Собрание сочинений в 6 томах. Том 4 - Грэм Грин
— Не понимаю, мистер Браун.
— Девяносто пять процентов населения Гаити не могут себе позволить ни мяса, ни рыбы, ни яиц.
— Но, мистер Браун, неужели вы не задумывались над тем, от кого происходят все несчастья в мире? Не от бедняков же. Войны затевают политические деятели, капиталисты, интеллектуалы, бюрократы, боссы Уолл-стрита. Бедняки не начинали ни одной войны.
— А среди богачей и сильных мира сего, надо полагать, вегетарианцев не бывает?
— Нет, сэр. Как правило, не бывает.
И я опять устыдился своего цинизма. Глядя в эти бледно-голубые глаза, не ведающие ни сомнений, ни колебаний, можно было поверить на минуту, что человек этот не так уж наивен. Ко мне подошел стюард. Я сказал:
— Я супа не буду.
— Для супа еще рано, сэр. Капитан спрашивает, сэр, не будете ли вы добры зайти к нему.
Капитан сидел у себя в каюте — суровой и надраенной, как он сам, и лишенной личных примет ее обитателя, если не считать кабинетной фотографии пожилой женщины, у которой был такой вид, будто она сию минуту вышла из парикмахерской, где ей высушили феном не только волосы, но и все нутро.
— Пожалуйста, садитесь, мистер Браун. Не угодно ли сигару?
— Нет, благодарю вас.
Капитан сказал:
— Давайте сразу перейдем к делу. Я вынужден просить вас о содействии. Все это очень неприятно.
— Да?
Он проговорил мрачнейшим голосом:
— Хуже нет, когда в пути случаются неожиданности.
— Да, море… штормы…
— Не о море же пойдет речь. С морем дело простое. — Он переставил на столе пепельницу, ящичек с сигарами, а потом придвинул к себе на сантиметр фотографию женщины с бесстрастным лицом и завивкой, словно смазанной для крепости цементным раствором. Может быть, рядом с ней он чувствовал себя увереннее. У меня же такая совершенно парализовала бы волю. Он сказал: — Вы знакомы с этим пассажиром, с майором Джонсом? Он сам себя так аттестует.
— Да, мы с ним разговаривали.
— Какое он на вас произвел впечатление?
— Да не знаю… как-то не задумывался над этим.
— Только что получена каблограмма из нашего управления в Филадельфии. Оттуда требуют, чтобы я сообщил, когда и где он сойдет на берег.
— Но по его билету можно…
— Там хотят знать наверняка, не изменит ли он своих планов. Мы идем в Санто-Доминго… Вы сами мне говорили, что билет у вас взят до Санто-Доминго, на тот случай, если в Порт-о-Пренсе… Может, он тоже так сделает.
— Запрос исходит от полиции?
— Да, возможно — это только мое предположение, — возможно, что полиция им интересуется. Поймите меня правильно: я ничего не имею против майора Джонса. Всего вернее, потребовалась обычная справка, только потому, что какой-нибудь там канцелярист… Но я решил… вы тоже англичанин, живете в Порт-о-Пренсе… Предупрежу вас, а вы, в свою очередь…
Меня бесила его предельная осторожность, предельная корректность, предельная порядочность. Неужели наш капитан ни разу в жизни не оступился — в молодости или в подпитии, когда рядом не было его хорошо причесанной жены? Я сказал:
— Получается, будто это шулер какой-то. Уверяю вас, он ни разу не предлагал мне сесть с ним за карты.
— Я ничего такого не…
— Вы хотите, чтобы я навострил глаза и уши?
— Вот именно. Только и всего. Будь тут что-нибудь серьезное, потребовали бы задержать его. Может быть, он скрылся от своих кредиторов. Кто знает? Или какая-нибудь история с женщиной, — брезгливо добавил капитан, перехватив взгляд той — беспощадной, с каменными волосами.
— Но при всем моем уважении к вам, капитан, я никогда не специализировался на доносах.
— Ничего такого от вас и не требуется, мистер Браун. Не могу же я обратиться к мистеру Смиту — человеку пожилому… по поводу… майора Джонса.
И мой слух опять засек наши три фамилии, взаимозаменяемые, точно комические маски в фарсе. Я сказал:
— Если действительно будет что-нибудь такое, о чем следует сообщить… но учтите, проявлять особое рвение в этом деле я не намерен.
Капитан испустил легкий вздох, соболезнуя самому себе.
— Будто человеку и без того не хватает забот в этом рейсе.
Он пустился рассказывать мне длинную историю о том, что случилось два года назад в порту, куда мы шли. В час ночи на берегу послышалась стрельба, и спустя полчаса у сходней появился офицер с двумя полицейскими: они потребовали, чтобы их допустили произвести обыск на судне. Он, разумеется, не позволил. Судно — суверенная территория пароходной компании королевства Нидерландов. Затеяли долгий спор. Он всецело полагался на вахтенного — как потом выяснилось, напрасно, так как матрос заснул на посту. Потом, отправившись поговорить с вахтенным помощником, капитан увидел на палубе цепочку кровавых следов. Они привели его к одной из шлюпок, и там он обнаружил беглеца.
— Как же вы с ним поступили? — спросил я.
— Судовой врач оказал ему помощь, а потом я, конечно, передал его властям.
— Может, он искал политического убежища?
— Не знаю, чего он искал. Откуда мне это знать? Он был совершенно неграмотный, да и вообще, денег на билет у него не оказалось.
4
Когда я снова увидел Джонса, мои симпатии начали склоняться на его сторону. Если бы он предложил мне в ту минуту партию в покер, я согласился бы без малейших колебаний и с радостью проиграл бы ему, ибо такая демонстрация доверия, может, уничтожила бы дурной вкус, который остался у меня во рту после разговора с капитаном. Я шел по левому борту, чтобы не встретиться с мистером Смитом, попал там под душ и, не успев сбежать к себе в каюту, столкнулся лицом к лицу с мистером Джонсом. Меня сразу охватило чувство вины, будто я уже выдал его тайну, а он прервал свою прогулку и предложил мне пойти выпить с ним.
— Рановато, — сказал я.
— В самый раз, в Лондоне уже открывают пивные.
Я посмотрел на часы — без пяти одиннадцать — и подумал, что это похоже на проверку его документов. Пока он разыскивал стюарда, я взял книгу, оставленную им на столике салона. Это было дешевое американское издание, на обложке обнаженная девица, лежащая ничком в роскошной постели. Название «Лови минуту». На титульном листе стояла карандашная подпись — Г.-Д. Джонс. Удостоверял ли он этим свою личность или хотел сохранить книгу? Я открыл наугад: «— Доверие? — Голос Джефа стегнул ее, как бичом…» И тут Джонс вернулся с двумя бокалами пива. Я положил книгу на место и сказал с наигранным смущением:
— Sortes Virgilianae [3].
— Какой сорт? — Джонс поднял бокал и, перелистав мысленно страницы своего словаря и, может быть, отвергнув «прозит», как выражение устарелое, разрешился более современным «будьте». И добавил после