы оба будем выглядеть крайне привлекательно, поэтому слишком дешевым оно быть не должно. За вами заехать или встретимся там?
– Я буду у театра без пяти восемь.
– Хорошо. Театр «Бельведер». Партер. Пятый ряд. Отдам вам билет завтра, на случай если разминемся.
Билеты были от Хлои. Она позвонила в четверг отменить их ленч, приведя причину, которая в таких случаях кажется совершенно естественной женщине, но неадекватной мужчине, оставляя его при убеждении (без сомнения, вполне обоснованном), что она предпочла ленч с кем-то другим. В субботу он получил от нее премилое письмо с извинениями, к которому в качестве утешительного приза прилагались билеты и в котором говорилось: «Приходи, пожалуйста, дорогой, и тогда я буду уверена, что увижу тебя». Он знал – а кто не знал? – что она дружна с Келли, догадывался, что он подарил ей билеты, как и догадывался, что она идет с Иврардом. А потому, все еще разобиженный из-за отмененного ленча, решил пригласить Джилл. Если Хлоя станет ревновать, тем лучше.
4
– Ладно, старушка, тогда заеду за тобой в среду. Ты, случайно, не хочешь сходить на премьеру?
– Чью, дорогой?
– Уилсона Келли. Одного малого с длинным носом. Я как-то с ним познакомился. На мой взгляд, жуткий зануда, но играть он умеет.
– О, обожаю Уилсона Келли! О, пожалуйста, пойдем!
– Хорошо. Буду в половине восьмого. Выпьем по паре коктейльчиков и пойдем потом куда-нибудь ужинать.
– Великолепно, дорогой. И ты ведь меня с ним познакомишь, правда? Потому что я его просто обожаю.
– Ему лет девяносто, знаешь ли. Малый с длинным носом лет под девяносто. Но играть, пожалуй, умеет. Ладно, старушка. Я это устрою.
Глава XV
1
Театр «Бельведер» некогда отказался от потуг творить историю и теперь доживал свой век, став ее частью. В дни, когда театров было мало, у каждого имелась собственная труппа и каждым владел или заправлял отдельный актер или антрепренер, слава «Бельведера» гремела. Старые актеры в клубах еще вспоминали его премьеры, углубившие трагедию поражения при Спион-Копе во времена второй Англо-бурской войны или вознесшие осаду Мафекинга той же эпохи, в присутствии молодых актеров, которые не слышали ни про эти события, ни про пьесы, благодаря которым их (по всей очевидности) следовало помнить. Им смутно чудилось, что все старые пьесы звались «Сладкая лаванда» или «Колин Боун», а все актеры-антрепренеры – «сэр Генри», в честь великого. Как часто ставили им на вид старые актеры, им не было дела до традиций сцены. Они даже играли в гольф, в игру, противную актерскому искусству. Скорее всего они никогда не слышали про «Знаменитую миссис Эббсмит»[80]. Они не слышали. Да и вообще, кто такая миссис Эббсмит?
С той прекрасной поры (с какой легкостью прошлое делается «прекрасным!) слава «Бельведера» увяла. Теперь это был просто один из шести театров под управлением синдиката. Смиренным просителям, желающим получить на время какой-то из пяти других театров, сотрудник дирекции заканчивал свой угнетающий рассказ об их занятости словами: «Разумеется, можете взять «Бельведер», старина», и в ответ на невысказанный вопрос напоминал с упреком о знаменитой постановке «Козырных сердец», продержавшейся четыреста спектаклей в девяносто восьмом. «А кроме того, – добавлял он, – уж вы-то, старина, имея пьесу, даже в миссионерском центре в Уоппинге играть можете и все равно полный зал соберете». Уверенный (как всегда), что у него есть пьеса, проситель договаривался об аренде «Бельведера»: условия были гораздо хуже, а ставка – выше, чем можно было ожидать от миссионерского центра в Уоппинге, но не разорительные, если учесть, по скольким банковским счетам разойдется арендная плата прежде, чем достигнет собственно владельца театра. А поскольку, как ясно показывают доводы из первых рядов любого партера, большинство зрителей на премьере розлива времен Бурской войны, всегда остается надежда, что «Бельведер» даст очередной своей жертве премьеру, какими во времена этой войны и славился. А это уже кое-что.
– На самом деле, мистер Хиггс, – сказал Уилсон Келли, – поскольку в настоящий момент мы не можем получить модный «Хеймаркет», я с большей радостью играл бы в «Бельведере», чем где-то еще. Вы не поверите, но как раз в этом театре я впервые вышел на лондонскую сцену.
Памятуя о семи провинциальных городках, в которых Келли познакомился с любимой женой, мистер Хиггс нисколько не удивился, но про себя назвал довольно любопытным.
– Возможно, вам следует упомянуть это в своей речи, – торжественно предложил он, – как весьма романтичное совпадение.
– Пусть будет как будет, и, конечно, есть вероятность, что случай не представится. Я нахожу, мистер Хиггс, что такое всегда лучше оставлять на волю вдохновения; обычно что-нибудь да подвернется. Вы определенно решили сами на сцену не выходить?
– Определенно. У вас это получается много лучше – и как у автора, и как у антрепренера.
– Прекрасно, я скажу, что вас нет в зале, но тем не менее надеюсь, что вы постараетесь там быть.
– Буду-то я точно, но спрятанный где-нибудь в уголке.
– Тогда я очень был бы вам обязан, мистер Хиггс, если бы вы были так добры и пристально проследили за моей игрой, а после сказали, не отошел ли я в той или иной сцене от созданного вами образа. Трудно получить откровенное мнение от тех, кто служит в труппе, а от критиков, не знающих глубоко пьесу или того, что задумывал автор, толку мало, хотя они и добры к тем из нас, кто добился известности. Что до меня, то если я удовлетворяю моего автора, о большем и просить не могу. Тогда я знаю, что я прав.
Молодой мистер Хиггс серьезно его заверил, что даже представить себе не может, чтобы дядюшку Дадли играли иначе или иные лица, что для него дядюшка Дадли и есть Уилсон Келли, а Уилсон Келли – дядюшка Дадли и найти разницу между ними немыслимо. Изложив свое мнение, он взял такси до Беркли-сквер и заказал цветы для всех задействованных в спектакле дам как дань от автора на полставки и отдельную корзину экзотических растений как любовное подношение от Зайки. К последней он позднее прибавил коробку конфет.
Одеваясь, он жалел, что идет в театр не один. Забавно, что женщины не любят, чтобы мужчина был один. Его тетушки всегда так себя вели. И Гвиннет в Кембридже. И та ужасная Лоример, из-за которой он когда-то потерял голову. Все они одинаковы, своего рода ревность или даже ненависть к неопределенности: «Мне все равно, с кем ты, пока я знаю, с кем именно…» И конечно же, в случае тетушки и Клодии это искренняя тревога, как бы ему не стало одиноко. Господи Всемогущий, гораздо более одиноким чувствуешь себя в неподходящей компании! Что такого одинокого в том, что ты один, когда можешь думать обо всем на свете или всего лишь об одном человеке? Неплохая получится реплика для пьесы: «Мне все равно, с кем ты, пока я знаю, с кем именно». Может, завести записную книжку? У Сэмуэла Батлера (между прочим, классика викторианской литературы!) была записная книжка. «Ну и ладно, если фраза стоящая, я ее запомню. – Он испытывал некоторую гордость, что подметил такую черту в женщинах, и сказал себе, что всегда должен подмечать разные черточки. – Знаю я этих театралов и их подноготную… Будь проклят этот Клод, он испортит нам ужин, наверное, придется его пригласить. Как насчет Руби? Лучше четверо, чем трое, но ее уже, наверное, ангажировали… Скорее всего ангажировали. Ладно, полагаю, рано или поздно с братом придется познакомиться, а наедине с Клодией можно поужинать завтра. Если чертова пьеса столько продержится».
С галстуком в руке, задрав подбородок перед зеркалом, он начал завязывать узел, как вдруг остановился, изумленно уставился на себя самого и бросился вниз к телефону. С мгновение он колебался между двумя номерами, потом набрал…
– Театр «Бельведер», служебный вход, – ответили ему.
– Привет, Роджерс, это Кэрол Хиггс.
– Добрый вечер, сэр. И воспользуюсь случаем еще раз пожелать вам всяческой удачи.
– Большое спасибо. Не знаете, мисс Лэнсинг уже пришла?
– Да, сэр. Чем они зеленее, тем раньше приходят.
Кэрол рассмеялся.
– Спросите ее, не уделит ли она мне минутку?
– Хорошо, сэр. Не вешайте трубку.
Он ждал. До гримерной Клодии было далеко. «Не забыть дать Роджерсу на чай, – подумал он. – Боже ты мой, я сегодня потрачусь!»
– Алло, дорогой, – сказала Клодия. – О, дорогой, я только что получила твои чудесные цветы… и… О, ты правда…
– Да, правда. Надо же я какой! Но это пока не важно. Ты одна, или Роджерс рядом стоит? Просто скажи да или нет? Ты одна?
