Айн Рэнд - Исток

Рядом стоял Элсворс Тухи. Он слышал её последние слова.

— Какой интересный вечер, Доминика, не правда ли?

— А что в нем интересного?

— Ну, например, очень интересно узнать, какой тип лиц кажется тебе привлекательным.

— Ты знаешь, Элсворс, ты гораздо хуже, чем я думала.

— И гораздо хуже, чем ты думаешь сейчас. Но я полезен тебе. Впрочем, мы все полезны друг для друга. И ты будешь полезна для меня.

— Я не понимаю тебя.

— Если не понимаешь, я не смогу тебе объяснить.

— Элсворс, ты когда-нибудь, сделаешь ошибку.

— Очень вероятно, Доминика. Но ты её уже сделала.

— Спокойной ночи, Элсворс.

— Спокойной ночи, Доминика.

Когда она ушла, Кики спросила у Тухи:

— Что, собственно, означает ваш разговор? Лица людей, и особенно первое впечатленне, вряд ли что-либо значат.

— Дорогая Кики, ты заблуждаешься. Нет ничего более значительного, чем человеческое лицо. Лучше всего человек открывается с первого взгляда. Только мы не всегда это понимаем. Годы изучения не откроют того, что открывает лицо человека. Если вы хотите узнать человека, подумайте об его лице — и вам не нужно будет ничего больше.

Через неделю в колонке "Ваш дом" появилась статья Доминики Франкон, в которой она беспощадно раскритиковала Энрайт Хаус. Она называла его насмешкой над окружающими зданиями.

Утром в кабинет Доминики вошел Тухи, держа в руках газету.

— Где ты встречала Роурка до приема? — спросил он.

— Я не встречала мистера Роурка до приема.

— Значит, я ошибся.

— Но он мне не понравился, когда я встретилась с ним на приеме.

— Это плохо сделано, Доминика. Очень плохо.

— Почему?

— Неужели ты не понимаешь, что могут прочесть люди между строчками? Конечно, не многие заметят это. Он наверняка. Я тоже.

— Я пишу статьи не для тебя и не для него.

— А почему там ничего не написала о Космо-Слотник Билдинг?

— А разве оно заслуживает того?

— Ты как будто не очень хорошо относишься к Питеру Китингу.

— Напротив, он мне очень нравится.

— Тогда я советую тебе попросить его рассказать как-нибудь о своей жизни. Ты узнаешь много интересных вещей.

— Например?

— Например, что он учился в Стантонском Университете.

— Я знаю это.

— Замечательный институт. Прекрасное здание. И так много молодых студентов. Некоторые кончают с отличием, а некоторых исключают.

— Нy и что из этого?

— Ты знала, что Питер Китинг и Говард Роурк — друзья по институту?

— Нет.

— Немного же ты знаешь о Роурке.

— Я ничего не знаю о Роурке. И вообще мы не будем обсуждать м-ра Роурка.

— Почему бы и нет? Хотя, конечно, мы ведь обсуждаем Китинга. И Элсворс Тухи стал рассказывать ей о студенческих годах Роурка и Китинга.

— Ты представляешь, Доминика, — с наслаждениям говорил Тухи, — что чувствует Роурк, когда Питер, чьи работы он презирает, получает премию первого ученика, а его исключают без диплома? Питер получает первые премии и выполняет для страны наиболее крупные заказы, а Роурк делает заправочные станции и забегаловки для продажи сосисок в провинции. Сейчас Роурк делает этот дом, который он любит как своё единственное детище, а Питер даже не заметил бы этого заказа. Он получает их ежедневно. Пойдем дальше. Никто не любит быть битым. Но быть битым человеком, которого ты не ценишь ни в грош, быть битым, битым, битым — не гением, не богом, а всего лишь Питером Китингом — даже испанская инквизиция не выдумала пытки изощреннее.

— Элсворс, — не выдержала Доминика, — немедленно убирайся отсюда! Она вскочила на ноги. Он не видел её лица — его закрыла волна волос.

— Доминика, — мягко сказал Тухи, — ты слишком очевидна. Я всегда говорил тебе, что ты меня недооцениваешь. Позови меня в следующий раз, когда тебе понадобится моя помощь.

У двери он обернулся:

— Конечно, лично я думаю, что Питер Китинг — самый выдающийся архитектор Америки.

Вечером ей позвонил Саттон. Он прочел её статью и расстроился. Он очень считался с мнением Доминики по вопросам архитектуры. А сейчас он как раз вел переговоры с Роурком о строительстве. Он уже должен был подписать с ним контракт. И вот теперь…

Доминика отговорила его. Она сказала ему:

— Если вы выберете Роурка, то он построит здание, прекрасное как церковный хорал, как гимн. Здание, от которого у вас будет захватывать дыхание. Это будет великолепное здание. Но оно будет шокировать окружающих. А вам нужно здание, которое нравилось бы всем и каждому. Вы не Энрайт. Он меньше улыбается. И потом он не спрашивал мое мнение. Вам нужен другой архитектор. Как вы думаете, кто сейчас наиболее популярен? Кто делает здания, приносящие наибольшие доходы? Да, Вы правильно угадали — Питер Китинг. Думаю, что постройку дома лучше всего поручить ему.

На другой день Саттон сказал Роурку, что он посоветовался с Доминикой Франкон, и она отговорила его поручать заказ Роурку, причем просила не делать из этого тайны.

Роурк рассмеялся.

В этот вечер Доминика пришла к Роурку. Она вошла в его комнату так, словно бывала здесь раньше. На ней был уличный черный костюм. Воротник был поднят. Шляпа наполовину скрывала лицо. Он сидел и смотрел на нее. Она сняла шляпу, как делает мужчина, входя в помещение. Она сказала:

— Ты не удивлен видеть меня?

— Я ждал тебя сегодня вечером.

Она движением кисти бросила шляпу на стол. Все её нетерпение и ярость нашла выражение в полете шляпы и движении руки.

Он спросил:

— Что ты хочешь?

— Ты знаешь, что я хочу.

— Да. Но я хочу, чтобы ты сказала это.

— Ну что ж, если тебе этого хочется. Я хочу спать с тобой. Сегодня, сейчас, и в любое время, когда ты этого пожелаешь. Я хочу твое обнаженнее тело, твою кожу, твой рот, твои руки. Я хочу тебя — вот так — не умирая от желания, а сознательно и спокойно — без гордости и сожаления. Я хочу тебя. У меня нет никакого чувства собственного достоинства, которое могло бы остановить меня. Я хочу тебя — я хочу тебя как животное, как подзаборная кошка, как проститутка.

Она говорила размеренно, на одной ноте, словно читала катехизис.

— Ты знаешь, что я ненавижу тебя, Роурк. Я ненавижу тебя за то, что ты есть, за то, что я хочу тебя. Я буду бороться с тобой — и я хочу тебя уничтожить — я говорю тебе об этом совершенно спокойно. Я буду молиться за то, чтобы ты выстоял — я признаюсь тебе в этом, — хотя я ни во что не верю и мне некому молиться. Но я буду мешать тебе во всем. Я постараюсь отнять у тебя все заказы. Я буду бить тебя по самому больному месту. Я сделаю так, что ты не сможешь получить то, чего ты хочешь. Я сделаю так, что ты будешь голодать. Я уже сделала это вчера. И поэтому я буду спать с тобой сегодня ночью. Я буду делать это всегда. И каждый раз после этого я буду приходить к тебе. Я позволю тебе обладать мной, потому что я хочу, чтобы мной обладали. Не любовник, а враг, который будет отнимать у меня радость победы над ним, отнимать не в честном бою, а прикосновением своего тела. Вот чего я хочу от тебя, Роурк. Вот я какая. Ты хотел это слышать? Теперь ты знаешь. Что ты можешь сказать на это?

— Раздевайся.

Она расстегнула воротник блузки, потом стала медленно расстегивать пуговицы жакета. Она бросила жакет на пол, сняла тонкую белую блузку, затем стянула перчатки. Как будто была одна.

Он встал, подошел к ней, и, когда он прижал ее к себе, она подняла руки и обвила его, чувствуя, как его тело словно отпечатывается на её коже.

Позже, лежа рядом с ним и оглядывая его комнату, она спросила:

— Роурк, почему ты работал в каменоломне?

— Ты знаешь.

— Да. Любой другой устроился бы в каком-нибудь архитектурном бюро.

— И тогда у тебя не было бы желания уничтожать меня.

— Ты понимаешь это, да?

— Да. Молчи. Сейчас это не имеет значения.

— Ты знаешь, что Энрайт Хаус — самое красивое здание в Нью-Йорке?

— Я знаю, что ты знаешь это.

— Роурк, ты работал в каменоломне, а в голове у тебя был проект Энрайт Хаус и многих других подобных зданий, и ты работал как простой…

— Ты сейчас размякнешь, Доминика, а завтра пожалеешь об этом.

— Да.

— Ты очень красивая, Доминика.

— Перестань.

— Ты красивая.

— Роурк, я все равно буду уничтожать тебя.

— А ты думаешь, я бы хотел тебя, если бы ты не стала этого делать?

— Роурк…

— Ты хочешь, чтобы я повторил это? Я хочу тебя, Доминика. Я хочу тебя. Я хочу тебя, очень хочу.

— Я… Она остановилась. Слово, которое она хотела сказать, было почти слышно в её дыхании.

— Нет, — сказал он. — Не сейчас. Не говори этого сейчас. Позже. А сейчас давай спать.

— Здесь? С тобой?

— Здесь. Со мной. А утром я приготовлю тебе завтрак. Тебе понравится смотреть, как я готовлю его. Помнишь, в карьере тебе нравилось смотреть, как я работаю. А потом ты пойдешь и будешь думать как меня уничтожить. Спокойной ночи, Доминика.