Алан Милн - Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник)

Она закончила школу. Она вернулась к пастору. Птолемей и Тит наконец принесли дивиденды, и обе ее сестры вышли замуж. Некоторым сюрпризом стало то, что пастор объявил вдруг о собственной помолвке. Возможно, он дожидался, когда уберет с глаз долой старших девочек – слишком уж они привлекали внимание к его возрасту. Имея жену, дохода которой хватало на содержание конюшни, и устроив двух дочерей (отец невесты – невесте: «Чек и лошадь»), он мог себе позволить щедрость к Джилл. Настало время, когда он мог позволить себе дать ей верховую лошадь и выдать замуж, как пристало одной из Морфрейев.

– Пожалуй, я предпочла бы зарабатывать на жизнь сама, – сказала Джилл. – Можешь мне дать двести фунтов в год?

– Это ты называешь зарабатывать на жизнь? – хмыкнул пастор. Он развел локти и надул грудь. Сегодня утром он чувствовал себя как никогда здоровым и бодрым.

Джилл объяснила четвероклашке, что сперва должна получить профессию, а это потребует и денег, и времени.

– Но если хочешь, пусть будет сто. Рискну сказать, что справлюсь.

Пастор поборол искушение бросить ей «удваивай или уходи» и предложил поделить разницу.

– Большое спасибо, отец, – сказала Джилл. Еще до того как вошла в денник, она решила, что хочет как раз сто пятьдесят фунтов.

Вот так она попала в Лондон. Она научилась машинописи и стенографии, она сдала экзамен на библиотекаря, она проработала год в мастерской модистки, она брала уроки немецкого и испанского языков. Французский у нее всегда был хороший – за французский в школе тети Клары дополнительную плату не брали. Теперь она была готова зарабатывать себе на жизнь, а ей еще только двадцать один год. Со столькими дипломами и гарантированными ста пятьюдесятью фунтами в год она чувствовала себя очень уверенной в себе…

Такова была ее история. В общих чертах она изложила ее Барнаби в «Савойе» между устрицами и кофе.

– Большое спасибо, – искренне сказал он. – Очаровательно, что вы позволили мне почувствовать себя давним другом семьи.

– Вы сами напросились.

– И очень этому рад. А теперь… как вам нравится?

– Что?

– Жизнь?

– Спасибо, очень.

– И какую ее часть вы намерены провести в «Проссерсе»?

– Самое позднее до среды.

– И тогда мы вас лишимся?

– Вы довольно долго без меня справлялись.

– Даже представить себе не могу как. – Он посмотрел на часы. – Наверное, нам пора возвращаться. – Он щелкнул пальцами, прося принести счет. – Позвольте сказать, я получил больше удовольствие от ленча.

– И я тоже. Вы не против, если я пойду припудрю носик? Встретимся снаружи.

– Ладно. Это наверху, если вы не… я хочу сказать, крайне неприятно… О, но вы, наверное, знаете.

Когда она поднялась, он тоже встал, спрашивая себя, нет ли у нее комплекса независимости. Она не желала знать, во что ему обошелся ее выбор. Она не желала видеть, как он оплачивает счет. Та тетя, решил он, наверное, была сущая гарпия.

Он все еще размышлял о странностях жизни, когда со сложенным листком бумаги к столику подошел официант. Но это был не счет.

– От мисс Марр, мистер Раш. Она только что ушла.

С внезапной тревогой Барнаби сообразил, что полтора часа не думал о Хлое.

«Кто она, дорогой? – писала Хлоя. – Я отчаянно ревную».

Глава XIII

1

На следующее утро Хлоя поднялась рано.

– Это почта, Эллен? – крикнула она из ванной. – Что-нибудь волнующее?

– Уйма счетов, – мрачно отозвалась Эдлен.

– Надо будет как-нибудь это уладить.

– Одно от мистера Раша… Опять этот мистер Хиндж… О, и одно от миссис Клейверинг! И какой-то новенький, это будет…

– Скорее всего Бейзил. Он поэт, я тебе не рассказывала?

– По виду не скажешь, но ему лучше знать. Еще страховка на машину… Да, кстати, в прошлом месяце мы получили последнее уведомление.

– Проклятие, выпиши чек, ладно? И принеси мне письмо мистера Раша. Остальное положи где-нибудь.

Эллен принесла письмо в ванную.

– У вас опять вода слишком горячая, – сказала она сквозь пар.

– Зато жир сгоняет, – ответила Хлоя, протягивая руку из ванны. – Лучше позвони, чтобы принесли завтрак. Я через минуту выйду.

Барнаби писал:

«Прекрасная, дорогая моя!

Она дочка священника. Ее фамилия Норваль. На холмах Лоумшира[79] ее отец питает свою паству медоточивыми текстами, которые учат сельского моралиста умирать в торжественной уверенности, что восстанет для блаженства («Милтон, Грей и Ко» под редакцией Б. Раша). Теперь расскажи, с кем была ты. И не забудь, красавица, что в четверг у нас ленч.

Она читала медленно, сперва с легкой улыбкой, потом хмурясь. Она уронила письмо на коврик, потом поглубже ушла в воду, потом протянула за ним мокрую руку, снова прочла и снова уронила. Вытираясь, она развлекала себя попытками подобрать его пальцами ног и положить – не сгибая ногу – на тумбочку у зеркала. Второй ногой она повторила все в обратном порядке, что было гораздо сложнее. Возбужденно позвала Эллен потом пробормотала: «О, не важно», – и вернулась к упражнениям с письмом без зрителей.

В спальне она порвала его на очень маленькие клочки и бросила в корзинку для мусора.

– Завтрак вот-вот подадут. Я велела принести яйцо, пойдет вам на пользу. До ленча вам еще долго ждать, – сказала Эллен. – Вы только что звали?

– Ты могла бы подобрать листок бумаги пальцами ноги и положить на тумбочку в ванной, не сгибая колена? – Хлоя вскрывала и читала остальные письма.

– Нет.

– А я могу.

– Вы моложе меня. И у вас ноги длиннее.

– Возможно, в этом дело. Посмотри, что у меня на четверг. На время ленча.

Заглянув в книжицу, Эллен сказала:

– Мистер Раш.

Хлоя сделала удивленное лицо.

– Где чек? Надо бы его подписать. Запиши Крокстон на следующую субботу.

Отложив письмо Китти и вскрыв письмо от Бейзила, она пробежала глазами изящные строчки, а потом затолкала листок в ящик туалетного столика, глянула на начало и конец однодневного творения Хинджа и бросила его в корзину.

– Вам, наверное, пора одеваться? – предложила Эллен и, достав карандаш, перевернула страницу. – Уик-энд, Крокстон, – сообщила она и стала ждать с занесенным над книжицей карандашом.

– Проклятие, каждый месяц приключается. Кажется, ты их куда-то затолкала.

– Не глупите, мисс Марр.

– Все кругом сплошная глупость, если хочешь знать мое мнение. Лучше уж в Крокстон, чем куда-то еще. Запиши. Чек у тебя?

Она оделась, она позавтракала, она собралась, ее машина ждала внизу. С последним предостережением Эллен вести осторожно, потому что она не застрахована «или страховой агент заявит, что вы не застрахованы», на которое она бросила: «Обязательно, дорогая. Буду хорошей девочкой!» – Хлоя уехала.

2

Закутанный в плед Иврард Хейл сидел, откинувшись в шезлонге на верхней палубе первого класса, и, поглощая полуденный суп, беседовал с миссис Понт-Пэдвик. Ему не слишком нравилась миссис Понт-Пэдвик, но нравились мысли о Хлое, на которые она его наводила. Через неделю он повернется, и перед ним… будет Хлоя. Таким счастливым он не чувствовал себя уже много лет.

Миссис Дора Понт-Пэдвик была вдовой «Эласто-пояса Пэдвика». В восемнадцать лет ей выпала привилегия представлять «Эласто-пояс» «в многочисленных его элегантных разновидностях» заинтересованным представительницам своего пола; и хотя ей полагалось говорить: «Только посмотрите, что творит «Эласто-пояс» с моей фигурой», большинство зрительниц сразу понимали, что фигура Доры творит с «Эласто-поясом». Чтобы заставить зрителей вспомнить и о Пэдвике, на сцену вместе с Дорой выходила пухленькая толстушка, воплощавшая принцип Утянутой Дородности, улыбками и ямочками подчеркивая, что и к другим талиям тоже может вернуться надежда. На мгновение Лили и Дора становились для зрительниц своего рода символами «До» и «После», пределов, в которые укладываются все научные изыскания.

Однажды на показе объявился джентльмен. Дора вернулась в гримерную, чтобы переодеться из модели «Сильфида» в «Виолетту», хихикая: «Ах-ах, там джентльмен!» Она считала, что должна быть шокирована, но находила, что испытывает приятное возбуждение. Несколько минут спустя вернулась в «Диане» Лили и расстроенно сказала: «Это всего лишь старый Пэдвик». И хотя мистер Пэдвик мог похвастаться благородными сединами, короткой бородкой и беззаветной преданностью своему бизнесу, даже он был не лишен человеческих качеств. «Виолетта» убедила его, что его вдовство чересчур затянулось.

Они зажили со всеми удобствами, но скромно в маленьком домике в Саттоне. Когда муж умер, Дора с удивлением обнаружила, что имеет две тысячи фунтов в год пожизненного дохода. Назвавшись миссис Понт-Пэдвик и заменив «Эласто-пояс» другим корсетом, она покинула Саттон.

– Только не сочтите за снобизм, сэр Иврард, – сказала она, – но я решила, что с меня Саттона довольно.