Кнут Гамсун - Мистерии (пер. Соколова)
И онъ сызнова убѣждалъ ее, что онъ желаетъ, да, желаетъ всею волей, какая только есть у него. Ей не придется терпѣть нужды, даже если бы въ первое время ему пришлось и трудненько: онъ станетъ работать за нихъ обоихъ, только пусть она не боится. Онъ говорилъ цѣлый часъ и шагъ за шагомъ разрушалъ ея сопротивленіе. Два раза въ продолженіе этого часа борьбы повторялось, что она закрывала лицо руками и кричала: "нѣтъ! нѣтъ!" Но, тѣмъ не менѣе, она стала сдаваться; изучая его лицо, она, чувствовала, что онъ вовсе не добивается только мгновенной побѣды. Въ такомъ случаѣ, Господи благослови, ужъ если онъ этого дѣйствительно хочетъ. Она была побѣждена, безполезно ей было больше бороться. Наконецъ она сказала ему ясно "да".
Свѣча уже догорала; они все сидѣли, каждый на своемъ стулѣ, держа другъ друга за руки и разговаривали. Она совсѣмъ изнемогала отъ волненія, слезы поминутно выступали у нея на глазахъ, но она улыбалась.
Онъ сказалъ: — Возвращаясь къ вопросу о Минуттѣ, я убѣжденъ, что онъ ревновалъ на базарѣ.
— Да, — отвѣчала она, — это очень можетъ быть. Но вѣдь съ этимъ ничего не подѣлаешь.
— Да, не правда ли, съ этимъ ничего не подѣлаешь!.. Знаешь ли, мнѣ очень бы хотѣлось порадовать тебя чѣмъ-нибудь сегодня; чѣмъ бы мнѣ тебя обрадовать? Ахъ, я бы хотѣлъ, чтобы ты прижимала руки къ груди отъ восторга! Скажи мнѣ что-нибудь, потребуй чего-нибудь! Ахъ, ты слишкомъ добра, золотое ты сердечко; вѣдь ты никогда и ни о чемъ не просишь! Да, да, Марта, не забывай того, что я сейчасъ скажу: я буду твоимъ защитникомъ, я буду стараться угадывать каждое твое желаніе, я буду исполненъ заботъ о тебѣ до самаго послѣдняго моего дыханія. Дорогая, ты не забудешь этого, нѣтъ? У тебя никогда не будетъ повода сказать, что я не выполнилъ своего обѣщанія.
Было четыре часа.
Они встали; она двинулась къ нему, и онъ прижалъ ее къ груди. Она обняла его шею рукою, и такъ простояли они нѣсколько минутъ; ея робкое монашеское сердце сильно билось подъ его рукою; онъ это почувствовалъ и успокоительно погладилъ ее по головѣ. Между ними наступило полное единеніе. Она сама начала:
— Я всю ночь не буду спать и все буду думать. Можетъ быть, я тебя увижу завтра? Если ты хочешь?
— Да, завтра. Конечно, хочу! Когда же завтра? Можно мнѣ притти въ восемь часовъ?
— Да… Хочешь, я опять надѣну это платье? Этотъ трогательный вопросъ, эти трепетныя губы, широко открытые глаза, смотрѣвшіе прямо на него, задѣли его, схватили его прямо за сердце. Онъ отвѣчалъ:
— Милое, чудное дитя, какъ хочешь! Какъ ты глубоко-прекрасна!.. Нѣтъ, ты не должна проводить эту ночь безъ сна, не должна! Думай обо мнѣ, пожелай мнѣ доброй ночи и спи! Вѣдь ты не боишься тутъ одна?
— Нѣтъ… Теперь ты промокнешь, идя домой.
Она думала и о томъ, чтобы онъ не промокъ!
— Ну, будь покойна и спи! — сказалъ онъ.
Но когда онъ былъ уже внѣ дома, на порогѣ, имъ что-то вспомнилъ; онъ оглянулся и сказалъ:
— Я еще одно забылъ: вѣдь я небогатый человѣкъ. Ты, можетъ быть, въ коицѣ концовъ повѣрила, что я богатъ?
— Этого я не знаю, — отозвалась она и покачала головой.
— Нѣтъ, я не богатъ. Но мы купимъ себѣ домикъ и все, что намъ нужно. Столько-то у меня найдется. А позднѣе, со временемъ, я обо всемъ позабочусь, я возьму все бремя на себя; для чего же мнѣ иначе мои руки… Вѣдь ты не разочарована тѣмъ, что я не богатъ, а?
Она сказала "нѣтъ", схватила его руки и еще разъ пожала ихъ. Въ заключеніе онъ попросилъ ее крѣпко запереть за нимъ дверь; затѣмъ онъ сталъ подыматься вверхъ по улицѣ.
Дождь лилъ какъ изъ ведра, и было очень темно.
Онъ не пошелъ домой, къ гостиницѣ, а направился по дорогѣ къ приходу. Онъ шелъ съ четверть часа; онъ съ трудомъ различалъ дорогу, потому что кругомъ былъ густой мракъ. Наконецъ онъ сталъ шагать совсѣмъ медленно; онъ сошелъ съ дороги и ощупью дошелъ до одного большого дерева. Это была осина. Тутъ онъ остановился.
Вѣтеръ шумѣлъ въ лѣсу дождь лилъ ручьями, но все остальное вокругъ него было мертво и тихо. Онъ прошепталъ два слова, имя, онъ сказалъ: Дагни, Дагни, потомъ замолчалъ и снова повторилъ то же самое. Черезъ нѣсколько времени онъ заговорилъ громче, сказалъ "Дагни" во весь голосъ… Она его оскорбила сегодня, она вылила на его голову все свое презрѣніе; въ груди своей онъ еще чувствовалъ каждое слово, сказанное ею тогда, и все-таки вотъ онъ стоитъ тутъ и говоритъ о ней. Онъ становится на колѣни около дерева, открываетъ перочинный ножъ и въ темнотѣ вырѣзаетъ свое и ея имя на стволѣ. Нѣсколько минутъ работаетъ онъ надъ этимъ, ощупываетъ, присматривается, рѣжетъ и снова щупаетъ, пока все не готово.
Дѣлая это, онъ снялъ свою шапочку. Вернувшись на дорогу, онъ остановился, подумалъ одно мгновенье и вернулся назадъ. Онъ снова ощупью пробирается къ дереву, ерзаетъ пальцами по его стволу и находитъ буквы. Опять онъ опускается на колѣни, наклоняется и цѣлуетъ эти имена, эти буквы, словно ему уже не суждено никогда ихъ снова увидѣть; затѣмъ подымается наконецъ и быстро уходитъ.
Было пять часовъ, когда онъ вернулся въ гостиницу.
XVII
Такой же дождь, такая же темная, грустная погода и на другой день. Казалось, вода, стекавшая по желобамъ и бившая въ окна, будетъ течь безконечно; часы шли за часами, прошло все послѣобѣденное время, а небо все еще не свѣтлѣло. Въ маленькомъ саду при гостиницѣ. расположенномъ за домомъ, все было прибито и пригнетено, на землѣ лежали листья, покрытые грязью и сыростью.
Нагель весь день оставался дома, онъ читалъ, расхаживалъ взадъ и впередъ по комнатѣ, по своему обыкновенію, и безпрестанно поглядывалъ на часы. Это былъ безконечный день! Съ величайшимъ нетерпѣніемъ ждалъ онъ вечера.
Какъ только пробило восемь часовъ онъ пошелъ внизъ по улицѣ къ дому Марты. Онъ не предчувствовалъ ничего худого, а между тѣмъ она встрѣтила его со страдальческимъ, заплаканнымъ лицомъ. Онъ сталъ разспрашивать ее, она отвѣчала коротко и уклончиво и не глядѣла на него прямо. Она нѣсколько разъ просила его простить ее и не сердиться.
Когда онъ взялъ ее за руку, она задрожала и хотѣла отнять ее, но наконецъ все-таки сѣла рядомъ съ нимъ на стулъ; такъ просидѣла она въ продолженіе цѣлаго часа, послѣ чего онъ ушелъ. Что случилось? Онъ осыпалъ ее вопросами, просилъ объясненія, но она не могла отдать ему отчета.
Нѣтъ, она не больна. Она только обдумала…
Такъ, значитъ, она подразумѣваетъ именно это, она нарушаетъ свое обѣщаніе; можетъ быть, она не можетъ любить его?
…Да… Только пусть онъ проститъ и не сердится! Она всю ночь думала объ этомъ, всю ночь напролетъ; она и всегда считала это невозможнымъ. Да, она прислушалась къ своему сердцу и боится, что не можетъ такъ любить его, какъ бы слѣдовало.
Ну, значитъ, такъ!.. Пауза… Но не думаетъ ли она, что со временемъ можетъ полюбить его? Онъ всегда будетъ дѣлать для нея все хорошее, что только можетъ, онъ съ радостью докажетъ ей это всѣми способами, какими сама она потребуетъ! Онъ такъ крѣпко надѣялся, что ему посчастливилось, онъ такъ радовался, что ему удалось наконецъ начать новую жизнь. О, онъ былъ бы такъ добръ къ ней!
Это ее тронуло, она прижала руки къ груди, но продолжала пристально смотрѣть въ землю и молчать.
Да, такъ не думаетъ ли она, что онъ заставитъ ее полюбить себя? Послѣ, когда они будутъ всегда вмѣстѣ и когда онъ покажетъ ей, что онъ вѣчно думаетъ о томъ, чтобы доставить ей удовольствіе.
Она прошептала: нѣтъ. Двѣ слезы скатились съ ея длинныхъ рѣсницъ.
Пауза. Тѣло ея вздрагивало. Голубыя жилки вспухли на вискахъ.
Ну, что дѣлать, родная, съ этимъ ужъ ничего не подѣлаешь! Только не нужно плакать изъ-за этого! Вѣдь слезами не поможешь, пусть она проститъ ему, что онъ присталъ къ ней со своей просьбой. Вѣдь онъ желалъ ей только добра.
Она быстро схватила его руку и крѣпко сжала ее. Онъ нѣсколько удивился этой горячности и спросилъ:
— Такъ нѣтъ ли въ немъ чего-нибудь особеннаго, что отталкиваетъ ее? Онъ тогда это измѣнитъ, исправится, если это только въ его власти. Напримѣръ, можетъ быть ей не понравилось…
Она поспѣшно перебила его:
— Нѣтъ, нисколько, нисколько! Но все это, право, немыслимо, я вѣдь даже не знаю, напримѣръ, кто вы такой. Да, я знаю, вы искренни; не поймите только меня превратно…
— Кто я, напримѣръ, такой? — сказалъ онъ и посмотрѣлъ на нее. Вдругъ мысль его пронизало какое-то подозрѣніе: онъ понялъ, что кто-то подкопался подъ ея довѣріе къ нему. что кто-то сталъ между нимъ и ею; онъ сказалъ:
— Былъ кто-нибудь сегодня у васъ?
Она не отвѣчала.
— Да, простите, я бы не долженъ былъ этимъ интересоваться, у меня нѣтъ еще права разспрашивать васъ.
— О, я была такъ счастлива эту ночь! — сказала она. — Боже, какъ я ждала утра и какъ ждала васъ! Ну, а сегодня на меня напало сомнѣніе.
— Не скажете ли вы мнѣ только одно: вы, значитъ, не вѣрите, что я былъ честенъ по отношенію къ вамъ, вы подозрѣваете меня во всемъ и всегда?
