Дом у кладбища - Джозеф Шеридан Ле Фаню
Ввиду всего вышесказанного не приходится удивляться безмятежному, радостному настроению Дейнджерфилда. Тетя Бекки два или три раза прошлась с Дейнджерфилдом туда-сюда. Лицо ее выражало надменную серьезность. Ее спутник скалился и, по обыкновению, энергично сыпал словами. Видя это, крепыш Клафф ощутил тревогу и обиду. Днем раньше он долго наблюдал в бинокль с лесистой возвышенности в парке за расположенным на противоположном берегу белмонтским лугом: там под тополями медленно прогуливался Дейнджерфилд, беседуя с тетей Бекки. Уже тогда Клаффа насторожил задумчивый вид обоих. В толстяке Клаффе взыграла желчь, он проклинал Дейнджерфилда в глубине своей завидущей души и спрашивал себя, какой черт принес хитрого старого управляющего именно сюда, за три сотни миль от его жилья, чтобы перехватить у него, Клаффа, облюбованный им кусок, в то время как Лондон кишмя кишит – э… да что уж там! – богатыми старухами. Клафф не мог простить Дейнджерфилду своих уже понесенных и грядущих весьма значительных затрат на пополнение зверинца мисс Ребекки какаду и пеликаном. Эти подарки были не чем иным, как ответной мерой: Клафф любил деньги ничуть не меньше, чем любой другой офицер на службе Его Величества, и, если бы не провокация со стороны Дейнджерфилда, не потратил бы на подобное безумство и шестипенсовика – скорее предпочел бы, чтобы эти два вида вымерли вслед за додо. «Собака! Вообразил, что один способен играть в эту игру!» – злобствовал Клафф. Но его донимало беспокойство и горькое предчувствие, что в придачу к уже приобретенным райским птицам потребуется еще полсотни окаянных пернатых, в отсутствие каковых зверинец недостаточно полон, и что в этом дорогостоящем соревновании Дейнджерфилд способен залететь куда выше и дальше его. Подумав о таком позорно-бессмысленном расточительстве, Клафф снова мысленно обозвал Дейнджерфилда дураком. При прощании с Дейнджерфилдом тетя Бекки произнесла (как показалось Клаффу) слово «завтра». Завтра! И что же будет завтра? Она говорила тихо, не для посторонних ушей, а когда возвращалась, вид у нее был взволнованный и задумчивый и щеки чуть зарумянились. У Клаффа возникло чувство, что тетя Ребекка ускользает у него из рук, и ему захотелось взять этого самодовольного потасканного щенка Дейнджерфилда за шиворот и утопить в реке. Но пусть на душе у Клаффа скребли кошки, нельзя было упускать, быть может, последнюю возможность покрасоваться в блеске любезности, остроумия и галантности – труд нелегкий, но Клафф взялся за него и не пожалел усилий.
Когда навстречу Стерку сверкнули из толпы очки Дейнджерфилда, доктор думал о чем угодно, только не о музыке. Рыболов тут же пробрался через толпу и приветствовал нашего универсального гения. Миссис Стерк ощутила, как по крепкой мускулистой руке мужа, на которую она опиралась, быстро пробежала мелкая дрожь, – в таких случаях миссис Стерк говорила себе: «Вскинулся». Затем миссис Стерк услышала за спиной голос Дейнджерфилда. В скором времени хирург и великий визирь с головой погрузились в разговор. Стерк просветлел, принял деловой, значительный вид, много и с жаром говорил. Он предоставил супруге в одиночестве присматривать за детьми и служанкой, а сам перешел на другую сторону улицы. Наттер молча мрачно наблюдал, как Стерк с Дейнджерфилдом указывали – когда тростью, а когда просто пальцем – то в одну, то в другую сторону, оглядывали, оживленно беседуя, владения арендаторов Дика Фишера и Тома Трешема и «Дом Лосося»; затем они взошли на крыльцо Трешема, чтобы стена на другой стороне улицы не мешала им видеть реку и все объекты на ближнем берегу. Как показалось Наттеру, они обсуждали будущие изменения и усовершенствования. Стерк извлек даже записную книжку и карандаш и начал что-то зачитывать Дейнджерфилду, а тот делал заметки карандашом на обратной стороне какого-то письма; в лице Стерка проглядывало радостное возбуждение; Дейнджерфилд хмурился, слушал внимательно, снова и снова кивал. Diruit, ӕdificat mutat quadrata rotundis[34] у Наттера под самым носом, не спросив его мнения! Подобная наглость непереносима. Это не что иное, как намеренная демонстрация, публичная отставка от дел. В ревнивой душе Наттера вскипало адское варево гнева и подозрений.
Выше я упомянул, что миссис Стерк ощутила в руке медика телеграфические подергивания, невидимый сигнал тревоги, который мозг – центр управления – иногда посылает на периферию. Поскольку я невзначай упустил из виду эту мельчайшую из мелочей, то надеюсь, что мой досужий и снисходительный читатель разрешит мне в немногих словах изложить кое-что, к ней относящееся, в ближайшей главе.
Глава XXVII
Вокруг доктора Стерка сгущаются тревожные тени
В то время, о котором я веду рассказ, доктору Стерку два-три раза снились странные сны, и по этой причине он втайне пребывал в подавленном настроении. «Слегка пошаливает печень, – думал доктор, – и, ясное дело, самую малость разыгралась подагра». Потроха из офицерской столовой, его любимое блюдо, не шли ему на пользу, равно как и кларет, не следовало также слишком часто есть на ужин горячее – а таким образом он питался чуть ли не все семь дней в неделю. Так что Стерк, возможно, был прав, приписывая свои видения сплину, печени и желудку. Однако неприятные сны упорно сидели в памяти, порождая хандру. Доктор сделался молчалив, раздражителен и внушал бедной кроткой хлопотунье миссис Стерк еще больший, чем обычно, ужас.
Сны! Какому разговору более пристал эпитет «пустопорожний», чем разговору о снах! Однако разве не случалось нам наблюдать, как временами самые разные люди – и серьезные, и веселые – с весьма довольным видом выслушивают эту дикую чушь. Сдается мне, очень многие, будь то мудрецы или сумасброды, втайне питают тревожное подозрение, что в снах заключен некий смысл, некий знак; им кажется, что сон – не просто набор случайных символов, а язык добрых и злых духов, которые нашептывают нашему спящему мозгу свои послания.
Кошмары доктора Стерка повторялись со зловещим постоянством; человека, не склонного к несварению желудка, они могли бы уже до некоторой степени выбить из колеи. Шесть лет назад умер и был похоронен на соседнем кладбище сержант Том Данстан, не питавший к доктору добрых чувств, поскольку тот добился его разжалования военным судом. Так вот, этот самый Том Данстан теперь как бы воскрес и в
