Жан Жионо - Гусар на крыше
— А теперь это люди, — сказал Анджело.
— Я ничего не слышу.
— Это не солдаты. Это женщины и дети в своих повозках. Такие же беженцы, как и мы. Их привлек запах смолы.
— Я ничего не слышу, кроме ветра в соснах.
— Ветра нет. Это скрипят оси, а вот голос: он, вероятно, говорит что-то лошади.
— Если бы там были лошади, наши бы их уже почуяли. Я слышу какой-то скрип, но это просто ветка.
— Не думайте, что я напуган птицами, — сказал Анджело, — я вас уверяю, что это люди, которые сейчас нашли укрытие у подножия холма, как и мы.
— А я решительно напугана этими птицами.
— Хотите, перейдем в другое место?
— Это ничего не изменит. От своих ощущений никуда не денешься. У меня просто мороз по коже продирает, но это мои проблемы.
Они провели очень неприятную ночь. Утром Анджело решил пойти посмотреть, действительно ли беглецы расположились у подножия холма. Но не обнаружил никаких следов.
Было уже достаточно светло, чтобы развести огонь, не рискуя привлечь внимание. Прежде всего нужно было найти источник, чтобы налить воды в кастрюлю. Местность ничем не напоминала ту, что Анджело представлял себе ночью. Это была узкая суровая долина, оживляемая лишь красками осени. Две или три убогих фермы стояли у края крохотного распаханного поля. По одну сторону росли дубовые леса, по другую тянулись равнины, усыпанные серыми камнями.
Поднялся ветер. Восход был красным и сулил дождь.
— Я пойду за водой, — сказал Анджело, — подождите меня.
— Я пойду с вами.
— Нет, теперь, когда рассвело, вы можете отдохнуть. И смотрите за лошадьми. Я подойду поближе к этим фермам. Там наверняка есть колодец, но у этих рощ могут быть глаза, и я не знаю, что скрывается подо всеми этими дубами. Поэтому лучше принять предосторожности. Я постараюсь проскользнуть незаметно, и меня не увидят.
«Я был недостаточно решителен, — думал Анджело. — Ах, Джузеппе, ты слишком в меня веришь. Мне кажется, ты ставишь не на ту карту. В том, что касается борьбы за свободу, я тебе в подметки не гожусь.
Что станет с самой крохотной революцией, если я не научусь действовать самостоятельно? Тут старые солдаты дадут мне сто очков вперед. Под огнем противника надо быть твердым как камень. Иначе не выстоишь. Нет, я решительно никуда не гожусь. Обложи я их тогда хорошенько, и эта женщина не дрожала бы от страха, и я тоже».
Он корил себя за то, что всю ночь прислушивался к разным звукам и придавал им значение.
«Если ты хочешь, чтобы из тебя был толк, — говорил он себе, — постарайся ни во что не вдумываться, и тогда легко быть храбрым и производить впечатление. Ты же размышляешь вслух, и всякий знает, что у тебя на уме. Ты не внушаешь доверия. Глупость же всегда творит чудеса. Здесь, во всяком случае, она была бы как нельзя кстати. Крестьяне бы на нашем месте спокойно спали».
Кроме всего прочего, он был очень недоволен, что все эти мысли приходили ему в голову только сейчас, когда он шел вдоль изгородей.
Приблизившись к домам, он заметил, что они гудят как ульи. Из окон и дверей вылетали тучи мух. Он знал, что это значит.
Запаха, однако, не было. Заглянув в один из домов, он увидел знакомое зрелище, но трупы лежали уже, очевидно, не меньше месяца. От женщины остались только огромные кости ног, торчащие из-под мятой юбки, разорванная блузка на скелете и волосы без головы. Череп отделился от тела и закатился под стол. То, что было когда-то мужчиной, кучей лежало в углу. Они, очевидно, были склеваны курами, которые при появлении Анджело сбились в угол и стояли на одной ноге, молча, но вызывающе глядя на пришельца. Тучи пчел и огромных ос покинули ульи и устроили соты и гнезда между печной трубой и очагом.
Анджело услышал выстрел. Он прозвучал очень громко и где-то совсем рядом. Анджело сначала посмотрел на дорогу, потом понял, что стреляли около их маленького холма. Он помчался туда.
Молодая женщина, бледная как смерть, стояла с пистолетом в руке.
— В кого вы стреляли?
Она попыталась рассмеяться, но лицо ее исказила гримаса, а по щекам лились слезы. Зубы у нее стучали, и она, вся дрожа, смотрела на Анджело, не в силах выговорить ни слова. Ему уже случалось видеть в таком состоянии — лошадей. Он нежно погладил ее, успокаивая и подбадривая. Наконец в глазах, полных слез, испуг сменился нежностью, и молодая женщина, вздохнув, отвернулась.
— Я понимаю, что это нелепо, — сказала она, нервно отстраняясь от Анджело. — Но такого со мной больше не случится. Это было нечто настолько непривычное, что меня охватил ужас. Я стреляла в птицу. Когда вы ушли, она стала очень настойчивой и очень вкрадчивой. Я никогда не слышала ничего более ужасного, чем эта убаюкивающая песня, которую она без конца мне повторяла. Я чувствовала себя с головы до ног облитой сладким сиропом, и глаза у меня закрывались. Я только на секунду уступила этому желанию, и она была уже на мне. От нее исходило зловоние. Она ударила меня клювом вот сюда.
Около глаза у нее была маленькая царапина.
Анджело подумал: «У этого стервятника наверняка полон клюв заразы. Не знаю, передается ли холера таким путем?» Он был в ужасе.
Он заставил молодую женщину выпить водки. И сам тоже отхлебнул большой глоток. Потом тщательно продезинфицировал маленькое красное пятнышко, совсем пустяковое, просто чуть поцарапанная кожа.
— Сматываемся отсюда, — сказал он. — Извините, я некрасиво говорю, но тем хуже. Там, на фермах, только мертвые. Это место опасно. Я даже не стал искать воду, когда увидел, в чем дело. Пошли.
Они двинулись через сосновый лес вдоль гребня гор.
— Знаете, что это была за птица? — спросила она.
— Нет.
— Ворона. Нам всю ночь объяснялись в любви вороны, и вот одна из них утром решила перейти к действиям, и я глупо в нее выстрелила.
— Это не глупо, — ответил Анджело. — Давайте лучше перезарядим ваш пистолет, когда мы немного успокоимся. Я никогда раньше не слыхал таких голосов у ворон.
— Я тоже. Я очень устала от этой бессонной ночи, и, когда вы ушли, я, вероятно, задремала с открытыми глазами, но я никогда раньше не слышала, чтобы птица так ко мне обращалась. Это было отвратительно и в то же время невыразимо обольстительно. Это было ужасно. Я все понимала и чувствовала, что я уступаю, что я соглашаюсь. Только при первом ударе клюва я взвыла и схватилась за пистолеты. Честно говоря, даже ее зловоние не вызывало у меня отвращения.
— Не думайте больше об этом, — довольно резко сказал Анджело.
В лесу было тепло и очень светло, несмотря на пасмурное небо, которое, казалось, сулило дождь. В дыхании ветра уже чувствовалась влага. Среди очень высоких, редко растущих сосен теснилась молодая поросль.
Они вышли на опушку. Внизу видна была красная глина долины и шпалеры довольно большого виноградника. Между двумя водоемами, под очень высокими платанами, уже тронутыми осенней медью, расположилась крупная ферма: хозяйский дом с зелеными ставнями, сараи, овчарни и служебные постройки. Над хозяйским домом вилась струйка дыма, над сараем — другая. Стало быть, люди там были живы.
Они спустились по крутой тропе. Молодая женщина была хорошей наездницей, а главное, хотела загладить свой выстрел. Внизу они обнаружили аллею, ведущую через виноградники прямо к высоким платанам. Все было в образцовом порядке и свидетельствовало о постоянных трудах и заботах.
Они легкой рысью приближались к источнику, когда вдруг человек, сидевший около водоема метрах в пятидесяти от них, крикнул им, чтобы они остановились, и одновременно вскинул на плечо ружье.
После утренних событий Анджело чувствовал себя уже в самом сердце своей родной Италии, а потому он перевел лошадь на шаг и ехал верхом, не обращая внимания на нацеленное ружье.
— Ни с места, или я всажу в вас порцию свинца, — крикнул мужчина. Он был молод и, хотя давно не брился, а руки его были черны от грязи, не без элегантности носил хорошо сшитую охотничью куртку и очень красивые сапоги.
Анджело, ничего не отвечая и сжав зубы, двинулся на него. Он не сводил глаз с черного кружка направленного на него дула и очень грязного пальца, готового спустить курок.
Он подошел к молодому человеку, тот стремительно отступил, продолжая кричать, чтобы он остановился.
— Что вы злобитесь? Мы не сделаем вам ничего дурного. Мы просто хотели бы попросить воды.
— Мы не желаем, чтобы приближались к нашей воде. Мы ничего ни у кого не просим, пусть и у нас не просят.
— Мне кажется, что это для вас слишком сложно, — ответил Анджело, — но у меня нет ни малейшего желания добавлять неприятностей ни вам, ни вашим домашним. Есть тут поблизости другой источник, где мы могли бы наполнить свою кастрюлю?
— Идите в деревню.
— Ну тогда не взыщите. Я не намерен отправляться к дьяволу, если кому-то вздумалось меня туда послать.
