Антон Чехов - Пьесы. 1889-1891
Эта статья немедленно вызвала резкую отповедь со стороны постоянного литературного обозревателя той же газеты, который считал пьесу «одним из выдающихся литературных произведений последнего времени» и заявлял, что Чехову удалось «изобразить современное душевное настроение русского интеллигентного человека <…> и те последствия, которые являются результатом столкновения его идеалов с современной русской действительностью». Критик относил Иванова «к тому же поколению, к которому принадлежал покойный Гаршин, певцом которого был покойный Надсон; это то поколение <…>, которое на своих плечах выносит давление общественных условий настоящего времени <…> Нам, людям провинции, сверстникам и сотрудникам Ивановых, ближе и понятнее та гамма нравственных страданий, через которую они добираются до самоубийства и запоя <…> Мы никогда не позволим себе бросить им в лицо слово „ренегат“, потому что они не изменники своим убеждениям, а глубоко несчастные люди, заслуживающие не укора, а сострадания и поддержки <…> Ясное дело, что гимназия, университет, школы, проекты и т. п. сами по себе не составляют тех мешков, от которых треснула спина Иванова. Но, повторяем, те общественные условия, среди которых интеллигентному русскому человеку приходится проходить науку общественной жизни, эта борьба „в одиночку“, без поддержки, без подготовки к ней, – вот то непосильное бремя, которое надрывает силы Ивановых, заставляет их безвременно гибнуть» («Литературные очерки». – «Саратовский дневник», 1889, 5 апреля, № 75. Подпись: В–ъ).
Критик С. А. Андреевский отмечал в киевской газете, что Чехов затронул своей пьесой вполне жизненный вопрос и показал современного «расшатанного» человека, «дошедшего до болезненной раздражительности», которого «довели до этого состояния самые обыденные мелочи жизни и тупая, пошлая среда…» («„Иванов“ (драма в 4-х действиях А. Чехова)». – «Киевское слово», 1889, 18 мая, № 676. Подпись: Игла).
Симферопольская газета утверждала, что «Иванов – совершенно новый тип, созданный современными условиями жизни и впервые выведенный на сцену Чеховым <…> Таких людей, уставших жить, надломленных и надорванных, всякий из нас знает, и в Иванове все эти особенности получили, может быть, самое яркое выражение <…> и в этом смысле Иванов, может быть, имеет право быть отмеченным как литературный тип» («Театр». – «Крым», 1889, 24 мая, № 60, отд. Фельетон).
Рецензент иркутской газеты также писал о типичности образа Иванова; при этом литературную его генеалогию склонен был вести от Обломова: «Произведение это – первая попытка обрисовать тип интеллигентного человека нашего времени <…> Иванов – представитель того разряда интеллигентных молодых людей нашего времени, которых разъедает рефлексия и, как результат ее, безверие <…> Сам Иванов, не умея объяснить своего состояния и страшась сближения с Гамлетом, все-таки сближает себя с ним. Это, конечно, неверно: в России Гамлетов нет или очень уж они редки, самое большее, что в ней есть – так это Чацкие, но зато в ней много Обломовых, и таким Обломовым, разбуженным на пятнадцать-двадцать лет, и представляется нам Иванов. Но теперь это уже утомленный своей непродолжительной работой, а потому и раздраженный Обломов. Многим, вероятно, непонятен Иванов с психологической точки зрения, потому что автор обрисовал только третий, последний фазис душевного состояния Иванова, фазис апатии и безверия» («Театральная хроника». – «Восточное обозрение», 1889, 12 ноября, № 46. Подпись: Д. .).
В отдельных рецензиях можно найти утверждение «безгеройности» Иванова, деформирующего воздействия обстоятельств на его личность, указания на противоречия в его духовной сфере, на его субъективную «вину». Критик А. И. Введенский одним из первых обратил внимание на эту сторону личности Иванова: «Одни считают его прямо „подлецом“; но читатель видит ясно, что это неправда. Другие смотрят на него снизу вверх, как на нечто высшее, блестящее, отличающееся необыкновенным умом и столь же необыкновенной честностью. Но читатель во второй раз видит, что и это – совершенная неправда. Но если так, скажет читатель, – если неправда, что Иванов нечестен, и в то же время неправда, что он честен и умен, то выходит, что он ни то, ни сё <…> Иванов, читатель это видит, честный человек, а между тем он живет и поступает совсем несообразно с простыми требованиями чести, он умен, но, право, кажется, ничего не делает, кроме глупостей. Можно сказать, что он вечно действует очертя голову. И ничего путного не создается из его действий. Он сознает это, но не в силах побороть себя, заставить себя действовать согласно с разумом, а не подчиняясь первому побуждению безвольной натуры. Он сознает это – и вот перед нами „нытик“, человек, вечно жалующийся на себя и на враждебные обстоятельства, ни пальцем не желающий шевельнуть, чтобы поработать над собою и против враждебных обстоятельств» («Журнальные отголоски». – «Русские ведомости», 1889, 1 апреля, № 90. Подпись: Ар.).
Близка к этой группе высказываний также статья постоянного обозревателя журнала «Артист» критика И. И. Иванова. Определяющей чертой героя пьесы он считал «стремление к мелкому, болезненному анализу всех своих чувств и действий, а также чувств и действий окружающих людей; эта недоверчивость ко всякому своему чувству лишила его сухую от природы душу всякой энергии, заставила считать себя несчастнейшим в мире человеком и не замечать, как эгоистичный нрав его губит и делает уже действительно несчастными близких ему людей, между тем как он за жалостью к самому себе не видит и не хочет знать, кто этому виною: он думает только о себе и драпируется в мантию современного Гамлета. Бессознательная способность губить кругом себя людей в силу свойств своей слабой, эгоистичной природы и составляет основную мысль пьесы» («Театр г. Корша. Заметки и впечатления». – «Артист», 1889, кн. II, октябрь, стр. 107. Подпись: А.).
В рецензии на постановку пьесы в Ярославле, принадлежавшей, видимо, перу М. П. Чехова (см. в кн.: С. . Чехов. О семье Чеховых. Ярославль, 1970, стр. 158), давалась сходная психологическая характеристика Иванова, анализ его «патологического» душевного состояния: «Иванов – сын конца девятнадцатого века, натура нервная, сложная, сотканная из противоречий <…> От средней школы и университета, кроме вороха ненужных знаний или полузнаний и нескольких общих идей, он не вынес ничего. Багаж, с которым выступил Иванов в жизнь, был невелик. Не хватало ни практического навыка, ни осмысленного мировоззрения <…> У Иванова не было нравственных устоев, он руководился лишь нравственным „чутьем“ <…> В нем не было тех отправных точек, тех нравственных навыков, которые давали бы ему возможность ориентироваться в окружающих явлениях» («Северный край», 1899, 30 января, № 56, отд. Театр и музыка).
Отзывы реакционной печати и некоторых других рецензентов отличались откровенно тенденциозными и пристрастными оценками пьесы. В них утверждалось: «Иванов – это клевета на интеллигентного русского человека» («Сын отечества», 1889, 2 февраля, № 32); видеть в нем «изображение какого-то общественного типа, якобы усмотренного и пойманного автором, – совершенно неверно», так как Иванов – не «новый тип», а «субъект психически больной». Он «совершенно необъясним», потому что пьеса «отдает больничною хроникой душевной болезни» и в ней «чувствуется как бы патологическое исследование в драматической форме» («Письмо из Петербурга». – «Московские ведомости», 1889, 5 февраля, № 36. Подпись: К….ий).
Критик В. О. Михневич в своей рецензии на «Иванова» писал, что эта «слабая по концепции, скудная содержанием» пьеса является «клеветой и карикатурой на современное русское общество» и имеет «гораздо более психиатрический интерес, чем драматический», что персонажи ее олицетворяют не типических представителей разных слоев общества, а «людей душевнобольных, разного рода маньяков и психопатов» («Новости и Биржевая газета», 1889, 2 февраля, № 33. Подпись: Клм. Канд.).
По мнению другого рецензента, Иванов – вовсе не ходячий тип, не «продукт общественной жизни», а продукт «личной фантазии» автора, «фальшь» и «утрировка», а вся пьеса – не очерк из действительной жизни, а «картинка нравов из захолустья психопатов» («Ум и правда». – «Гражданин», 1889, 23 февраля, № 54. Подпись: Кольцов; автор, видимо, драматург В. А. Тимашев-Беринг). Критик газеты «День» категорически не соглашался признать в Иванове типичного представителя современного поколения: «Это или выдумка автора или явление, хотя и подмеченное в жизни, но недостаточно наблюденное и не обобщенное, а потому и производящее впечатление чего-то единичного, исключительного, какими бывают редкие формы болезней, не подведенных ни под какой медицинский шаблон при классификации» («День», 1889, 6 апреля, № 306. Подпись: А–ъ).
