Чарльз Диккенс - Крошка Доррит. Книга 1. Бедность
— Нет, — отвечал мистер Мердль, — нисколько не лучше.
— Жаль, что я не посмотрел вас сегодня. Заезжайте ко мне завтра утром или я сам к вам заеду.
— Хорошо, — сказал мистер Мердль. — Я заеду к вам завтра.
Адвокатура и епископ слышали этот коротенький диалог и, когда толпа оттеснила мистера Мердля, заговорили по этому поводу с доктором. Адвокатура заметила, что есть известная степень умственного напряжения, за пределы которой никто не может переходить, что степень эта различна, в зависимости от различного строения и особенностей организации мозга. Адвокатура имела случай убедиться в этом, наблюдая своих ученых коллег; но во всяком случае достаточно на волосок перейти эту ступень, чтобы в результате явилась меланхолия и диспепсия. Отнюдь не желая нарушать святость медицинской тайны (юридический поклон и убедительный лорнет), она, однако, полагает, что нездоровье мистера Мердля именно такого рода. Епископ сообщил, что, будучи еще молодым человеком, он одно время привык откладывать составление воскресных проповедей до субботы, — привычка, которой должны тщательно избегать все юные сыны церкви, — и вот тогда-то ему часто случалось испытывать припадки угнетенного состояния духа, происходившие, как он думает, вследствие умственного переутомления. В таких случаях свежие желтки, сбитые доброй женщиной, у которой он квартировал, со стаканом хереса, мускатным орехом и мелким сахаром, производили поистине чудесное действие. Не рискуя предлагать такое простое средство на рассмотрение столь глубокого знатока великого врачебного искусства, он позволит себе спросить, нельзя ли в случае чрезмерного умственного напряжения, вызванного сложными расчетами, восстановить упавшие силы (говоря попросту) каким-нибудь легким, но действительно возбуждающим средством.
— Да, — сказал врач, — да, вы оба правы! Но я должен сказать вам, что не нахожу решительно ничего у мистера Мердля. У него сложение носорога, пищеварение страуса, сосредоточенность устрицы. Что касается нервов, то мистер Мердль человек холодного темперамента, не из чувствительных: в этом отношении он, можно сказать, неуязвим, как Ахиллес[63]. Вам покажется странным, как мог такой человек вообразить себя больным без причины. Тем не менее я не нахожу у него решительно никакой болезни. Быть может, в нем таится какой-нибудь скрытый недуг. Не знаю. Во всяком случае, в настоящее время я не могу его найти.
Недуг мистера Мердля не омрачал тенью пышного бюста, увешанного драгоценностями и соперничавшего с другими такими же витринами драгоценностей; не омрачал юного Спарклера, который слонялся по комнатам, в припадке своей мономании[64], разыскивая в достаточной степени неподходящую молодую леди «без всяких этаких глупостей»; не омрачал Полипов и Пузырей, целые выводки которых присутствовали на обеде; не омрачал никого. Даже на нем самом едва замечалась тень этого недуга, в то время как он бродил в толпе гостей, принимая поздравления.
Недуг мистера Мердля. Мистер Мердль и общество были так тесно связаны во всех отношениях, что вряд ли можно допустить, чтобы этот недуг был исключительно его личным делом. Точно ли был у него этот застарелый, скрытый недуг и нашел ли его доктор? Терпение.
Пока что тень стены Маршальси продолжала оказывать свое зловещее влияние, и ее можно было заметить на семействе Доррит в любую пору дня.
ГЛАВА XXII
Загадка
При своих дальнейших посещениях мистер Кленнэм ничего не выиграл в мнении Отца Маршальси. Его бестолковость в отношении великого вопроса о приношениях отнюдь не возбуждала восторга в отеческой груди, — напротив, скорей оскорбляла эту чувствительную сферу и принималась как положительное доказательство недостатка истинно джентльменских чувств. Разочарование — результат сознания, что мистер Кленнэм не обладает той деликатностью чувств, которую приписывала ему доверчивая натура Отца, — начинало омрачать отцовские отношения к этому джентльмену. Отец даже высказал однажды, в частном семейном кругу, что мистер Кленнэм, кажется, не отличается благородными чувствами. В качестве главы и представителя общежития он, Отец Маршальси, охотно принимает мистера Кленнэма, когда тот является засвидетельствовать свое почтение; но вряд ли они сойдутся на личной почве. Мистеру Кленнэму как будто чего-то недостает (чего именно — он не может определить). Тем не менее Отец не только соблюдал в отношении его внешнюю вежливость, но и относился к нему с особенным вниманием. Быть может, он лелеял надежду, что, не обладая умом достаточно быстрым и блестящим для того, чтобы повторить свое приношение без напоминания, Кленнэм исполнит эту обязанность джентльмена, получив письмо соответствующего содержания.
В качестве постороннего джентльмена, который был случайно заперт в тюрьме при своем первом посещении, в качестве постороннего джентльмена, который занялся делами Отца Маршальси — с невероятной целью добиться в них толку, в качестве постороннего джентльмена, принимавшего участие в Крошке Доррит, Кленнэм не мог не возбудить толков в тюрьме. Он не удивлялся вниманию, которое оказывал ему мистер Чивери, так как не замечал разницы между отношением к нему мистера Чивери и других тюремщиков. Но однажды вечером мистер Чивери не на шутку удивил его и разом выделился в его глазах из группы своих собратьев.
Подметая свою сторожку, мистер Чивери ухитрился вымести из нее всех случайно заглянувших туда членов общежития, так что Кленнэм, уходя из тюрьмы, застал его одного.
— Простите, сэр, — сказал мистер Чивери таинственным тоном, — но вам куда теперь? В каком направлении?
— Мне? Я пойду через мост. — Кленнэм с удивлением взглянул на мистера Чивери, который — истинная статуя молчания — стоял, приложив ключ к губам.
— Еще раз простите, — сказал мистер Чивери, — но не можете ли вы завернуть на Конную улицу? Не найдется ли у вас свободной минутки, чтобы зайти по этому адресу? — Тут он протянул Кленнэму карточку, отпечатанную для знакомых Чивери и Ко, поставщиков настоящих гаванских сигар, лучших бенгальских, ароматических кубинских и т. д. и т. п.
— Видите ли, это не касается табачной торговли, — сказал мистер Чивери, — это касается моей жены. Она желала бы сказать вам словечко, сэр, насчет одного пункта, который имеет отношение… Да, — прибавил мистер Чивери, отвечая кивком на недоумевающий взгляд Кленнэма, — имеет отношение к ней.
— Я повидаюсь с вашей женой.
— Благодарю вас, сэр. Очень вам обязан. Небольшой крюк, каких-нибудь десять минут ходьбы. Потрудитесь спросить миссис Чивери. — Мистер Чивери, уже выпустивший гостя, осторожно выкрикивал эти инструкции сквозь маленькое окошечко в наружной двери, которое он мог открывать изнутри, когда хотел взглянуть на посетителя.
Артур Кленнэм, с карточкой в руках, отправился по указанному на ней адресу и скоро добрался до табачной лавки. Это была маленькая лавчонка, в которой сидела за прилавком прилично одетая женщина, занятая шитьем. Маленькие коробки с табаком, маленькие пачки сигар, маленький ассортимент трубок, две-три маленькие коробки с нюхательным табаком и при них маленькие инструменты вроде рожка для надевания сапог составляли склад товаров в этой лавке.
Артур назвал свою фамилию и сказал, что его просил зайти сюда мистер Чивери. Кажется, по поводу мисс Доррит.
Миссис Чивери тотчас отложила работу, встала из-за прилавка и сокрушенно покачала головой.
— Вы можете видеть его хоть сейчас, — сказала она, — если потрудитесь заглянуть в окошечко.
С этими таинственными словами она провела посетителя в заднюю комнату лавки, с маленьким окошечком, выходившим на темный грязный дворик. На дворе были развешаны на веревках мокрые простыни и скатерти, пытавшиеся (безуспешно вследствие недостатка воздуха) высохнуть; а среди этих развевающихся предметов сидел на стуле, точно последний матрос, оставшийся на палубе тонущего корабля и бессильный закрепить паруса, — убитый горем молодой человек.
— Наш Джон, — сказала миссис Чивери.
Желая выразить как-нибудь свое участие, Кленнэм спросил, что же он там делает.
— Это его единственное развлечение, — отвечала миссис Чивери, снова тряхнув головой. — Он никогда не выходит, даже на этот двор, когда там нет белья. Но когда развешано белье, которое может заслонить его от глаз соседей, он просиживает там по целым часам. По целым часам просиживает. Говорит, будто оно напоминает ему рощу. — Миссис Чивери снова тряхнула головой, провела передником по глазам в знак материнской скорби и отвела посетителя обратно в деловую область.
— Садитесь, пожалуйста, сэр, — сказала она. — Наш Джон пропадает из-за мисс Доррит, сэр; из-за нее он разбил свое сердце, и я позволю себе спросить, какая польза от этого его родственникам?
