Эмма Донохью - Падшая женщина
Мэри недоверчиво подняла бровь.
— Значит, с Геттой вы этого не делали?
— О, делала, конечно. Я делала так с ними со всеми — ну, во всяком случае, когда не забывала. И трое других были мальчиками. — Ее голос вдруг зазвенел, как хрусталь. — По крайней мере, я так думаю, потому что один из них… понимаешь, было слишком рано и нельзя было сказать наверняка. Первый из наших мальчиков дожил до шести лет, — живо добавила она.
— О, вот как?
— А потом он подхватил лихорадку в шахте.
— Где это? — спросила Мэри, немного подумав.
— В лесу, за пастбищами. Возможно, мне не следовало называть его Орландо. Слишком обременительное имя для маленького мальчика. — Миссис Джонс замерла и уставилась на свою иглу, воткнутую в мягчайший бархат. — Но Томас решил, что все дело в нездоровом воздухе в шахте. Вот почему он никогда не позволял Грандисону помогать шахтерам. К тому времени мы уже потеряли всех остальных. Томас говорил, что с Грандисоном все будет по-другому. Что он будет учиться на ошибках других, и заботиться о своем здоровье, и вырастет настоящим джентльменом и гордостью нашей семьи. — Она слегка задрожала, словно ветка на ветру.
Мэри продолжала шить, то и дело бросая на миссис Джонс встревоженные взгляды. Наконец она не выдержала и положила ладонь ей на юбки.
Миссис Джонс благодарно сжала ее руку. Ее глаза блестели от непролитых слез.
— Не обращай на меня внимания. Я просто глупая женщина со слишком чувствительным сердцем, — тихо сказала она.
Мэри решила переменить тему разговора, чтобы дать хозяйке прийти в себя.
— Что за человек отец Дэффи? — безразличным тоном спросила она.
— Кадваладир? О, даже не знаю.
— Я думала, вы с ним знакомы?
— Разумеется, так и есть. Именно поэтому мне трудно описать его в двух словах. Бедный Джо, — со вздохом заметила миссис Джонс. — Он неважно выглядит. Неудивительно — за ним ведь некому присмотреть. Он не женился аж до тридцати лет. А потом наконец нашел себе невесту — нездешнюю, она жила где-то за Абергавенни. И что же? Не прошло и года, как она умерла в родах! Я слышала, что ребеночка пришлось вырезать из ее живота, — с ужасом добавила она.
— Выходит, Дэффи никогда не знал матери?
Миссис Джонс покачала головой.
— Они с отцом справлялись в одиночку. Хотя я старалась помогать бедному мальчику, чем могла, и бог знает сколько раз он играл у меня здесь, в мастерской. Боюсь, что именно тут он и проникся нашим ремеслом.
— Ага.
Эти темные глаза так и светятся умом, подумала миссис Джонс.
— Значит, когда он подрос…
— То заявил, что не желает служить под началом отца в вонючей старой таверне, а собирается работать на Томаса Джонса.
Мэри улыбнулась; сверкнули ярко-белые зубы.
— И разразилась война?
— Ты себе не представляешь! Он способный парень, наш Дэффи, надо отдать ему должное. И отлично управляется с ножом и иголкой. Томас бы без него не справился.
Мэри помолчала.
— А теперь… — начала она. — Кадваладир, у него… как вы полагаете, мог бы он жениться во второй раз?
— Уверена, что нет. — Эта мысль показалась миссис Джонс почти забавной.
— А он мог бы… — Мэри слегка покраснела. — Он мог бы иметь дело с дурной женщиной? Вроде Салли Моул, когда она была еще жива?
Миссис Джонс бросила на нее суровый взгляд.
— Мэри! Как ты можешь говорить такое о нашем священнике, слуге Господа!
— Я только спросила, — заметила Мэри.
— Достаточно только взглянуть на Джо Кадваладира, и любому станет ясно, что это невозможно, — ответила миссис Джонс уже чуть мягче. — От него так и веет одиночеством. Ну, словно… луком пахнет.
Мэри задумчиво кивнула и вдруг снова сменила тему разговора. Миссис Джонс уже начала привыкать к этим неожиданным переходам.
— Я должна вам в чем-то признаться, мадам.
— Что такое?
— Я уехала из Лондона в большой спешке, и я… осталась кое-что должна.
— Долги, Мэри? — Игла миссис Джонс замерла.
— Только один, — торопливо заверила Мэри. — Плата за комнату. Видите ли, когда мама заболела, она была уже не в состоянии зарабатывать, и, конечно, нам было нечем платить за жилье, а наша хозяйка на Черинг-Кросс… — Она замолчала.
— Ты хочешь сказать, она не простила долг умирающей? — с негодованием спросила миссис Джонс.
Мэри грустно покачала головой.
— Сколько ты должна ей, дитя мое?
— Около фунта, — почти прошептала Мэри. — Я знаю, это очень дурной поступок — сбежать не заплатив… но мне было некуда идти, не к кому обратиться, только к вам. А теперь я все время думаю об этом…
— Ну конечно, — пробормотала миссис Джонс.
— …то есть, я хочу сказать, меня мучает совесть. Я не смогу успокоиться до тех пор, пока не отошлю хозяйке деньги.
Что за сокровище эта девочка, подумала миссис Джонс. Всего пятнадцать лет от роду, но мудрости хватит на женщину вдвое старше.
— И я решила… подумала… возможно, вы сможете дать мне фунт стерлингов вперед? В счет моего заработка?
— Даже не знаю, — протянула миссис Джонс. — Видишь ли, Мэри, у нас это не принято. Никаких денег на руки до конца года, таково правило. И вряд ли Томас согласится его нарушить.
Мэри уныло кивнула.
Но миссис Джонс уже знала, что собирается сделать. Она чувствовала небывалую легкость и восторг одновременно.
— Но у меня кое-что отложено на случай непредвиденных расходов, — шепнула она в самое ухо Мэри. — И если я выдам тебе фунт в счет будущего жалованья из этого запаса, нам незачем будет беспокоить Томаса, не так ли?
Снова эта быстрая ослепительная улыбка.
— Так мы и поступим, Мэри. Тебе больше незачем волноваться. Это будет наш маленький секрет.
Мэри порывисто схватила руку хозяйки и прижала ее к губам. Мягкие, как у ребенка, подумала миссис Джонс.
На этот раз Мэри велела мальчишке из «Вороньего гнезда» сразу позвать хозяина — да поворачиваться побыстрее. Когда вошел Кадваладир, она выступила на свет. Да, это правда, подумала Мэри, глядя в его усталые глаза. Вполне возможно, последние двадцать лет он не касался ни одной женщины — кроме нее. А значит, болезнь он мог подхватить только от нее, и нет смысла притворяться и делать вид, что она тут ни при чем.
— Снова ты, — презрительно протянул Кадваладир. — Невинная дева.
Мэри облизнула пересохшие губы.
— Мы оба сделали то, чего не следовало делать, преподобный, — почти прошептала она.
— Преподобный я только по воскресеньям. — Он угрожающе сдвинул свои косматые брови. — А здесь я — хозяин.
— Ну, как бы там ни было, — примирительно сказала Мэри. — Болезнь, что вы получили, быстро излечивается. Пройдет, будто ничего и не было. Так что я обещаю не говорить никому ни слова — если и вы промолчите.
Кадваладир мрачно улыбнулся и оперся о стойку.
— У нас с вами разные обстоятельства, мисс. Что касается меня — мои прихожане давно знают, что я обыкновенный мужчина из плоти и крови. А известно ли твоим хозяевам, что ты шлюха, — вот вопрос.
Мэри прикрыла глаза. Она так давно не слышала этого слова, что на мгновение оно будто выбило почву у нее из-под ног.
Кадваладир наклонился поближе. В его дыхании чувствовался крепкий запах пива.
— Джейн Джонс! Из всех женщин ты выбрала именно ее, чтобы воспользоваться ее добротой! Интересно, как ей понравится новость о том, что она приютила под своей крышей потаскуху?
В ней вдруг вспыхнул гнев. Если бы сейчас в кармане у Мэри оказался нож, она бы не задумываясь вонзила его Кадваладиру в грудь. Но она открыла глаза и увидела перед собой старого разбитого человека. Конечно же ему хотелось ее наказать — не за триппер и не за деньги, но за ночь на вонючем матрасе в Коулфорде, за то, что она притворилась девственницей и заставила его снова почувствовать себя молодым и опасным.
— Пожалуйста, — с усилием выговорила она. — Пожалуйста, не надо. Мне нужно сохранить это место.
Он сложил руки.
— Я придумал, как ты можешь отдать мне долг.
— Да? — с любопытством спросила Мэри. Возможно, ей удастся сохранить деньги в кармане.
Он кивнул на кучку пьяных, сгрудившихся в самом темном углу.
— Один заезжий спрашивал сегодня девушку. Я сказал ему, что с тех пор, как померла Салли Моул, у нас в городе их нет.
Мэри замерла в ожидании.
— Салли обычно отводила их в комнату над конюшней. — Он мотнул головой. — Лестница там, за домом.
Ну конечно. Можно было догадаться и раньше. Он просто хотел ее унизить.
— Шиллинг мне, шиллинг тебе, — добавил Кадваладир. — С такой ценой ты быстро выплатишь мне этот фунт.
Мэри позволила себе улыбнуться. Очень медленно она сунула руку в карман, вытащила оттуда несколько монет и положила их на стойку.
— Большое спасибо, — с наслаждением сказала она. — Вы очень добры, но в этом нет нужды. Вот ваши деньги, преподобный.
