Кнут Гамсун - Мистерии (пер. Соколова)
— Я на двѣнадцать лѣтъ старше, — сказала она.
— На двѣнадцать лѣтъ старше! — воскликнулъ онъ въ восторгѣ отъ того, что она слѣдитъ за его рѣчью, что она еще не совсѣмъ потеряла голову. — Итакъ, на двѣнадцать лѣтъ старше, это превосходно, это прямо восхитительно! и вы думаете, что эти двѣнадцать лѣтъ — помѣха? Да вы, мнѣ кажется, просто съ ума сошли, милая! Но какъ бы то ни было: если бы вы были на трижды двѣнадцать лѣтъ старше меня, — я вѣдь все-таки полюбилъ васъ и прекрасно обдумалъ каждое слово, которое говорю вамъ въ данную минуту, — значитъ, что же изъ этого? Я долго объ этомъ думалъ, да, то-есть не долго, а все-таки уже нѣсколько дней; я вовсе не лгу, вѣрьте же мнѣ ради самого Бога, разъ я такъ убѣдительно прошу васъ. Я много дней это обдумывалъ и не спалъ изъ-за этого ни одной ночи. У васъ такіе чудные глаза; они плѣнили меня съ того момента, когда я впервые увидалъ васъ. Потому что пара глазъ можетъ плѣнить меня навѣкъ до самаго конца жизни; ахъ, однажды одинъ старикъ цѣлую половину ночи держалъ меня въ своей власти своими глазами. Этотъ человѣкъ былъ сумасшедшій… Ну, да это ужъ другая исторія! Но ваши глаза на меня подѣйствовали. Помните ли вы, какъ вы однажды стояли посреди этой комнаты и смотрѣли мнѣ вслѣдъ, когда я уходилъ отсюда? Вы не повертывали головы въ мою сторону, вы только слѣдили за мной глазами, я этого никогда не забуду. Но, когда я однажды послѣ того встрѣтилъ васъ и заговорилъ съ вами, меня тронулъ вашъ смѣхъ. И я не знаю, слыхивалъ ли я когда-нибудь, чтобы кто-нибудь смѣялся такъ сердечно и тепло, какъ вы; но сами вы этого не знаете, и вотъ это-то мнѣ и мило въ васъ, что вы этого не знаете… Опять я болтаю что-то прямо ужасное; я самъ это понимаю, но у меня такое чувство, будто я долженъ безпрерывно говорить, иначе вы мнѣ не повѣрите, и изъ-за этого я волнуюсь. Но если бы только не сидѣли такъ на-чеку, то-есть, ежеминутно готовясь встать и уйти, я бы сталъ краснорѣчивѣе. Пожалуйста, дайте мнѣ опять вашу руку, тогда я буду говорить яснѣе. Такъ — спасибо! Понимаете ли, я ровно ничего больше не хочу добиться отъ васъ, кромѣ того, что я уже сказалъ; у меня нѣтъ заднихъ мыслей. И что же такъ поражаетъ васъ въ моихъ словахъ? Вы не можете постичь, какъ могла мнѣ притти такая безумная мысль; вы не можете постичь, что я… что я… хочу; и вы не находите, чтобы это было возможно?
— Да… но, Боже моей, теперь оставьте это!
— Но послушайте же, вѣдь не заслуживаю же я, чтобы вы еще подозрѣвали меня въ неискренности…
— Нѣтъ, — сказала, тотчасъ же раскаявшись, Марта, — я ни въ чемъ не подозрѣваю васъ, но это тѣмъ не менѣе невозможно.
— Отчего же это невозможно? Или вы уже обѣщали другому?
— Нѣтъ. Нѣтъ.
— Положительно нѣтъ? Потому что, если только вы связаны обѣщаніемъ съ кѣмъ-нибудь другимъ, скажемъ, чтобы хоть кого-нибудь назвать, съ Минуттой…
— Нѣтъ! — громко вскрикнула она и рѣшительно пожала ему руку.
— Нѣтъ? Ну, такъ, значитъ, нѣтъ никакихъ препятствій. Теперь позвольте мнѣ продолжать; вы не думайте, чтобы я стоялъ настолько выше васъ, чтобы препятствіе могло оказаться съ этой стороны. Я ничего не хочу скрывать отъ васъ, я во многихъ отношеніяхъ не таковъ, какимъ долженъ былъ бы быть, да вѣдь вы сами слышали, что говорила фрейлейнъ Килландъ. Вы, можетъ быть, слыхали и отъ другихъ людей въ городѣ, какъ я нехорошъ во многихъ отношеніяхъ. Иногда обо мнѣ судятъ немного несправедливо; и въ общемъ, правда, я человѣкъ съ большими недостатками. Слѣдовательно, вы со своей чистой душой и тонкими, дѣтскими помышленіями стоите безконечно выше меня, а никакъ не наоборотъ. Но я обѣщаю, что буду всегда добрымъ съ вами; повѣрьте мнѣ, мнѣ это не было бы тяжело, для меня было бы величайшимъ счастьемъ доставлять вамъ радость… А, кромѣ того, вотъ что: вы, можетъ быть, боитесь того, что скажутъ въ городѣ? Ну, во-первыхъ, городъ привыкнетъ къ тому, что вы — моя жена; я же съ своей стороны готовъ вѣнчаться въ здѣшней церкви, если вы хотите. Во-вторыхъ, у города и такъ уже есть о чемъ толковать: едва ли прошло незамѣченнымъ, что я уже раза два разговаривалъ съ вами и раньше и что сегодня на базарѣ былъ вмѣстѣ съ вами. Итакъ, разговоровъ будетъ не больше, чѣмъ теперь. Да и не все ли равно, Боже мой? Вамъ должно было бы быть такъ безразлично, что говоритъ свѣтъ… Вы плачете? Милая, неужели васъ огорчаетъ, что я сегодня подвергъ васъ сплетнямъ?
— Нѣтъ, я не о томъ.
— Такъ о чемъ же?
Она не отвѣчала.
Онъ что-то вспомнилъ и спросилъ:
— Если вы находите, что я некорректенъ былъ съ вами? Вѣдь вы же выпили немного шампанскаго. Я думаю, меньше двухъ бокаловъ. Быть можетъ, у васъ сложилось такое впечатлѣніе, что я нарочно выжидалъ случая, когда вы выпьете лишній глотокъ вина, чтобы скорѣе склонить васъ къ согласію? Не оттого ли вы плачете?
— Нѣтъ, нѣтъ, совсѣмъ нѣтъ.
— Такъ отчего же вы плачете?
— Сама не знаю.
— Но во всякомъ случаѣ не думаете, что я замышляю въ какомъ-либо смыслѣ измѣну? Я, какъ Богъ святъ, вдоль и поперекъ искрененъ, повѣрьте!
— Да я вѣрю вамъ; только я чувствую себя чужою для васъ. Вы не можете… не можете желать этого.
Именно, именно онъ желаетъ этого! — И онъ сталъ развивать это дальше, между тѣмъ какъ маленькая, слабая рука ея лежала въ его рукѣ, а дождь стучалъ въ окна. Онъ говорилъ очень тихо. О, они непремѣнно такъ сдѣлаютъ! Они уѣдутъ далеко, далеко, Богъ вѣсть куда, — но только они спрячутся такъ, чтобы никто и не зналъ, куда они дѣлись. Не правда ли, нужно такъ сдѣлать? Затѣмъ они купятъ себѣ хижинку и клочокъ земли въ лѣсу, въ великолѣпномъ лѣсу, или еще гдѣ-нибудь; и это было бы ихъ собственностью, и они назвали бы ее "Раемъ", и онъ бы обставилъ этотъ рай, о, какъ бы онъ его обставилъ! Конечно, вполнѣ можетъ быть, что по временамъ онъ будетъ немного грустить; да, милая, это легко можетъ случиться; ему, пожалуй, придетъ на память одно горькое воспоминаніе; это можетъ случиться! Но вѣдь она тогда будетъ съ нимъ терпѣлива, не правда ли? Онъ будетъ стараться не очень ей это показывать, ни въ коемъ случаѣ, это онъ обѣщаетъ; онъ тогда будетъ сидѣть тихонько и работатъ самъ надъ собою или онъ уйдетъ одинъ въ глубину лѣса, а черезъ нѣсколько времени придетъ обратно. Но никогда не произнесетъ онъ ни одного жесткаго слова въ своей хижинѣ! И они украсили бы ее самыми красивыми дикими растеніями, мохомъ и камнями; полъ устлали бы они пушистымъ можжевельникомъ, который онъ бы принесъ домой. А на Рождество они всегда заботились бы о томъ, чтобы выставить снопъ для птичекъ. Да, какъ быстро шло бы время и какъ они были бы счастливы. Всегда были бы они вмѣстѣ и дома, и внѣ дома, неразлучно; лѣтомъ они дѣлали бы длинныя прогулки и наблюдали бы, какъ все растетъ годъ за годомъ. Боже мой, а сколько добра они дѣлали бы чужимъ людямъ, которые проходили бы мимо! Они завели бы себѣ коровъ, двухъ большихъ, славныхъ животныхъ, которыхъ они научили бы ѣсть изъ рукъ и, между тѣмъ какъ онъ рубилъ бы дрова и воздѣлывалъ землю, она ходила бы за коровами…
— Да, — отвѣчала Марта. Невольно произнесла она "да", и онъ это слышалъ. Онъ продолжалъ:
Но разъ въ недѣлю имъ слѣдуетъ устроить себѣ свободный день и ходить на охоту и рыбную ловлю, вдвоемъ, рука объ руку, она въ короткомъ платьѣ и съ поясомъ на таліи, онъ — въ блузѣ и въ сапогахъ съ пряжками. Какъ бы они смѣялись, какъ громко разговаривали бы, аукались бы такъ, что голоса ихъ звенѣли бы по всему лѣсу. Но только рука объ руку, не такъ ли?
— Да, — сказала она опять, и глаза ея блеснули.
Онъ все больше и больше увлекалъ ее за собою; онъ все описывалъ ей съ такой яркостью, онъ обдумывалъ все, въ головѣ его была каждая мелочь. Онъ придумывалъ даже, какое бы отыскать мѣстечко, гдѣ легко было бы доставать воду; но объ этомъ ужъ онъ позаботится; онъ обо всемъ позаботится, ей остается только ввѣриться ему. Ахъ, у него довольно силъ, чтобы въ самомъ густомъ лѣсу расчистить мѣсто для такого жилища; у него есть пара кулаковъ, вѣдь это она сама видитъ!.. И онъ, смѣясь, сравнилъ свою руку съ ея нѣжной, дѣтской ручкой.
Она предоставляла ему дѣлать съ собой все, что угодно; даже когда онъ погладилъ ее по щекѣ, она не двинулась и все только смотрѣла на него. Тогда онъ спросилъ ее, приблизивъ свой ротъ къ самому ея уху, отважится ли она на это, желаетъ ли она этого? И она опять отвѣтила "да", — задумчивый, мечтательный отвѣтъ, который можно было только прошептать. Но тотчасъ послѣ этого она снова стала колебаться. Нѣтъ, если хорошенько подумать, то это все-таки невозможно. Какъ можетъ онъ этого желать! Что она изъ себя представляетъ!
И онъ сызнова убѣждалъ ее, что онъ желаетъ, да, желаетъ всею волей, какая только есть у него. Ей не придется терпѣть нужды, даже если бы въ первое время ему пришлось и трудненько: онъ станетъ работать за нихъ обоихъ, только пусть она не боится. Онъ говорилъ цѣлый часъ и шагъ за шагомъ разрушалъ ея сопротивленіе. Два раза въ продолженіе этого часа борьбы повторялось, что она закрывала лицо руками и кричала: "нѣтъ! нѣтъ!" Но, тѣмъ не менѣе, она стала сдаваться; изучая его лицо, она, чувствовала, что онъ вовсе не добивается только мгновенной побѣды. Въ такомъ случаѣ, Господи благослови, ужъ если онъ этого дѣйствительно хочетъ. Она была побѣждена, безполезно ей было больше бороться. Наконецъ она сказала ему ясно "да".
