Сильвия Эштон-Уорнер - Времена года
– Передайте привет розам и алтею, когда они расцветут, – говорю я.
– Речь, речь! – кричат цветы и продолжают аплодировать.
Я в растерянности опускаю глаза. Я смущена.
– Речь! – неистовствуют цветы и топают корнями.
– Дамы и господа, – начинаю я по всем правилам. – Благодарю вас за доброту и участие. Дружба с вами доставила мне много радости и многому научила меня. Я понимаю, что как садовник недостаточно заботилась о вас, но... я... я... сделала для вас по крайней мере вчетверо меньше, чем вы для меня. Я понимаю, что зимой и летом, осенью и весной наша дружба была сугубо односторонней. Я... я прошу вас только об одном: сохраните в тайне мои исповеди. У каждой женщины есть мысли и желания, которые не следует делать достоянием гласности. И когда будете вспоминать обо мне, вспоминайте не только хорошее, как вы всегда делаете. Подумайте о моих ошибках. Я совершала одну ошибку за другой. А вы не придавали им никакого значения, и в этом ваша вина. По-моему, не стоят внушать человеку, что он должен превзойти самого себя, как поступали вы, потому что попытка превзойти самого себя неизбежно кончается крахом. Но это единственное, в чем я могу упрекнуть вас как цветы: вы всегда аудите в человеке только лучшее.
Что же касается будущего... если можно назвать будущим потустороннее существование... а при том, что я больше не работаю и не горю как в лихорадке, я веду, конечно, потустороннее существование... что касается будущего, у меня впереди только отдых. Не думайте, что меня это огорчает. В сущности, если иметь в виду сущность потустороннего существования, меня это даже радует. Во всяком случае, почти успокаивает. Какая бессмыслица скорбеть о друзьях, погребенных на кладбище! Это они должны скорбеть обо мне, потому что я еще хожу по земле, но ведь они не знают того, что я знаю. О, какое блаженство идти назад, а не вперед!
А сейчас, с вашего позволения, я уеду, чтобы успеть на самолет. Я хочу поблагодарить вас за все разговоры, которые мы вели, за то, что вы утешали меня и сочувствовали мне целый год... я хочу сказать, больше года ровно на одну весну... и, хотя я доказала свою полную никчемность, то малое, что мне все-таки удалось сделать для своих учеников, я сделала только благодаря вам, я не могла бы жить такой полной жизнью без вас. Я вообще не могла бы жить без вас. Если это имеет хоть какое-нибудь значение.
Вот и все... до свидания. Мы провели вместе столько часов, мы провели вместе весь этот год, не забывайте меня и скажите директору – сейчас я впервые произнесу эти слова, – что я люблю его.
Снова оглушительные аплодисменты! Цветы шелестят лепестками, крики «ура!». Я выезжаю из ворот, а хор из сотен – из тысяч! – цветочных голосов поет: «Она такая славная девчонка»...
«Моноваи» не содрогается от ударов океанских волн, как мое перегруженное утлое суденышко. «Моноваи» уверенно держится на воде, и никакие препятствия не в силах остановить его бег; это настоящий корабль, он до конца использует свои возможности, как властный директор школы, который не сомневается в правильности избранного пути. Правда, «Моноваи» непрерывно вспенивает морскую воду за кормой, и нескончаемый поток цветов из пены следует за ним по пятам, но он настойчиво продвигается к цели, которую поставил перед собой. Добрый, упорный, заботливый, одержимый мечтой, которая влечет его вперед.
Я задумчиво расправляю страницы письма Юджина, и в эту минуту из моей груди вырывается вздох, один из моих прежних, необъяснимых, незабываемых вздохов. Правда, я вижу вожделенный вопрос, вопрос, который пронизывал всю мою жизнь, как пронизывает сонату одна повторяющаяся фраза, хотя этот вопрос никогда не был произнесен. И я все еще не знаю, как он звучит.
Мне очень трудно ответить. Я так неопытна. Я вновь разворачиваю письмо и нахожу это место: «Ты да я и сын, любовь моя».
И произношу единственные слова, которые в силах произнести:
– Я хранила тебе верность. По-своему.
По-своему...
– Что случилось, что случилось, малышка?
Высокий мужчина, достаточно некрасивый и без тяжелых очков в роговой оправе, становится на колени, чтобы сравняться со мной ростом, и треплет меня по подбородку. Слезы выливаются из моих глаз и бегут по щекам.
– Они... они наступили на мою больную ногу... взяли и наступили. Они.
Он опускается на низенький стул у себя в кабинете, сажает меня на колени и прячет мою черную голову у себя под подбородком. Идет снег, снег падает на «огромный город в дымке».
– Ну-ка... ну-ка... посмотрите на мою славную девочку.
1
Все стихотворные цитаты и эпиграфы в переводе И. М. Левидовой.
2
Пакеха – белый (маорийск.). – Прим. автора.
3
Дедушка, бабушка, няня (маорийск.).
4
М. Кольридж, «К памяти».
5
Маорийский танец.
6
Мокопуна – внук (маорийск.).
7
Маорийская деревня.
8
Вполголоса (итал.).
9
Фигурка, которой маори украшают Дом собраний.
10
Фрэнсис Томпсон (1859-1907) – английский поэт.
11
Веранда (маорийск.).
12
Танги – маорийские похороны.
13
Дж. М. Хопкинс, стихотворение 74.
14
Перламутровая раковина (маорийск.).
15
Дж. М. Хопкинс. «Покой».
16
Маорийский танец.
17
Эйдетизм – способность надолго сохранять в памяти живой образ предмета.
18
Взрыв (франц.).
