Марк Твен - Собрание сочинений в 12 томах. Том 3
— Благодарю вас!.. Благо…
— …как раз и не возьму в руки. Ну конечно. Я думаю, на этом свете ни один совет не пропадает понапрасну. Раза два мне случалось ездить по железной дороге — и там, знаете, мальчишка-разносчик всегда вот так смерит вас взглядом и, если вы любитель богословия, предложит вам книжку об убийствах, а если вы поклонник поэзии, предложит вам философские труды Таппера, или словарь, или рассказы Артура[138], или протянет вам сборник жалких острот, или какой-нибудь американский альманах, когда вы как раз терпеть не можете этот вид литературного ожирения сердца… и точь-в-точь так же любой красноречивый и исполненный наилучших намерений джентльмен в любой книжной лавке… Но я так разговорилась, как будто у делового человека есть время слушать женскую болтовню. Вы меня извините, я просто не подумала. И разрешите еще раз поблагодарить вас за помощь. Я много читаю и буду часто заходить к вам. И мне не хотелось бы, чтоб вы меня причислили к таким покупателям, которые слишком много говорят и очень мало приобретают. Будьте добры, не скажете ли вы мне, который час? Ах, двадцать две минуты третьего? Большое вам спасибо. Вот я кстати и переведу свои часы…
Но она, видно, никак не могла их открыть. Она пыталась снова и снова. Наконец приказчик, трепеща от сознания собственной смелости, попросил разрешения помочь ей. Она разрешила. Он открыл крышку и весь просиял, так очаровательно она улыбнулась ему и так любезно поблагодарила. Потом он снова сказал ей верное время и следил за тем, как она медленно переводит стрелки, с такой тревогой, словно опасался каких-то несчастных случайностей или риска для жизни; но наконец стрелки достигли нужного положения — и тогда лицо у приказчика стало такое счастливое, словно он помог человеку свершить дело чрезвычайной важности и рад сознавать, что жил на свете не напрасно. Лора еще раз поблагодарила его. Слова ее прозвучали в его ушах как музыка; но могли ли они сравниться с ее чарующей улыбкой, которая преисполнила его блаженством!
Лора кивнула ему на прощанье и вышла. И он уже не чувствовал мучений, какие претерпел в те горькие минуты, когда она пригвождала его к позорному столбу, — нет, теперь он был в сонме покоренных ею — гордый и счастливый раб, и первые рассветные лучи любви проникли в его пробуждающееся сердце.
Уже наступил тот час, когда председатель комиссии конгресса по благотворительным ассигнованиям имел обыкновение выходить из дому, — и Лора пошла на разведку. С порога она окинула взглядом улицу — и, разумеется…
ГЛАВА VI
ЛОРА КОКЕТНИЧАЕТ С БАКСТОУНОМ
1
__________
1 Мы хотим поддерживать друг друга (ассирийск.)[139].
Usa ogn' arte la donna, onde sia colto
Nella sua rete alcun novello amante
Ne con tutti, ne sempre un stesso volto
Serba, ma cangia a tempo atti e sembiante.
Tasso[140].
Председателя нигде не было видно. Такие разочарования редкость в романах, но в жизни всегда так бывает.
Лоре пришлось придумывать новый план действий. Она послала Бакстоуну записку, прося навестить ее вечером, что он и сделал.
Она встретила достопочтенного мистера Бакстоуна лучезарной улыбкой.
— Даже не знаю, как это я осмелилась послать вам записку, мистер Бакстоун: говорят, вы не слишком благосклонны к нам, женщинам.
— Я вижу, обо мне судят несправедливо, мисс Хокинс. Некогда я был женат — разве это не свидетельствует в мою пользу?
— О да… то есть нет, это еще не известно. Если вы знали, каким совершенством может быть женщина, тогда вполне понятно, что теперь какая-нибудь посредственность вас не интересует.
— Даже и в таком случае это не относится к вам, мисс Хокинс, — любезно сказал председатель. — Молва причисляет вас к тем женщинам, чье имя совершенство.
Мистер Бакстоун и сам был восхищен своей удачной речью, и, видимо, Лору она восхитила не меньше. Но он при этом не смутился, Лора же покраснела и потупилась.
— От всей души хотелось бы мне заслужить столь лестный комплимент. Но ведь я женщина и потому рада услышать комплимент, даже и незаслуженный!
— Но это не только комплимент, не пустой комплимент, это чистая правда! Все мужчины меня поддержат.
— Очень великодушно, что вы так говорите, — сказала Лора, видимо польщенная. — Я ведь простая девушка из захолустья, и для меня большая честь, что обо мне так говорят умные и образованные люди. Вы так добры, я знаю, вы извините меня за то, что я побеспокоила вас сегодня и просила прийти.
— Какое же это беспокойство? Это удовольствие. С тех пор как скончалась моя жена, я остался один на свете, мисс Хокинс, и часто тоскую по женскому обществу, хотя люди и говорят совсем другое.
— Как приятно слышать это от вас! Я уверена, что так и должно быть. Даже я иногда чувствую себя одинокой вдали от старых друзей, хоть меня и окружают новые, которых я тоже успела полюбить, — как же одиноко должно быть вам! Ведь вы понесли такую утрату и не находите благодатного отдыха от бремени государственных забот. Вам надо чаще бывать в обществе — и не только ради окружающих, а и ради себя самого. Я так редко вижу вас на приемах, а когда и вижу, вы не балуете меня своим вниманием.
— Никогда не думал, что это будет вам приятно, иначе я был бы только счастлив доставить себе столь большое удовольствие. Но на этих приемах не часто удается поговорить с вами. Вас всегда окружает столько народу — вы и сами могли это заметить. Вот если бы можно было навещать вас здесь…
— Ну разумеется, я всегда буду от души вам рада, мистер Бакстоун. Мне часто хотелось, чтобы вы пришли и рассказали мне побольше о Каире и пирамидах, — вы ведь мне однажды обещали.
— Неужели вы еще помните об этом, мисс Хокинс? Я думал, женская память так ненадежна…
— О, мужские обещания еще ненадежнее. А потом, если бы я и страдала забывчивостью… разве вы не оставили мне кое-что для памяти?
— Я?
— Подумайте-ка…
— Да, кажется я что-то такое сделал… не припомню, что это было.
— Никогда, никогда больше не говорите, что женская память ненадежна! Вот — узнаёте?
— Веточка букса! Побежден, сдаюсь! Но неужели вы хранили ее столько времени?
Лора очаровательно смутилась. Она пыталась скрыть свое смущение, но чем больше старалась, тем явственней оно становилось и тем больше ее красило. Наконец она с досадой отбросила веточку.
— Я забылась, — сказала она. — Это было очень глупо с моей стороны. Прошу вас, забудьте об этой ребяческой выходке.
Мистер Бакстоун поднял веточку и сел рядом с Лорой на диван.
— Пожалуйста, позвольте мне сохранить эту веточку, мисс Хокинс, сказал он. — Теперь она стала мне особенно дорога.
— Верните ее мне, мистер Бакстоун, и не говорите так. Я уже достаточно наказана за свое безрассудство. Неужели вам нравится доводить меня до отчаяния? Пожалуйста, отдайте.
— Нет, право же, я не хочу доводить вас до отчаяния. Но не относитесь к этому так серьезно; вы ничего дурного не сделали. Вы, наверно, забыли, что у вас осталась эта веточка; вот если бы вы дали ее мне, я бы сохранил ее и не забыл об этом.
— Не говорите так, мистер Бакстоун. Отдайте ветку, прошу вас, и забудьте об этом.
— Было бы невеликодушно отказать вам, раз это вас так волнует, а потому — вот, я ее возвращаю. Но если бы вы отдали мне половину, а другую оставили у себя…
— Чтоб она напоминала вам обо мне, когда вы захотите посмеяться над моей глупостью?
— Боже избави! Просто это будет для меня напоминанием о том, как однажды я доставил вам неприятную минуту, и предостережением — больше никогда этого не делать.
Лора подняла глаза и пытливо посмотрела на Бакстоуна. Она чуть было не разломила веточку, но заколебалась, потом отбросила ее.
— Если бы я была уверена, что вы… — начала она. — Как глупо! Поговорим о чем-нибудь другом. Нет, не настаивайте — пусть будет по-моему.
Тут мистер Бакстоун оттянул свои войска и повел коварное наступление на крепость под прикрытием тщательно обдуманных военных планов и хитростей. Но он имел дело с бдительным и осторожным противником; и на исходе второго часа ему стало ясно, что он добился весьма скромных успехов. Но кое-чего он все же добился, в этом он был уверен.
Лора сидела в одиночестве и рассуждала сама с собой:
«Попался на удочку, бедняга. Я могу играть с ним сколько вздумается и подсечь, когда захочу. Он давным-давно готов был проглотить приманку, я это ясно видела. Он будет голосовать за наш законопроект, тут бояться нечего; больше того, он еще и поработает на нас, прежде чем я от него отстану. Будь у него женский глаз, он бы заметил, что ветка букса выросла на три дюйма, с тех пор как он мне ее преподнес, но мужчины никогда ничего не видят и не подозревают. Покажи я ему целый куст, он все равно подумал бы, что эта та самая веточка. Что ж, сегодня я неплохо поработала, содействие комиссии обеспечено. Но что за отчаянную игру я веду все эти дни — утомительную, подлую, бессердечную игру. Если я проиграю, я теряю все — даже себя. А если и выиграю — стоит ли игра свеч в конце-то концов? Не знаю. Иногда я сомневаюсь. Иногда мне кажется — лучше бы я не бралась за это. Но все равно, я взялась — и уж не остановлюсь на полпути. Ни за что, пока я жива!»
