Льюис Уоллес - Бен-Гур
– Мира, Сириус – это ведь названия звезд, шейх? – спросил Бен-Гур, подходя к каждой из лошадей, а к отцу четверки протягивая руку.
– Так что же? – возразил Ильдерим. – Случалось ли тебе бывать в пустыне?
– Нет.
– В таком случае ты не знаешь, в какой зависимости от звезд находятся арабы. Из благодарности мы заимствуем у них имена и даем их самым любимым своим животным – лошадям. У моих предков так же, как и у меня, были свои Миры, эти дети тоже носят имена звезд! Вот тебе Ригель, тот – Антарес, это – Атаир, а тот, к которому ты теперь подходишь, – Альдебаран, самый младший в роде, но отнюдь не худший, – о нет! Он понесет тебя против ветра с такой силой, что у тебя зашумит в ушах. Он побежит, куда ты прикажешь, сын Аррия, – да, клянусь славой Соломона, он понесет тебя даже в пасть льва, если ты только отважишься на это.
Принесли упряжь. Бен-Гур собственными руками запряг лошадей, взнуздал их и потом вывел из палатки.
– Подайте мне Сириуса, – сказал он.
И араб не смог бы лучше вспрыгнуть на спину скакуна.
– Теперь поводья.
Поводья ему были поданы и тщательно разобраны.
– Добрый шейх, – сказал он, – я готов. Пусть проводят меня в поле, и пошли туда несколько человек с водой.
Отправка не сопровождалась ни малейшим замешательством. Кони не пугались. Между ними и новым наездником, выполнявшим свою роль спокойно и с уверенностью, порождавшей уверенность и в других, казалось, уже установилось безмолвное понимание. Порядок, в котором они выступили, был совершенно таков же, как и при запряжке в колесницу, с тем только различием, что Бен-Гур, вместо того чтобы править лошадьми, стоя в колеснице, правил ими, сидя верхом на Сириусе. Ильдерим внутренне радовался. Он поглаживал бороду и довольно улыбался, бормоча себе под нос: "Нет, он не римлянин, клянусь славой Бога, не римлянин!" Он последовал пешком, а за ним гурьбой устремились все мужчины и женщины его походного лагеря, все, с кем он привык делить заботы, если не свои сокровенные думы.
Выехав в поле, оказавшееся просторным и совершенно годным для выездки, Бен-Гур, не тратя времени даром, приступил к делу. Сначала он пустил четверку шагом в прямолинейном направлении, а потом по широким кругам. Постепенно прибавляя шаг, он заставил ее идти рысью. С рыси, все усиливая ее, он перешел на галоп и, наконец, постепенно суживая круги, вскоре совсем оставил узду и начал разъезжать по полю во всевозможных направлениях, беспрестанно меняя их: то мчался вперед, то неожиданно круто поворачивал назад, то направлял четверку вбок. Проездив таким образом с час, он сдержал, наконец, лошадей и шагом подъехал к Ильдериму.
– Начало положено, теперь остается только упражняться, – сказал он. – Поздравляю тебя, шейх Ильдерим, с такими прекрасными слугами. Смотри, – продолжал он, – рыжая шерсть их лоснится, на ней не видно ни пятнышка, дышат они так же свободно, как и при начале бега. От всего сердца поздравляю тебя, и будет очень тяжело, если мы, – он устремил свои пылающие глаза на лицо старика, – не победим и не...
Он остановился, покраснел и нагнул голову. Только теперь он заметил рядом с шейхом опершегося на палку Валтасара и двух женщин под густыми покрывалами. Бросив взгляд еще раз на одну из них, он сказал про себя с сильнее забившимся сердцем: "Это она... египтянка". Ильдерим тихо закончил его прерванную фразу:
– ...и не отомстим за себя. – И затем громко произнес:
– Я не боюсь. Я доволен. Сын Аррия, ты настоящий муж. Если конец будет таков, каково начало, то ты узнаешь, каким щедрым умеет быть араб.
– Благодарю тебя, добрый шейх, – скромно отвечал Бен-Гур. – Вели слугам принести лошадям воды.
Собственноручно он напоил их.
Вскочив опять на Cиpиyca, он возобновил учение, как и раньше, с шага перейдя на рысь и с рыси на галоп. Заставив верных скакунов бежать и все ускоряя скорость бега, он пустил их наконец полным ходом. Вот когда зрители пришли в настоящий восторг! Они рассыпались в похвалах наезднику за его изящную манеру править лошадьми и удивлялись четверке, бежавшей одинаково хорошо и прямо вперед, и в ломаном зигзагообразном направлении. В ее движениях были единство, энергия, грация и не замечалось ни малейшего признака не только напряжения, но даже чего-либо похожего на усилие. К удивлению не примешивались возгласы сожаления или упрека, и оно было подобно тому, какое мы испытываем при взгляде на ласточек, по вечерам совершающих в воздухе свои круги.
В самый разгар упражнений, когда внимание зрителей достигло апогея, на арену прибыл Маллух, разыскивавший шейха.
– У меня, о шейх, есть к тебе поручение, – сказал он, улучив удобный, как ему казалось, момент для начала разговора, – поручение от купца Симонида.
– Симонида? – воскликнул араб. – Ага! Это хорошо. Пусть ангел тьмы разделается со всеми его врагами!
– Прежде всего он просил меня передать тебе свой привет, – продолжал Маллух, – а потом вот эту посылку, прося тебя немедленно открыть ее.
Ильдерим не сходя с места сломал печать на врученном ему пакете и из тонкой полотняной обертки вынул два письма, к чтению которых тут же и приступил:
(No 1)
Симонид шейху Ильдериму
О друг мой!
Знай прежде всего, что ты занимаешь место в самой глубине моего сердца.
А затем:
Тебе знаком юноша красивой наружности, именующий себя сыном Appия. Он действительно его приемный сын.
Он очень дорог мне.
История его чудесна. Я тебя познакомлю с ней. Приходи ко мне сегодня или завтра, я тебе передам ее и посоветуюсь с тобой.
Тем временем исполняй все его требования, если только они не будут противны чести. Если понадобится вознаграждение, то я отвечаю за него.
Никому не говори, что я интересуюсь юношей.
Напомни обо мне другому твоему гостю. Он, его дочь, ты сам и все, кого ты изберешь, должны рассчитывать на меня в день игр в цирке. Места я уже занял.
Мир тебе и всем твоим. Кем же, друг мой, могу я быть, как не другом твоим?
Симонид
(No 2)
Симонид шейху Ильдериму
О друг!
Из моего богатого опыта извлекаю совет для тебя. Есть новость, которую все, не принадлежащие к числу римлян, все, у кого есть деньги или имущество, все могущие быть ограбленными, принимают за предостережение. Новость эта – прибытие на седалище власти некоего знатного римлянина, облеченного полномочиями.
Сегодня прибывает Максентий.
Прими меры предосторожности.
Еще совет.
Заговорщикам, чтобы иметь силу против тебя, о друг мой, нужно привлечь членов дома Ирода: у тебя большие имения в их владениях.
Поэтому будь осторожнее.
Пошли сегодня утром твоим верным смотрителям дорог к югу от Антиохии приказание обыскивать всякого курьера на пути туда или обратно, и если найдут секретные посылки, касающиеся тебя или твоих дел, ты должен видеть их.
Следовало бы уведомить тебя об этом еще вчера, но и теперь не поздно, если ты начнешь действовать энергично.
Если курьеры выедут сегодня утром из Антиохии, твои послы, будучи знакомы с окольными путями, смогут предупредить их.
Действуй без колебаний.
По прочтении сожги эти письма.
О друг мой! Твой друг.
Симонид
Ильдерим, прочтя письма еще раз, завернул их в полотняную обертку и положил сверток себе за пояс.
Упражнения в поле после этого длились недолго, заняв около двух часов. Закончив их, Бен-Гур шагом подъехал к Ильдериму.
– С твоего позволения, о шейх, – сказал он, – я отведу твоих арабов в палатку, откуда снова выведу их сегодня после обеда.
Ильдерим подошел к нему и сказал:
– Я отдаю их в полное твое распоряжение, сын Аррия: до окончания игр делай с ними что хочешь. За два часа ты достиг того, чего римлянин, – чтоб шакалы обглодали мясо с его костей! – не в состоянии сделать и в несколько недель. Мы выиграем, клянусь славой Господа, мы выиграем!
В палатке Бен-Гур оставался до тех пор, пока не покормили и не убрали лошадей. Потом, выкупавшись в озере и распив с шейхом чашу арака, он снова облекся в свою еврейскую одежду и пошел с Маллухом в рощу.
Они говорили о многом, но не все из их разговора важно для нас – нам нужно отметить только следующее.
– Я дам тебе записку на получение моего багажа, сложенного в гостинице, по эту сторону реки, рядом с мостом Селевкидов, – говорил Бен-Гур. – Если можешь, доставь мне его сегодня. И вот еще что, добрый Маллух, если это тебя не затруднит...
Маллух горячо заявил о своей готовности быть ему полезным.
– Благодарю, благодарю, Маллух, – сказал Бен-Гур. – Я верю тебе на слово, памятуя, что мы с тобой братья, так как оба принадлежим к одному и тому же древнему колену и враг у нас один и тот же – римлянин. Ну так, во-первых, ты человек деловой, шейх же Ильдерим, я очень боюсь, на такого не походит...
