Уильям Коллинз - Армадэль. Том 2
Бэшуд быстро выглянул из окна.
— Куда могла она обратиться за прибежищем? — сказал он не сыну, а себе. — Что могла она сделать?
— Судя по моему опыту в женщинах, — заметил Бэшуд-младший, услышав слова отца, — я сказал бы, что она, вероятно, пробовала утопиться. Но это опять только догадка, только догадка об этом периоде в её жизни. Я ничего не знаю о поступках мисс Гуильт весной и летом этого года. Может быть, она в отчаянии покушалась на самоубийство; может быть, она была заказчицей тех справок, которые я собирал для миссис Ольдершо. Наверно, вы увидите её сегодня, и, может быть, если вы используете ваше влияние, вы заставите её саму рассказать конец своей истории.
Бэшуд, все смотревший из окна, вдруг взял за руку сына.
— Тише! Тише! — воскликнул он в сильном волнении. — Мы приехали наконец. О Джемми! Посмотри, как бьётся моё сердце… Вот гостиница.
— Какой толк от вашего сердца, — сказал Бэшуд-младший. — Ждите здесь, пока я пойду навести справки.
— Я пойду с тобой! — закричал отец. — Я не могу ждать! Говорю тебе, я не могу ждать!
Они вместе пошли в гостиницу и спросили мистера Армадэля.
Ответ после некоторой нерешительности и заминки был тот, что мистер Армадэль уехал шесть дней назад; второй слуга прибавил, что друг мистера Армадэля, мистер Мидуинтер, уехал только утром. Куда уехал мистер Армадэль? Куда-то в провинцию. Куда уехал мистер Мидуинтер, никто не знал.
Бэшуд посмотрел на сына с безмолвным отчаянием.
— Вздор и пустяки! — сказал Бэшуд-младший, грубо заталкивая отца в кэб. — Мы найдём его у мисс Гуильт.
Старик взял руку сына и поцеловал её.
— Благодарю тебя, милый мой, — сказал он с признательностью, — благодарю тебя за то, что ты утешаешь меня.
Кэбу велели ехать ко второй квартире мисс Гуильт.
— Останьтесь здесь, — сказал сын, выходя и запирая отца в кэбе. — Я намерен сам заняться этим делом.
Он постучался в дверь.
— Я принёс записку мисс Гуильт, — сказал он, заходя в коридор, как только дверь отворили.
— Она уехала, — отвечала служанка. — Вчера вечером.
Бэшуд-младший не терял больше времени со служанкой; он настоял, чтобы вызвали хозяйку; хозяйка подтвердила известие об отъезде мисс Гуильт.
— Куда она отправилась?
Хозяйка не могла сказать. Как она оставила квартиру? Пешком. В котором часу? В девятом. Что же она сделала со своей поклажей? У ней не было поклажи. Приходил к ней вчера какой-нибудь мужчина? Никто не приходил повидаться с мисс Гуильт.
Лицо отца, бледное и испуганное, выглядывало из окошка кэба, когда сын спустился с лестницы.
— Её нет здесь, Джемми? — спросил он слабым голосом. — Её нет здесь?
— Молчите! — закричал шпион, врождённая грубость которого вырвалась наконец из-под контроля. — Я ещё не кончил свои расспросы.
Он перешёл через дорогу и вошёл в кофейную, находившуюся прямо против того дома, из которого он только что вышел.
У окна сидели два человека, поглядывая на него с беспокойством.
— Кто из вас был вчера дежурный в десятом часу вечера? — спросил Бэшуд-младший, грозно подходя к ним и задавая вопрос строгим, повелительным шёпотом.
— Я, сэр, — отвечал один из них неохотно.
— Вы потеряли из вида дом? Да, я это вижу.
— Только на минуту, сэр. Какой-то грубиян-солдат вошёл…
— Этого довольно, — сказал Бэшуд-младший. — Я знаю, что сделал солдат и кто послал его сделать это. Она опять ускользнула от нас. Вы величайший осел! Считайте себя уволенным!
С этими словами и с ругательствами, для того чтобы придать им больше выразительности, он вышел из кофейной и вернулся к кэбу.
— Она уехала! — закричал отец. — О Джемми, Джемми! Я это вижу по твоему лицу!
Он упал в угол кэба со слабым жалобным криком.
— Они обвенчаны! — стонал он.
Руки его повисли, шляпа свалилась с головы.
— Останови их! — воскликнул он, вдруг опомнившись и схватив в бешенстве сына за ворот сюртука.
— Поезжай назад в гостиницу! — крикнул Бэшуд-младший извозчику. — Не шумите! — прибавил он, свирепо обернувшись к отцу. — Мне нужно подумать.
Весь лоск сошёл с него в это время. Его гнев был распалён; его гордость — даже такой человек имел свою гордость — была глубоко уязвлена. Два раза пытался он провести эту женщину, и два раза эта женщина провела его.
Он вышел из кэба, приехав в гостиницу во второй раз, и попробовал подкупить слуг деньгами. Результат этого опыта показал ему, что они не могли продать никакие сведения. После минутного размышления он, прежде чем вышел из гостиницы, спросил дорогу к приходской церкви.
«Может быть, стоит попытаться», — подумал он, назвав адрес извозчику.
— Скорее! — закричал он, посмотрев прежде на свои часы, а потом на отца. — Минуты драгоценны, а старик-то начинает слабеть.
Эго была правда. Все ещё способный слышать и понимать, Бэшуд уже был не способен говорить; он уцепился обеими руками за крепкую руку сына и с отчаянием опустил голову на его плечо.
Приходская церковь стояла в стороне от улицы, на открытом месте, была окружена решётками, к ней вели ворота. Оттолкнув отца, Бэшуд-младший отправился прямо в ризницу. Клерк, убиравший книги, и помощник его, псаломщик, были единственными людьми в ризнице, когда он вошёл туда и попросил позволения взглянуть на брачные записи этого утра.
Клерк важно раскрыл книгу и отошёл от стола, на котором она лежала. В книге в это утро было записано три брака, и первые две подписи на странице были: «Аллэн Армадэль!» и «Лидия Гуильт!»
Даже Бэшуд-младший, не знавший правды, не подозревавший, к каким страшным последствиям могло повести утреннее происшествие, даже он вздрогнул, когда глаза его прочитали эту запись. Дело совершилось! Что бы ни вышло из этого, дело совершилось! Свидетельство о браке, который был и законен и вместе с тем ложен относительно осложнений, к которым он мог повести, было записано в книге. Собственным почерком Мидуинтера, вследствие рокового сходства имён, было представлено доказательство, которое могло убедить всякого, что не Мидуинтер, а Аллэн был мужем мисс Гуильт!
Бэшуд-младший закрыл книгу и возвратил её клерку. Он спустился с лестницы, угрюмо сунув руки в карманы. Серьёзный удар был нанесён его профессиональному самолюбию.
Сторож встретил его у церковной стены. Он подумал с минуту, стоит ли истратить шиллинг на расспросы этого человека, и решил, что стоит. Если бы их можно было выследить и нагнать, то появилась бы возможность даже и теперь увидеть деньги Армадэля.
— Как давно, — спросил он, — первая чета, обвенчавшаяся здесь сегодня, вышла из церкви?
— Около часа, — отвечал сторож.
— На чём они уехали?
Сторож не ответил на второй вопрос, пока не спрятал в карман деньги.
— Вы не проследите их отсюда, сэр, — сказал он, когда получил свой шиллинг. — Они ушли пешком.
— И вы больше ничего не знаете?
— Ничего не знаю, сэр.
Оставшись один, даже сыщик частной справочной конторы остановился на минуту в нерешительности, прежде чем возвратился к отцу, ждавшему в кэбе у ворот. Он был выведен из этой нерешительности внезапным появлением извозчика за оградой церкви.
— Я боюсь, что старому джентльмену стало плохо, сэр, — сказал извозчик.
Бэшуд-младший сердито нахмурился и вернулся к кэбу. Когда он отворил дверцу и заглянул в кэб, отец его наклонился вперёд и посмотрел на него, безмолвно шевеля губами, дрожа всем телом, бледный как смерть.
— Она провела нас, — сказал сын. — Они обвенчались сегодня утром.
Тело старика с минуту качалось из стороны в сторону, ещё через минуту глаза его закрылись, а голова упала вперёд, на переднюю скамейку кэба.
— Вези в больницу! — закричал сыщик. — С ним обморок. Вот что вышло из того, что я отступил от своего правила, чтобы угодить отцу! — пробормотал он, угрюмо поднимая голову Бэшуда и развязывая ему галстук. — Прекрасное утреннее занятие! Клянусь всем святым, прекрасное утреннее занятие!
Больница была близко, и дежурный доктор — на своём посту.
— Оправится он? — грубо спросил Бэшуд-младший.
— Кто вы? — спросил доктор не менее резко со своей стороны.
— Его сын.
— Не подумал бы этого, — ответил доктор, взяв лекарство, поданное ему сиделкой и отходя от сына к отцу с видимым облегчением, которого не трудился скрывать. — Да, — прибавил он минуты через две, — ваш отец оправится на этот раз.
— Когда его можно будет перевезти отсюда?
— Часа через два.
Шпион положил визитную карточку на стол.
— Я приеду сам или пришлю за ним, — сказал он. — Я полагаю, что теперь могу ехать, если оставляю моё имя и мой адрес.
С этими словами он надел шляпу и ушёл.
— Какой скот! — сказала сиделка.
— Нет, — спокойно возразил доктор, — он человек.
В десятом часу вечера Бэшуд проснулся в своей постели в гостинице. Он проспал несколько часов, после того как его привезли из больницы, и душа его и тело теперь медленно оправлялись.
