Альберто Моравиа - Равнодушные
«Я отправлю тебя на тот свет по всем правилам, мой Лео. Сначала закажу тебе великолепный гроб, потом куплю красивый венок и вложу в него свою визитную карточку… А затем… парикмахер аккуратно тебя побреет», — подумал он. Мебельный магазин примыкал к зданию строгой архитектуры с большими, монастырскими воротами. Он прошел мимо, бросив беглый взгляд на пустой внутренний двор. Потом увидел лавку — витрину, небольшую дверь. Вначале он не понял, что это за лавка, — зеркальная витрина слепила глаза. Сделал еще шаг и увидел наверху надпись белыми буквами «Оружейная лавка». За стеклом витрины выстроились в ряд охотничьи ружья. «Тут я и куплю пистолет», — подумал он. Но сразу не остановился. Наконец вернулся, нерешительно потоптался у дверей и вошел.
— Мне нужен пистолет, — громким голосом сказал он, облокотившись на прилавок.
Главное было сделано. Внезапно ему стало страшно, — вдруг владелец лавки догадается о его намерениях. Он опустил глаза и постарался изобразить на лице спокойствие и выдержку. Ему видна была лишь грудь продавца. Тот был в черном рабочем халате, и неторопливо, с профессиональной обстоятельностью снимал товар с полок и подносил к прилавку. На застекленных красноватых полках Микеле увидел множество сверкающих ножей: простые, с одним лезвием, и замысловатые — с несколькими, лезвия одних ножей были раскрыты веером, других — коротких и массивных — закрыты. Он поднял глаза, — темная, маленькая лавка казалась еще меньше от сплошных застекленных полок вдоль стен. На одних — пирамиды ружей, на других — собачьи ошейники. В дальнем конце прилавка лежал деревянный брус, в гнезда которого, строго по размеру, были вставлены патроны. Микеле они почему-то напомнили россыпь звезд.
Продавец, худой, седовласый человек с усталым лицом и маленькими глазками, методично один за другим выкладывал пистолеты всех типов. И тут же монотонным голосом объявлял цену каждого: сто лир, семьдесят, двести пятьдесят, девяносто пять. Одни пистолеты — автоматические — были черные, плоские, другие — с барабаном — сверкающие, выпуклые. «Для Лео нужен этот», — с усмешкой подумал Микеле глядя на огромный, висевший на стене пистолет с складной рукояткой, похожий скорее на ручной пулемет. Он не испытывал ни волнения, ни неловкости. Наклонившись, выбрал самый дешевый.
— Вот этот, — твердо сказал он. — И комплект патронов.
Достал из кармана кошелек. «Хватит ли, чтобы расплатиться?» — подумал он, выкладывая деньги на прилавок. Звон металла. Наконец он взял завернутый в бумагу пистолет, сунул его в карман и вышел из лавки. «Теперь отправимся к Лео», — сказал он самому себе. Серые неподвижные облака обронили на землю первые слезинки дождя. На углу была ремонтная мастерская. У раскрытой двери человек в грязном комбинезоне разбирал велосипедное колесо. Было душно. В воздухе стыла тишина. Дома здесь были однотипными, шестиэтажными. Но под моросящим дождем их вид странным образом изменился. Дома словно извивались, гнулись, окнами касались земли. Но почему-то тротуар оставался сухим — никаких следов дождя. Тротуар был в желтых пятнах, похожих на плевки, но на него не упало ни единой капли. Значит, ему все это померещилось?!
Он свернул на более широкую улицу. Когда он одолеет ее и пересечет площадь, то окажется на улице, где живет Лео. Торопиться некуда. Он шел медленно и, точно обыкновенный зевака, разглядывал встречных прохожих, афиши кинотеатров, витрины магазинов. Пистолет приятно оттягивал карман. Он остановился возле какого-то магазина, вынул сверток, осторожно развернул его и крепко сжал рукоятку пистолета. Металл холодил руку. Легкое нажатие курка, и все будет кончено. Для Лео. Один выстрел, два, три. А затем немного дрогнет ствол… Он сжал зубы и крепче стиснул рукоятку… Выстрел… Еще один. Он живо представил себе, как это произойдет. Он поднимется по лестнице, войдет в гостиную. Будет ждать с пистолетом в руке. Наконец появится Лео. «Что случилось, Микеле?» — «Вот что случилось», — ответит он и сразу же выстрелит. Главное, не промахнуться. Толстый Лео — удобная мишень, и, куда бы ни попала первая пуля, он упадет. Тогда он прицелится и выстрелит Лео в голову. Потом склонится над ним. Лео будет валяться ничком на полу и громко стонать. Он приставит дуло пистолета к виску этого негодяя. Ощущение будет очень странным — голова жертвы дернется, Лео взглянет на него обезумевшими глазами. И тогда он, Микеле, в третий раз выстрелит. Грохот, струйка дыма! А потом надо будет уйти, сразу же, не оглядываясь, уйти из этой комнаты, в которой, раскинув руки, будет лежать на полу безупречно одетый господин, и на него будет литься из окон яркий свет.
Нужно быстро спуститься по лестнице и выскочить на улицу, прежде чем появится кто-нибудь из жильцов. На улице — толпа людей, полно машин. А там, наверху, в маленькой комнате — убитый. Он, Микеле, пойдет искать полицейского. (Где находится ближайший полицейский участок, куда можно прийти и добровольно сдаться в руки полиции?) На перекрестке будет неподвижно стоять полицейский. Он подойдет и тихонько тронет его за плечо. Полицейский обернется, решив, что один из прохожих хочет у него что-то спросить. «Слушаю вас», — вежливо скажет полицейский. «Арестуйте меня… Я убил человека…» Полицейский недоумевающе посмотрит на него. «Я убил человека, — повторит он. — Арестуйте меня».
А между тем мимо будут спешить куда-то люди, мчаться автомобили… Наконец полицейский, не очень ему веря, неохотно поведет его. Не схватит его за шиворот, не наденет наручники, а просто отведет в ближайший полицейский участок. Пыльная комната, на столе конторская книга, несколько полицейских, застоявшийся запах табачного дыма. Письменный стол. За столом — толстый, седой полицейский комиссар с грубыми манерами. Допрос. Однажды, когда его обокрали, он уже приходил в полицию. Все должно произойти именно так.
Он отошел от витрины магазина и двинулся дальше. А потом будет суд. Все газеты под огромными заголовками оповестят об убийстве. Опубликуют подробные судебные отчеты. Поместят фотографии: его, убитого, «проницательного» комиссара полиции, который арестовал преступника, комнаты, где произошло убийство, не забудут даже крестиком указать место, где был найден труп. Все, конечно, проявят нездоровое любопытство, и в день открытия процесса зал суда будет переполнен. В первом ряду — элегантные дамы, его знакомые из высшего общества. Как на театральной премьере. Напряженное ожидание. Выходит судья. Микеле казалось, что он видит его, — невозмутимый, выдержанный старец, который разговаривает с ним, как учитель с учеником. С высоты своего пыльного трона, наклонив голову и глядя на него без всякой злобы из-под седых бровей, он спросит: «Подсудимый, что вы можете сказать в свое оправдание?»
Тут он поднимется со скамьи. Взгляды всех в зале будут устремлены на него. Он расскажет о своем преступлении.
Поудобнее устроившись на сиденьях, элегантные дамы с жадностью вслушиваются в каждое его слово. Но время от времени они все же небрежно поправляют волосы либо, закинув ногу на ногу, лениво потягиваются. В зале так тихо, что слышно, как пролетает муха. В полнейшей тишине он откровенно расскажет свою печальную историю. И каждое его слово создаст вокруг него особый ореол, — подобно тому, как каракатица, подвергшаяся нападению, обволакивает себя чернильной жидкостью. Потом, когда он признается в своей неискренности, своей неспособности к настоящему делу, отсутствии подлинной веры, старик судья наверняка смягчится и склонится к нему седой головой. Мало-помалу публика неслышно покинет зал, и на пыльном возвышении останутся лишь двое, он и судья, среди грязных стен и пустых стульев. И он расскажет судье все до конца. «Так вот, — скажет он в заключение, — я убил Лео, не испытывая к нему ненависти… Хладнокровно… без настоящего чувства гнева… С тем же успехом я мог бы не выстрелить, а сказать ему; «Поздравляю тебя, Лео, моя сестра красивая девочка…» Мое истинное преступление и мое несчастье — равнодушие». Воцарится тишина. Судья посмотрит на него с любопытством, как смотрят на урода. Затем — грохот отодвигаемого кресла, который отдается эхом в зале суда, как отдается гулким эхом голос под церковными сводами. Судья покинет свой трон и, ступая по пыльному полу непомерно большими ногами, дружелюбно подойдет к нему; маленького роста, щупленький, в черной, достающей до пят мантии, надетой словно для того, чтобы скрыть какой-то физический недостаток. Быть может, из-за того, что он непрерывно восседает в судейском кресле, у него отекают ноги. Маленького роста, щупленький, с огромной головой.
«О синьор судья… синьор судья!» С этими словами он бросится к ногам старика. А тот после секундного молчания скажет: «Ты невиновен в убийстве. Но за неискренность, отсутствие веры, ты приговариваешься к пожизненному заключению». Жестокий приговор. А когда он поднимет голову, то вдруг увидит, что зал снова полон, судья рассеянно глядит куда-то в сторону, а возле него самого стоят два вооруженных охранника. Одно видение в другом. Нелепые химеры.
